Его одержимость (СИ)

Я обращаю внимание, что наша с ним одежда так и валяется на полу в углу.
Хватит. Пора прекращать чувствовать тошноту каждый раз, как я о нем думаю. Иначе он меня жестоко накажет.
Это война. Если я хочу выжить, хватит скрываться от проблем. Нужно спрятать все свои эмоции глубоко-глубоко и жить умом.
Вчера я рассортировала журналы на более и менее отвратительные. Те, которые еще можно читать, и совсем приторно-сладкие. 
Я беру журнал из первой стопки и открываю его на рецепте пирожков. Надеюсь, сейчас сестры и Хуан хотя бы не голодают. 
Обычно Рейес отправляет деньги с посыльным сразу. И тот еще предупреждает всех, чтобы никто не смел грабить семью изуродованной Рейесом девушки.
Интересно, когда мой мучитель сегодня заявится? И может ли случиться, что он не придет вообще?
Пока прошли только сутки из тех пяти, что отвел доктор Хименес.
Мои мысли прерывает Луиса. Она приносит поднос, на котором стоит тарелка с рисом и рыбой. А еще кувшин сока и чашечка кофе. На другой тарелке лежит хлеб.
Я изображаю, что сильно увлечена журналом и не смотрю, как Луиса расставляет посуду на столе. А потом будто невпопад спрашиваю:
— Господин просил мне что-нибудь передать? И да — прибери наши вещи в душевой. 
Луиса кивает.
— Просил, госпожа. Он сейчас принимает важного гостя. А когда гость уйдет, господин Рейес придет к вам. Готовьтесь.
— Хорошо. Можешь идти.
Аппетит у меня полностью пропал. 
Но я ем через силу, радуясь, что Луиса принесла не только еду. 
В карманах ее передника новые шампуни и гели, а яблочные она уносит с собой.
Почему-то я ощущаю это как маленькую победу над Рейесом.
А в следующий миг у меня мурашки бегут по телу: неужели важный гость — это тот самый родственник Рейеса?
Что они друг другу рассказали? 
* * *
В конце концов я всерьез увлекаюсь чтением. Дома я не могла вот так праздно листать журналы, да и денег на них у нас никогда не было. Все, что попадало мне в руки, было зачитано другими девушками до дыр.
Я изучаю, как связать детский джемпер, мысленно примеряя его к младшим сестренкам по очереди, когда в комнате вдруг появляется Диего Рейес.
В отличие от Луисы, дверью он не хлопает. Может, все дело в том, что ему ее открывает один из моих охранников с тупым лицом. А у самого Рейеса руки заняты какими-то коробками.
На вид коробки дорогие, не простая картонка.
Я невольно поднимаю на Рейеса взгляд. В его черных глазах вопрос и предвкушение.
Неужели надумал меня чем-то пытать, наслушавшись родственника?
Я вся сжимаюсь, и взгляд Рейеса нехорошо меняется, а его суровое лицо мрачнеет.
— Значит так, чика. У нас новые правила игры.
Ах, для тебя это все просто игра, ублюдок? Я молча сглатываю и незаметно сжимаю ладонь в кулак. 
Придет время, когда страдать будешь ты, Рейес. А я… нет, пожалуй, я не стану, как ты. Нельзя запросто шутить человеческими жизнями. Никому это не позволено. 
Даже возомнившим себя невесть кем бандитам.
Но, кажется, родственник тут ни при чем.
Рейес ставит коробки прямо на стол, за которым я сижу. Я читаю названия брендов на них, и эти надписи мне ни о чем не говорят.
Или внутри что-то отвратительное, или слишком дорогое, раз я даже не знаю такие марки.
И сам Рейес такой же. Не моего круга. 
Но он подобрался ко мне слишком близко.
От него снова пахнет алкоголем и какими-то благовониями. То ли он был в помещении, где их курили, то ли это парфюм. 
Мне он не нравится. Запах Рейеса забивается в ноздри и мешает сосредоточиться.
А сам Рейес отодвигает стул, садится напротив меня и смотрит сначала на мою грудь, а потом мне в глаза.
— Ты без лифчика, чика. Сильно нравится меня дразнить?
Он замолкает, а я не хочу отвечать. Его может взбесить что угодно.
Рейес, как дикий зверь, который укусит в любой момент. Бешеный и злой.
— Отвечай мне. Новое правило такое: теперь ты можешь говорить свободно. Но если оскорбишь меня, тебя ждет неизбежное наказание.
Тоже мне новое! Я аккуратно интересуюсь:
 
— Откуда мне знать, что для тебя оскорбление, Рейес?
Его жуткие черные глаза похожи на черные лучи, прожигающие мою кожу.
— Не хочешь выяснить, какое наказание, чика?
Я пожимаю плечами.
— Наверняка что-то болезненное и унизительное. 
«Ты же не можешь иначе», — это я не произношу.
Рейес прищуривается.
— Раздевайся. 
Я так и знала. Правильно, что не надела жмущее белье. 
Я поднимаюсь из-за стола.
— Можно тебя спросить?
Рейес кидает на меня удивленный взгляд, а я на мгновение замираю. Надо же: иногда и он испытывает нормальные чувства!
— Да, — отвечает вкрадчиво.
Нет, Рейес. Ничего милого я у тебя не спрошу.
— Когда ты меня отпустишь? 
  
Глава 8. Белье. Диего
 
ДИЕГО
Все-таки Раулито дубина. Будь я хорошим братом, сказал бы ему, к чему приводит занюхивание всякой дряни.
Но мне выгоднее, если он сдохнет, и я молчу.
В последние полчаса нашей встречи этот долбанутый отлип от подаренной шлюхи и болтал, что у меня в поместье развелись очень наглые мартышки.
Обезьяны — вездесущие твари, но они уж точно особо не бегают по пустым крышам домов.
Так что я честно смотрел на него, как на дебила. Но виски почти не пил и ничего не ляпнул.
Когда я накопаю достаточно доказательств, урою его. А пока что открытая война с их кланом мне не нужна. Я сильнее, зато их больше.
Теперь Раулито, наконец, убрался, и я смогу навестить свою чику. Примерить на нее все, что купила Франциска.
У сестры Рамоса неплохой вкус. Я приплатил ей за услугу, а в следующий раз думаю сам свозить ангелочка в магазины. 
Если этот раз, конечно, будет. 
Смирная и послушная Анхела Рубио — совсем не то, что мне нужно. Она — лишь тень дьяволицы, царящей у меня в голове и вызывающей адский стояк. Той, от кого я хочу избавиться. 
Сраная жизнь. Она как-то совершенно блядски устроена. Только любовь вечна, а любимые всегда уходят слишком рано.
Не хочу думать о том, что мои — особенно. 
Это последствия пьянства. Я становлюсь сентиментальным и думаю, что я, наверное, какой-то особенный урод, раз в моей жизни все повернулось вот так.
Братьев нет, сестер нет. Я — единственный поздний ребенок. Отец очень любил маму. Если у него и бывали шлюхи, ублюдков не завел.
Родителей тоже теперь нет, светлая им память.
Клары нет.
Никого и ничего нет. Только хозяйство, люди и бляди. 
Никто меня не любит, да и не за что. Я не девка, чтобы любить за смазливую рожу. Да и она-то не особо красивая. Так, сойдет.
Сейчас у меня есть только долбаный порочный ангелочек. И для нее я — воплощение мирового зла. 
Так какого хера я ее держу? А сладкая потому что. Как представлю, что ее отпущу и не буду больше видеть эти бесстыжие голубые глаза, так в сердце что-то щемит, и тошно становится.
И ебать пока больше никого не хочется. Только ее одну, пусть нельзя.
Блять. Надо спросить у Хименеса, чего так долго. Может, мазь какую ей выпишет или не знаю там, что.
Я же изведусь иначе.
Ладно. Сегодня как-нибудь потерплю. Или не потерплю, если она меня заведет и сама напросится. Я ее дико хочу даже такую, какая она сейчас, когда притворяется послушной.
А уж о той, которая кусает меня за губу и размазывает мою кровь по своим, и говорить нечего.
Это проклятие какое-то.
Блять. А ведь она говорила. А я не поверил. 
Но теперь уже насрать.
Я захотел ее себе сразу, как увидел, а остальное — херня.
Правда, есть одна существенная проблема. Клара.
Я не хочу путать мысли о любимой с похотью к этой девке. 
 
Никто не заслуживает смерти в пятнадцать, в самом расцвете. А Клара… Мы только поцеловались пару раз. Я боялся оскорбить ее хоть чем и думал, что у нас вся жизнь впереди.