Замок пепельной розы. Книга 2
— Только семечку? — Его волшебные руки замерли, почти дойдя до моих локтей. О боги, что же такого сказать, чтоб не останавливался? В записках Тилль ничего не было на тот случай, когда непонятно, что вообще происходит — то ли ты мужчину соблазняешь, то ли уже он тебя.
Я слегка склонила голову к правому плечу и шепнула:
— Нет. Не только.
— Хорошо.
И он убрал руки.
Ну вот и где твои советы, Тилль, когда они так нужны?! Я одна не справляюсь. Все мои поступки и слова приводят к прямо противоположным результатам.
Дорн обошёл меня и уселся-таки на своё место во главе стола. В непроницаемом взгляде, который уже казался чёрным, а не серым, было что-то странное, чему я определений не нашла. Но это заставляло всё тело наливаться тяжестью и сладостью. Все посторонние мысли и терзания как-то разом выбило из головы. Из вечной своей обращенности одновременно в прошлое и будущее, из постоянного пребывания в болоте из копаний в уже прошедшем и терзаний за ещё не случившееся, меня вдруг резко выдернуло в такое странное и волнительное сейчас.
Я невольно облизала пересохшие губы.
В мертвенной тишине прозвучал звук, похожий на хруст, и я не сразу поняла, что это. Мне было невыносимо жарко.
Не отрывая взгляда от мужа, как загипнотизированная, я наощупь взяла салфетку и промокнула капли пота, стекающие в декольте.
Свечи погасли совсем.
На мгновение наступила кромешная тьма. Ни лунный, ни звёздный свет не осмеливались проникать в этот зал через плотно задёрнутые шторы. Но я не успела испугаться — потому что прямо перед нами разгорался ярче и ярче магический камень.
А хруст был оттого, что матово-стеклянная оболочка растрескалась, и сквозь неё пробились прозрачные, будто ледяные веточки, наполненные жидким призрачным светом.
Он бросил бледный отблеск на лицо моего мужа.
Кажется, семечко пустило не только корни, но и ростки!
— Потрясающе, оно поверило нам! — воскликнула я, и тут же испуганно прижала ладони к губам. Забубнила с досады сквозь пальцы: — Ой… Прости, я всё порчу! Оно же догадается…
— Элис. — Муж одним весомым словом заставил меня замолчать. Я просто с ума сходила от того, как моё имя звучало в его исполнении. Мне сразу хотелось ничего не делать и не говорить, а просто слушать и щуриться от удовольствия по-кошачьи. Словно догадавшись, он повторил снова: — Элис, дорогая. Всё в порядке. Успокойся.
Он подался вперёд, и в плену его взгляда я уже не могла пошевелиться. Это был магнит куда более мощный для меня, чем все камни мира со всем их хвалёным волшебством.
— Я провёл всю прошлую ночь за этим столом. Думал и думал… Даже разговаривать пытался с камнем. И знаешь — мне кажется, семечко реагирует вовсе не на слова. Вернее, их оно даже не воспринимает.
— И… на что же… реагирует семечко?..
Вместо ответа Дорн выбросил вперёд руку, схватил мою правую ладонь и резко потянул на себя, так что я вынуждена была сократить оставшуюся дистанцию меж нами, оказавшись почти нос к носу. Игра явно выходила из-под контроля. Хотя кого я обманываю? Это была пьеса, для которой мне с самого начала не выдали сценария.
— Сейчас проверим одну мою догадку, — муж сверкнул на меня глазами загадочно из-под полуприкрытых век.
Свободную руку он поднял к моему лицу и медленно обвёл большим пальцем контур губ.
Мне запрещено задавать вопросы.
Но в этот миг я задаю тысячи их взглядом. Что ты делаешь? Почему? Это всё ещё игра, или уже… И я мучительно ищу, ищу ответы в его глазах, ставших чёрными как ночь, во время нашего неспешного сближения.
Слишком серьёзный, слишком непроницаемый, как всегда — и даже мои безмолвные вопросы остаются без ответа.
Я тихо вздыхаю и прикрываю глаза. Как там говорилось в наших свадебных клятвах? Жена отдаёт себя в руки супруга и доверяет ему свою жизнь и заботу о себе… самое сложное для такой одиночки, как я. Настоящий подвиг с моей стороны. Но я попытаюсь довериться. Пусть не до конца — но быть может, такое ненастоящее доверие как раз будет под стать нашему ненастоящему браку.
Из-под ресниц слежу за тем, как приближается его лицо. Чувствую запах его кожи. И безумно хочу почувствовать вкус. Притяжение медленное, но такое мощное, каким бывает, наверное, притяжение планет перед столкновением. Оставит ли оно после себя такие же разрушения? Выйду ли я после этого поцелуя с чёрной дырой вместо сердца? Чёрной дырой, в которую провалится моя жизнь.
За мгновение до он останавливается, медлит, и я уже паникую, что передумал. Но горячие губы опускаются на нежную кожу справа от моих губ, почти на самый уголок. Я невольно ахаю и выгибаюсь в ту сторону — едва сдерживаюсь, чтобы не повернуть голову так, чтобы мы совпали правильно, совпали идеально. А он всё не торопится, и я тоже решаю не торопить. Слишком нежно, слишком пьяно, слишком долгожданно прикосновение его губ. Даже такое.
Они сухие, терпкие, и немного колется чуть отросшая щетина. Обе ладони уже на моей шее, и одна скользит вверх, ныряет мне в волосы. Тянет ещё ближе и вверх, и я почти уже лежу животом на столе, судорожно вцепляясь пальцами в край столешницы. Что-то упало на пол со скатерти, что-то разбилось, но мне всё равно.
Поцелуй под самое ухо, потом в шею. Они становятся быстрее, жарче, как будто Его сиятельство теряет контроль, и одна за другой падают стены его сдержанности. Тогда я решаю помочь этому замечательному разрушению. Выгибаюсь, вытягиваюсь кошкой из-за стола — к нему. Кажется, с треском рвётся где-то ткань моего шикарного платья, которую я ненароком придавила тяжёлым стулом. Пусть. Я всё равно никогда больше не решусь надеть столь нескромный наряд.
Перебираюсь к мужу на колени. Его взгляд с прищуром, приоткрытые губы, тяжёлое дыхание — я всё делаю правильно.
Моё сбитое с ритма сердцебиение, исцелованная шея, ключицы и ниже… я, наконец, понимаю, зачем в подобных платьях делают такие вырезы. Чтобы проще было подставлять ложбинку жадным губам.
Я почти в обмороке, у меня кружится голова и всё, что удерживает от падения — его руки. И в этом тумане из нежности и страсти мне вдруг хочется его ударить, хочется прокричать — когда же, ну когда ты меня уже поцелуешь по-настоящему?
Кажется, за моей спиной что-то происходит. Я чувствую какое-то движение. С едва слышным хрустальным перезвоном тянется ввысь росток нашего Замка. И темнеет вокруг. Я вижу, как ширится тень на полу, укрывает нас с моим мужчиной целиком. Становится немного страшно. Я пытаюсь обернуться и посмотреть — но Дорн не пускает.
— Тише. Не надо. Всё хорошо, — бормочет мне в шею, и я зачем-то киваю и крепче вцепляюсь в его плечи. Сжимаю пальцы до боли — просто, чтобы почувствовать, что всё по-настоящему, что это действительно происходит со мной.
А потом начинает дрожать пол. Сначала едва заметно, а потом по-настоящему вздрагивать. Я слышу тихий звук, похожий на ворчание большого зверя. Он идёт откуда-то… от стен зала вокруг нас, от потолка — такого высокого, что он совершенно теряется в темноте в столь поздний час.