Сестры. Мечты сбываются

Они незаметно миновали дом, где за столом под зеленой лампой осталась лежать его тетрадь и шли уже по мягкой поселковой дороге вдоль леса. «Дойдем до того столба, – загадала Света, – и я спрошу его, почему он меня позвал гулять».
Но сзади раздался треск мотоцикла, и они одновременно повернулись на звук. Их, хорошо разогнавшись, догонял Семен. Левой рукой он держал руль, а правой чем-то размахивал. В сумерках было не разобрать чем. Пронесшись мимо, он крикнул «Лови!» и ударил матадора по плечу. Света успела заметить в его руке что-то вроде книжки. Ее спутник вдруг напрягся и сделал движение догнать мотоцикл, но остановился.
– Спер тетрадь, гад! – ругнул он Семена.
Они повернули назад, в деревню, но треск за спиной повторился, из сумерек снова вынырнул Семен и помчался прямо на них. Света с наездником бросились в противоположные стороны, Семен вывернул руль и с треском направил мотоцикл прямо на Филиппа. Тот отскочил. Это начинало напоминать корриду. Один уворачивался, другой, развернувшись, кидался в погоню. Место было открытое, ровное, бежать было некуда. Бой мог продолжаться бесконечно. Когда Семен в очередной раз проносился мимо, Света уловила запах его дыханья. Он был в стельку пьян и отчаянно весел. Успевал размахивать тетрадью и издавал воинственные крики.
Филиппу надоело уворачиваться, и он прихватил на обочине толстый сук. Когда Семен в очередной раз наехал, он с размаху врезал по мотоциклу. Фара разлетелась вдребезги, резко стало темно. Семен выругался, развернулся и снова нажал на газ. Наездник встал посреди дороги. Стало ясно, что бегать он больше не собирается. Семен, стиснув зубы, мчался на таран, Филипп, окаменев, не двигался с места. Света закрыла глаза от ужаса. Раздался звук удара, снова треск мотора. Семен несся по темной дороге, ее спутник лежал на земле, рядом с ним валялась тетрадь.
Света бросилась к лежавшему. Глаза его были закрыты, тело неподвижно. Метнувшись туда-сюда и поняв, что поблизости никого нет, она грохнулась на колени посреди дороги и заревела. Слезы текли ручьем, она схватила его за воротник и принялась трясти: «Ты не умер! Не умер!». Через минуту он открыл глаза, и Света испуганно отшатнулась. Он молчал, словно о чем-то думал, смотрел в небо, где уже засветились звезды, потом спросил:
– Так говоришь, нет у тебя парня? А это кто был?
– Семен.
Света вытерла слезы рукавом куртки. Он поднялся и попробовал шагнуть. Это удалось с трудом. Сильно хромая и опираясь на Светино плечо, он доковылял до дому. Мотоцикл ударил по надкостнице и проехал по ноге. «Ничего страшного, – сказал он. – Травмой меньше, травмой больше, уже ничего не решает».
В доме по-прежнему было пусто и горела зеленая лампа. Света расправила постель и усадила его. Сняла ботинки.
– Так и погибнуть можно ни за грош... – сказал он. – В деревне какой-нибудь. Где телевизор не смотрят. – И улыбнулся: – А ты говоришь «звезда»!
Света не говорила «звезда». Она слова не могла вымолвить, точно заклинило. Действительно, ведь пьяный Семен мог и убить. И в тюрьму сесть. Ему на все плевать. Хуже нет этих отчаянных, как Семен или Алик. Все беды из-за них. Из-за них погибают лучшие.
– Как же тебя зовут? – спросил он. – Скажи уж теперь, раз так получилось.
– Света.
– А меня Филипп.
– Думаете, я не знаю? – Света слегка покраснела.
– Может, ты телевизор не смотришь. А дружок у тебя лихой.
Света помогла ему освободиться от куртки, подложила под ногу подушку, как он просил, и потушила свет. Домой идти не хотелось. Хрупко же все. Все хрупко. И вдруг вернется пьяный Семен? Надо прислать кого-нибудь, чтобы присмотрели, а лучше бы он ей разрешил остаться самой.
– Что не уходишь? – спросил он. – Поставь мне воды на табурет и иди спать.
– Можно я тут останусь?
– Нельзя. Ты несовершеннолетняя. И вообще... та еще штучка.
Хотя лица в темноте было не различить, Света поняла, что он шутит. Налила воды, поставила, как он велел на табурет, и пошла в Петькин дом. Там поджидала не на шутку рассерженная Дина. Но на Свету упреки в исчезновении не подействовали. Она сидела безучастная и как будто вовсе не понимала, о чем с ней говорят. Погуляла, называется. Дине стало ее немного жалко. Сидит насупленная, волосы растрепались, думает о чем-то.
 
– Света, а Свет...
– Ну.
– Пожалуйста, не отвечай мне «ну». Ну – это ничего. О чем ты сейчас думаешь?
Ответом ей было молчание.
– Горюешь об этом джокере?
– Каком еще джокере? Ты у черного Юры таким словам выучилась? Хотела сказать жокее? Так он на самом деле тренер.
– Ну и что? – возразила Дина. – Пусть хоть кто, мне все равно. Ты же его лучше. Во- первых, красивей, а во-вторых, моложе. Подумаешь, на лошадях он скачет и по телевизору один раз показали...
– Спасибо, конечно. Только ты пальцем в небо попала. Заметила, какие у него грустные глаза?
– Ну и что такого? Что в этом хорошего, спрашивается...
– Ничего, – Света опустила голову и замолчала.
Дина думала, что же это за любовь такая, просто тоска зеленая. Невыносимо даже смотреть. Вместо того чтобы радоваться, Светка хмурится. Джокера нашла себе тоже невеселого. Зачем, спрашивается, нужна такая любовь? Вот ей, допустим, нравится Илюша, так с ним весело, он все время новое придумывает. Через гаражи прыгать или костер палить. Или пластиковые бутылки топтать. Дина задумалась о том, что сейчас делает Илюша, с кем дружит. Ничего, даже если он пока с Олей Яницкой, когда она вернется, все будет по-прежнему.
Света пришла к его дому, как только встала. Да и спала ли она вообще? За окном суетились Юля и женщина-фельдшер в халате. Они делали компрессы, заставив весь стол баночками, коробками и пузырьками. Посреди этого натюрморта красовалась запыленная, побывавшая в бою тетрадь с воспоминаниями о Париже. Постояв на улице, Света зашла внутрь. Лицо у него было бледней обычного, широкие брови почти сошлись возле переносицы.
– Ночью болела нога, – сказала Юля.
Сделав обезболивающий укол и поставив компресс, все разошлись. Света осталась, тихо села в угол и смотрела. Филипп незаметно уснул.
Она слышала его ровное дыханье, глядела в окно, где на площадке шла обычная тренировка. Без него работали недолго, видимо, не справлялись. Иногда Юля прибегала, бесшумно пробиралась к постели, смотрела, поправляла компресс, исчезала. Света просидела без воды и питья полдня, спина одеревенела, но уйти казалось невозможным. Вот уйдет она и что будет делать? Куда отправится? Чем займется?
В полдень он проснулся, открыл глаза и спросил:
– Не устала здесь сидеть?
– Нет.
– А что ты вообще тут делаешь? Я имею в виду в Брусянах. Почему не в школе?
– Правду? – исподлобья взглянула Света.
– Только.
Света, немного подумав, ответила честно. Что все произошло по вине Дининого отца. Из-за него им приходится скрываться, что родня от них отказалась, а мама просила ждать, пока их разыщут, и не пытаться самим вернуться домой. Вся страшная и запутанная жизнь последних дней промелькнула перед глазами, как в ускоренном кино.
Праздник в доме Алика, где мама танцевала с ним «Как упоительны в России вечера...», «дом мертвеца» с синими шторами, где она стучала зубами на балконе, прижимая к себе Динку, чердак архитектора с пятью пустыми диванами и вор Максим, которого Слава пинал ногами, электричка, не пустивший в свой дом Валерка, сгоревшая дача рыбака Мелентьева, спасительница Зина и дом бабы Паши, халупа Семена, дом Арсения и нынешний, уже седьмой по счету, после цыганского, приют.
 
Когда она рассказывала, Свете не казалось все это как прежде сплошным испытанием. Все выглядело трудностями, которые можно было перетерпеть. А как вынести чары стрелка? Что делать с желанием бросить все и отправиться его искать? Что делать, куда бежать и спасаться? Но никто за ней и не гонится. А лучше бы гнался.
Филипп выслушал все до конца: