Операция "Драконьи яйца"

Кто же мог знать, что с тестовым прогоном всё пойдёт не так? Сначала на неё обратят внимание все. То есть совершенно ВСЕ. И юноши, и девицы. Особенно девицы. И если парни в основном прятали глаза, стоило их застукать за созерцанием эффекта, который щедро демонстрировал её не слишком удавшийся артефакт, то сокурсницы в большинстве зеленели от злости, и слышать шипение с фырканьем Петре приходилось теперь со всех сторон. Как в самой тёмной глуши змеиного лога. Жутко. А для неприметного человека, привыкшего комфортно скрываться в чужой тени, попросту невыносимо.
Во-вторых, к вечеру первого дня эксперимента выяснилось, что грудь не снимается. И вроде бы даже приросла, потому что ощутимо чесалась.
А к обеду второго дня обнаружилось, что то ли формула, вложенная в неё, была нестабильна, то ли в произношении слов Петра напутала, хотя этим же днём на лекции Дракон Евсеевич как раз говорил о неспрягаемых глаголах, то есть они должны были работать! В общем, грудь стала вроде бы уменьшаться и медленно сползать, приобретая попутно такую тяжесть, словно в неё вложены были все драконьи словари разом.
И вот теперь она стояла перед профессором Палицей, не зная, куда девать глаза, раздавленная этой неудачей и отчаянно нуждающаяся в новой груди, потому что встреча с контактом ещё не состоялась, а без груди о ней вовсе можно было и не мечтать.
— Кроме вас полно других дел, а вас приходится искать по всему замку, — продолжал распинаться профессор. Петре было очень интересно, зачем ему было её искать. Мог бы послать кого-нибудь. Только б не Татовича. Он её и без поисков сегодня убить был готов на ровном месте. Знать бы ещё, за что. Ну и плевать, не до него ей сейчас. Хотя, конечно, искал её Дракон понятно зачем — кому попало такую старую книжку не доверишь. А Палица всё не унимался: — Одна половина курса в бешенстве, другая почти в коме. Делайте, что хотите, но чтобы завтра же всё было по-прежнему! — Петра в отчаянии закрыла глаза, в которых застыли жгучие слёзы. Если бы она только могла! — Сначала наворотят, а потом ищут, кто за них разгребёт, — внезапно смягчившись, проворчал Дракон. И с поистине горестным вздохом велел: — Показывайте, что у вас там. Да не краснейте. Раньше надо было краснеть, когда выдумывали вот… такое!
— Мо…может, лучше к Нинандре? — в отчаянии побормотала девушка, отвернувшись. Стесняться было в общем-то нечего, но с Нинандрой вся эта нелепая ситуация не выглядела бы такой катастрофой.
— Профессор Лоевская вас тоже по голове не погладит. Вам придётся поделиться со мной этой драматичной историей. Обещаю, что дальше меня она не пойдёт.
Петра опять вздрогнула, оглянувшись на Палицу через плечо, слишком хорошо понимая, что можно и не желать ни с кем поделиться секретом, но если кто-то очень хочет его узнать, он найдёт для этого способ. Но о собственных способах она распространяться, конечно, не собиралась.
— И глазищами не сверкайте. Вы знаете, что они у вас очень говорящие? Тренироваться держать взгляд надо, а не то замучаетесь. Люди будут хотеть вас сожрать и за меньшее, а уж за упрямство и звёзды в глазах тем более! — Петра отчаянно покраснела, понимая, что прямо сейчас она бы многое отдала, чтобы послушать ещё про свои глаза и про звёзды, но заметив понимающую ухмылку Палицы, мысленно отвесила себе оплеуху. Совести у Дракона не было ни на ноготь. — Так вот, не сверкайте! Менталистам я не по зубам, а никто другой в здравом уме ко мне соваться не станет. Разве по глупости. Сами понимаете.
Петра понимала куда больше, чем хотела бы, чтоб рассказали её «очень говорящие» глаза. Например, что у профессора вторую неделю болит зуб, потому что он застудился на сильном ветру, когда шёл по руслу Ратицкого ручья между холмами. Что ему там понадобилось в дождливое ненастье и почему он не взял с собой сменных сапог, Петра ни за что бы не решилась выяснять, но прогулку ту в окружающих професстора образах видела. И видела, что голову его наполняли отчаянные младенческие крики, от которых зубная боль делалась совсем нестерпимой.
А что к лекарю Дракон не пошёл — это правильно, потому что зуб выдерут, а болеть всё равно не перестанет.
Или что манера сутулиться и подскакивать при ходьбе — чистой воды показуха, и верят в неё разве только первогодки, которые Дракона ещё не раскусили.
Или что всеобщий язык для профессора неродной. Хотя знает он его отменно. Но думает он на другом. А вот на каком, Петра ещё точно не определила. Что-то неуловимо знакомое, но понять было пока невозможно. Не хватало опыта и словарного запаса. Это она тоже хотела бы посмотреть в библиотеке.
Может, нужно было просто спросить? Или он ей за это голову оторвёт? А не только то, что у неё неудачно отвисло.
Всё же с Нинандрой было бы проще. Ей хотя бы не пришлось объясняться, зачем. А если бы и пришлось, объясняться с женщиной о гипотетическом интересе к мужскому полу ей казалось всё-таки проще.
Петра решительно выдохнула, будто в прорубь сиганула, и быстро расстегнула пуговицы на блузке внизу. До рёбер. Этого должно было хватить, чтобы обозначить проблему.
— Что вы использовали, как основу? — поинтересовался Невтон Евсеевич, деловито осматривая её… ладно, пусть будет "неудачный эксперимент". Ни с чем более смущающим и смешным сталкиваться ей прежде не приходилось. Смотреть, как серьёзный профессор прислушивается к чему-то, склонив голову в бок, взвешивая на ладони белый объёмный мяч, было, если уместить впечатления в одно слово — ужасно. — Похоже на мячи для поло. Для зимнего… — задумчиво уточнил Дракон.
— Они и есть, — буркнула красная, как флажок над госпиталем Ратицы, Петра.
— Отличный выбор, — похвалил к ещё большему смущению девушки преподаватель. — Вес как раз оптимальный.
Всемогущие боги! Ей хотелось провалиться сквозь землю, и даже ещё дальше, чем сквозь неё. Сейчас у неё сделается какая-нибудь невыносимая психологическая травма, и она не сможет потом общаться ни с одним мужиком… Или не сделает больше ни одного артефакта. Или она не сможет принимать свою женскую сущность, или какая-нибудь ещё ерунда в этом же духе…
Боже… Что она несёт? В любом случае, она одна во всём виновата…
— Угу. А закрепляли на чём? — не унимался профессор, поворачивая несостоявшиеся достоинства Петры из стороны в сторону одновременно обеими руками.
— Тряпичный корсет, — сквозь зубы выдавила из себя Петра. Чем скорее он выяснит подробности, тем быстрей всё закончится, решила она, приготовившись терпеть, буквально задержав дыхание.
— Великолепное исполнение, — задумчиво пробормотал Палица, то ли хваля, то ли издеваясь. — А активировали чем?
— Так тем, что сегодня на занятии разбирали, — почему-то признаваться в том, что она давно освоила материал, было неловко. Будто она таким образом отлынивала от дополнительных нагрузок, и ей само собой всё давалось легко. А ей нет. Она с детства с этим драконьим отчаянно сражалась, и давался он ей, как любому нормальному человеку, по-всякому. Это только Палица на нём, как на родном. И вот Татович ещё. Непонятно, что он вообще на лекарском делает? Она-то ясно что. А этот? Громила среди муравьёв. Соответствие примерно такое же.