Полночный вальс

– Я уверена в этом. В конце концов, здесь не Лондон. Сомневаюсь, что кто-нибудь вообще узнает о моем одиночестве.
– Ну, хорошо, – согласилась Эмма. – Только не приглашай сюда Джона Блэквуда. Я не хочу, чтобы поползли слухи о том, что вы проводите время вдвоем.
Белл фыркнула.
– Какой крутой поворот – и это после всех твоих сегодняшних ухищрений!
– Это совсем другое дело, – попробовала оправдаться Эмма, тем не менее краснея. – Только не говори мне, что мои так называемые ухищрения пришлись тебе не по душе. Я же видела, как ты смотришь на него.
Белл вздохнула и заворочалась под одеялами.
– Я и не собираюсь отрицать.
Чрезвычайно заинтересованная, Эмма склонилась к ней.
– Так ты влюблена в него?
– Не знаю. Как об этом можно судить?
Эмма на минуту задумалась, прежде чем ответить.
– Это просто чувствуешь. Все зависит от самого человека. Поэты пишут о любви с первого взгляда, но вряд ли это правда.
Белл задумчиво улыбнулась.
– Полагаю, такое случается лишь в сентиментальных романах.
– Да. – Эмма выпрямилась. – Ладно, мне пора спать. Завтра мы хотим выехать пораньше.
– Удачной поездки, – пожелала Белл.
– Спасибо. Да, и извинись, пожалуйста, перед лордом Блэквудом за то, что мы не сможем побывать на ярмарке вместе с вами. Хотя, полагаю, без нас вам будет лучше.
– Несомненно.
Эмма сделала гримаску.
– Только потом не приглашай его заехать сюда. И в любом случае тебе нельзя бывать в Беллами-Парке одной.
– По-моему, это поместье называется иначе.
– Как?
Белл вздохнула.
– Не могу припомнить. Как-то на букву "Б".
– Ладно, как бы оно ни называлось, тебе там лучше не бывать. Твоя мать снимет с меня голову, если узнает об этом.
Белл кивнула и, когда Эмма вышла из комнаты, задула обе свечи.
На следующий день, вскоре после полудня, Джон направился к Уэстонберту, в сотый раз напоминая себе, что пора положить конец влюбленности в Белл. Отталкивать ее становилось все труднее. Казалось, она безгранично доверяет ему, и Джон почти уверовал, что он заслуживает такого счастья.
Но сны обладали поразительной способностью запоминаться, и Джон не мог отогнать от себя видения ночного кошмара.
Он не мог быть с ней – сейчас он понимал это лучше, чем когда-либо прежде. Сегодня же он объяснится. Джон поклялся самому себе, что выполнит эту задачу, какой бы мучительной она ни была. Он сделает это… после ярмарки. Еще один день блаженства никому не повредит.
Ему потребовалось всего пятнадцать минут, чтобы верхом добраться до Уэстонберта. Джон оставил своего могучего жеребца в конюшне, поднялся на крыльцо и поднял руку, чтобы постучать в дверь.
Норвуд открыл дверь прежде, чем Джон коснулся молотка.
– Добрый день, милорд, – приветствовал он гостя. – Леди Арабелла ждет вас в желтой гостиной.
– Нет, уже не жду, – вмешалась Белл, выходя в холл. – Здравствуйте, Джон. Знаю, мне полагалось дождаться вас в гостиной, но я потеряла терпение. Вы представить себе не можете, что произошло.
– Боюсь даже гадать.
– Алекс и Эмма спешно уехали из дома, еще на рассвете. У сестры Алекса родился ребенок.
– Примите мои поздравления, – машинально произнес Джон. – Значит, поездка отменяется?
– Разумеется, нет! – Неужели он не заметил, что она успела переодеться в лучшую из своих амазонок? – Не вижу причин, почему бы нам не поехать на ярмарку вдвоем.
Джон улыбнулся ее бесхитростным словам, но втайне подумал, что вступает на зыбкую почву.
– Как вам угодно, миледи.
Пара отправилась в путь в дружеском молчании, наслаждаясь теплым осенним ветром. До ярмарки было ближе от дома Джона, чем от Уэстонберта, и потому они пересекли границу двух поместий. Когда они проезжали мимо Блетчфорд-Мэнора, Джон, глядя на свой величественный старинный дом, по привычке заметил:
– Проклятие, когда же я соберусь переименовать поместье!
– Совершенно согласна с вами, – подхватила Белл. – При слове «Бримстоун-парк», на ум почему-то приходит адское пламя и тому подобное.
Джон бросил в ее сторону странный взгляд.
– Поместье называется иначе.
– В самом деле? Да, конечно, знаю. – Белл слабо улыбнулась. – Но не припомню, что это за название?
– Блетчфорд-Мэнор, – поморщившись, сказал Джон.
– Боже милостивый, это еще хуже. По крайней мере мне представлялось нечто более приличное. А это «блетч» созвучно слову «клещ» и вызывает еще более неприятные видения, чем адское пламя.
– Поверьте, мне хорошо известны все неприятные оттенки нынешнего названия.
– Не беспокойтесь, мы что-нибудь придумаем, – Белл утешающе похлопала Джона по руке. – Дайте только время. У меня неплохо получается выбирать названия.
Наконец они достигли ярмарки, и внимание Белл мгновенно отвлек акробат на ходулях, выступающий всего в нескольких ярдах от них. Вскоре их закружило бесшабашное ярмарочное веселье.
– Меня всегда изумляет их ловкость, – заметила Белл, останавливаясь перед пестро одетым жонглером.
– Полагаю, в их деле главное – вовремя подбрасывать шарики в воздух.
Белл ткнула его локтем в бок.
– Не будьте таким занудой! Вы способны лишить волшебства любое зрелище… О, взгляните на эти ленты! – Выпустив руку Джона, она поспешила к продавцу лент и оглядела его товар. К тому времени, как Джон догнал ее, Белл уже держала в руке две ленты, сравнивая их. – Которую из них вы предпочли бы, Джон? Эту? – она приложила к волосам розовую ленту. – Или вот эту? – Белл заменила розовую ленту красной.
Скрестив руки, Джон сделал вид, что всерьез обдумывает вопрос, потом потянулся и взял с прилавка ярко-синюю ленту.
– Я предпочитаю вот эту – под цвет ваших глаз.
Белл взглянула на него, уловила теплую ласку его глаз и буквально растаяла.
– Тогда я беру ее, – произнесла она.
Они стояли, словно прикованные к месту взглядами друг друга, пока торговец не нарушил очарования момента громким покашливанием. Белл отвела взгляд от Джона и потянулась к ридикюлю, но, прежде чем она вытащила монету, Джон уже заплатил за ленту и вложил ее в руки Белл.
– Это подарок, миледи, – склонившись, он поцеловал ей руку.
Белл ощутила, как тепло этого поцелуя проникает ей душу.
– Я буду хранить его вечно…
Момент был захватывающим.
– Вы проголодались? – вдруг спросил Джон, отчаянно стремясь вернуть разговор к более приземленным материям.
– Я умираю с голоду.
Джон повел ее к прилавкам с едой, где они купили пирожков со шпинатом и тартинок с малиновым вареньем. С тарелками в руках они выбрались из шумной толпы на край ярмарочной площади. Джон расстелил свой сюртук на земле, они уселись и набросились на еду.
– Вы обещали мне стихи, – напомнила Белл, надкусывая пирожок.
Джон вздохнул.
– Да, обещал.
– Значит, вы даже не пытались их написать? – упрекнула Белл.
– Конечно, пытался, но так и не сумел довести дело до конца.
– Тогда прочитайте хотя бы начало.
– Не знаю, стоит ли, – замялся Джон. – Настоящий поэт не должен выносить незавершенное творение на суд читателей…
– Ну пожалуйста! – умоляюще протянула Белл голоском пятилетней девчушки.
Джон не смог устоять против такой мольбы.
– Ну, хорошо. Как вам понравится вот это?
Она ступает, красотой подобна ночи
Безоблачных высот и звезд на небесах,
И все, что свято в мире и порочно,
Сольется в ее стати и глазах.
– О Джон! – с чувством выдохнула Белл. -
Это прелестно! Какая красота!
– Настоящая красота – это вы.
– Благодарю, – машинально отозвалась
Белл. – Но быть красивой не так важно, как чувствовать красоту – вот почему ваши стихи так глубоко тронули меня. Они такие… романтичные! Это было… постойте-ка, – она села и свела брови в раздумье.
Джон сосредоточил внимание на пирожке со шпинатом.
– Я где-то уже слышала эти стихи, – продолжала Белл. – Да, да – даже читала. Совсем недавно.