Тайна золотых статуй

 
УИЛФРИД СОВЕРШЕННО НЕВЫНОСИМ, А ЭНН СОВЕРШЕННО НЕПРЕДСКАЗУЕМА
Мальчик притащил полное ведро и со стуком поставил его у ног Энн.
– Хочешь посмотреть моих ручных жуков? – предложил он довольно миролюбиво.
– Весьма признательна, – отвечала Энн, – но вынуждена отказаться. Терпеть не могу жуков.
– Да пойдем, посмотрим! – принялся уговаривать ее Уилфрид. – Там есть два – знаешь какие красивые! Ты с ума сойдешь! Я даже дам тебе их подержать, если попросишь. Это так забавно и приятно, когда крошечные лапки прохаживаются по твоей руке.
– Я ничего не имею против жуков, пусть живут и здравствуют, но я не хочу, чтобы они прохаживались по моей руке, – проговорила бедная Энн, которая на самом деле сильно побаивалась всего того, что про себя называла «ползучим». – Дай мне пройти, Уилфрид. Был бы ты хорошо воспитан, ты бы отнес это ведро в дом вместо меня.
– А я вообще никак не воспитан, – заявил Уилфрид. – Мне все об этом говорят. Но, как бы там ни было, я не прикоснусь к твоему ведру, если ты не полюбуешься моими жуками.
– Да сойди же ты наконец с дорожки! – раздраженно воскликнула Энн, поднимая тяжелую бадью.
Уилфрид невозмутимо отошел в сторону и сел у невысокого раскидистого куста. Потом он зачем-то лег на траву и сунул голову под куст. Энн почувствовала себя весьма неуютно. Уж не намерен ли чертов мальчишка позвать своих жуков, чтобы она сошла с ума от радости при виде их красоты? От страха девочка не могла двинуться с места. Как загипнотизированная, она опустила на землю ведро и застыла, не сводя глаз с куста.
Жуки оттуда, к счастью, не появились, но зато на свет Божий показалось кое-что другое. Из-под кустов выползла большущая неуклюжая жаба и преспокойно уселась перед Уилфридом, глядя на него с величайшим дружелюбием.
Энн ничего не могла понять. Откуда Уилфриду было известно, что под кустом находится жаба?
А жаба зачем вылезла? Специально чтобы посмотреть на мальчишку? Девочка дрожала, по-прежнему не в силах шевельнуться. Господи! Она так не любит жаб и лягушек! «Я знаю, – думала бедняжка, – у них прекрасные, выразительные глаза, они умные и поедают всяких вредных мошек, но я не могу заставить себя даже приблизиться к ним… Силы небесные! Уилфрид щекочет ей спинку, и она почесывается в том месте, где щекотно, точь-в-точь как человек!»
– Да подойди же ты сюда, наконец, – обернулся к девочке Уилфрид. – Поздоровайся с моей ручной жабой. А я за это отволоку твою бадейку в дом.
Энн поспешно ухватилась за ручку ведра, собираясь бежать прочь и боясь, что Уилфрид может высвистеть из-под куста еще что-нибудь столь же привлекательное, например парочку змей. Вот чудовище! Боже правый, хоть бы братья и Джордж поскорее вернулись! А вдруг у мальчишки есть боа-констриктор? Или где-нибудь живет маленький крокодильчик? Или… Да нет, она болтает глупости. Ничего такого просто не может быть. Это ее дурацкие фантазии… Но все-таки пусть они побыстрее возвращаются!
К ужасу девочки, жаба тем временем вскарабкалась Уилфриду на ладонь и теперь смотрела ему в лицо уже оттуда. Глаза у нее и вправду были великолепные. Но Энн решила, что с нее достаточно, и бросилась к дому, расплескав по дороге минимум полведра.
«Если бы я была такой же смелой, как Джордж! – твердила она себе уныло. – Если бы у меня был ее характер! Джордж отнеслась бы к жабе абсолютно спокойно. А я дура. Надо научиться любить всех тварей, живущих на земле… Батюшки! Какой огромный паучище в углу раковины! Сидят, разглядывает меня во все свои восемь глаз!..»
– Уилфрид, Уилфрид! – закричала девочка. – Ради Бога, иди скорее сюда, убери паука из мойки!
Уилфрид не спеша вошел в комнату, к счастью, без жабы. Протянув к пауку руку, он как-то по-особому щелкнул пальцами. Раздался странный короткий звук. Паук мгновенно встрепенулся, поводил несколько секунд вокруг двумя своими маленькими смешными антеннами и пополз через всю раковину к руке мальчика. Энн содрогнулась от отвращения. Это было уже просто невозможно вынести. Она зажмурилась, а когда открыла глаза, поблизости не было ни паука, ни Унлфрида.
«Наверно, учит его танцевать или чему-нибудь еще в том же духе, – думала Энн, стараясь заставить себя улыбнуться. – Не могу представить, за что они все его любят – насекомые, животные, птицы. Лично я терпеть не могу этого мальчишку. Будь я кроликом, или жуком, или сорокой, я бы убежала от него за тысячу миль. Чем он так притягателен для всех этих существ?»
Уилфрид не появлялся, за что Энн была ему от души благодарна. Можно было наконец продолжить уборку.
– Приведу в порядок чердак, где будут спать мальчики, – громко сказала она себе самой. – Потом помою пол в гостиной. Надо еще переписать продукты, хранящиеся в кладовой. А затем протереть окошко наверху. Оно, кажется, грязное. Я… Боже мой! Что за непонятный шум во дворе?
Внизу громко тараторили сороки. Звук был резкий, но не то чтобы неприятный. Энн выглянула в маленькое окошко.
Вот это картинка! Невиданный аттракцион предстал ее глазам. Под окном, распростерши руки в разные стороны, стоял Уилфрид. На каждой руке у него восседало по сороке. Еще одна обосновалась у мальчика на макушке! Она что-то с воодушевлением стрекотала, а сама все время поворачивалась вокруг собственной оси, маленькими лапками ероша густые светлые волосы Уилфрида.
– Выходи! – крикнул Уилфрид, заметив Энн. – Я скажу одной из моих сорок, чтобы она и у тебя на голове посидела! Это такое замечательное ощущение. Или, может, хочешь подержать на руках маленького кролика? Знаешь, какое удовольствие! Обнимешь его, прижмешь к себе… Я могу тебе это устроить с помощью моей дудочки.
– Не хочу я сороку на голове, – с отчаянием произнесла Энн. – Если можно, пусть действительно придет хорошенький крольчонок. Это мне будет по душе.
Уилфрид резким движением смахнул сорок с обеих рук и с силой потряс головой, отчего третья птица, не переставая верещать, взлетела на дерево. Он сел на землю и вытащил из-за пазухи маленькую забавную дудочку. Дудочку-свисток, как окрестила ее Энн. Девочка смотрела сверху, словно зачарованная; таинственные плачущие звуки, взмыв в небо, снова коснулись ее ушей. Силы небесные! – она обнаружила, что ноги сами несут ее к двери. Может быть, дудочка волшебная, может, это магическая сила заставляет идти к Уилфриду не только птиц и зверушек, но и людей?
Она остановилась в дверях и в тот же миг увидела, как из высокой травы выпрыгнул крольчонок. Очаровательное, смешное, пушистое создание с крохотным хвостиком и большими ушами. Крольчонок подбежал к Уилфриду, покрутился, покрутился и в конце концов уютно пристроился рядом, уткнувшись носом мальчику в ногу. Тот погладил его, что-то бормоча при этом. Потом негромко сказал Энн:
– Видишь, вот крольчонок, о котором ты просила. Хочешь, подойди и погладь его!
Энн тихонько двинулась вперед по траве, уверенная, что, завидев ее, зверек немедленно умчится прочь. Но Уилфрид продолжал ласкать малыша, и тот, не отрываясь, глядел на него большими немигающими глазами. Энн наклонилась, хотела коснуться мягкой шерстки, но тут крольчонок, испуганно отпрянув в сторону, в один миг скрылся в траве.
– Ну надо же! Почему он меня боится? – Энн была искренне огорчена и раздосадована. – К тебе-то он прильнул без всякого страха! Уилфрид! Как ты сумел добиться от них – от всех от этих жаб, сорок и кроликов – такого доверия?
– Вот уж этого я тебе ни за что не скажу. – Уилфрид поднялся с земли. – Дома есть какая-нибудь еда? Я проголодался.
Довольно бесцеремонно оттолкнув Энн, он вошел в коттедж и направился прямо к кладовой, откуда вскорости возвратился, неся в руках консервную банку и кекс. От кекса он немедленно отрезал здоровущий кусок, даже не поглядев при этом на Энн.
– Что ж ты и мне не отломил хоть немножко? – с укоризной в голосе спросила девочка. – Ты действительно грубиян и невежа.
– И прекрасно. Мне очень нравится казаться грубияном и невежей, – усмехнулся Уилфрид, вгрызаясь в черствый кекс. – Особенно типам, которые будто с неба сваливаются ко мне в дом, хотя их никто туда не приглашал.