Саша, привет!

– Ну вот.
– Да.
– Сергей Петрович.
– Да.
– Я хотела сказать.
– Да, говорите, конечно. Если хотели.
– Сергей Петрович, я люблю вас. Я не хотела, чтобы это всё так вот получилось.
– Да, я понимаю. Смотрите, а ведь они сейчас нас тоже контролируют.
– Да, Сергей Петрович. Я… не знаю… вы меня простите или нет…
– Ну что вы. Я вас прощаю. Не парьтесь так сильно об этом. Вам-то что? Вы себя ведёте очень благородно для жертвы.
– Сергей Петрович, ну какой жертвы.
– Ну как. Моей жертвы. Но, знаете… думаю, нам надо уже как-то прекращать. Я вам очень благодарен. Вы хорошая девушка, умная. Надеюсь, у вас всё будет хорошо. А у меня всё будет плохо. Меня скоро расстреляют. Но это не вы виноваты. Это так сложились обстоятельства. Ну и ладно.
– Сергей Петрович, да, я понимаю. Простите, хотела у вас спросить. Сергей Петрович, вы меня любите?
– Илона… трудно ответить на ваш вопрос. Если бы мне предстояла долгая счастливая жизнь, я бы что-то придумал, что-то ответил на ваш сложный вопрос. Но поскольку я скоро буду казнён, буду расстрелян из пулемёта, знаете, это не совсем обычно – быть расстрелянным из пулемёта, то я скажу – трудно сказать, Илона, трудно сказать. Вот мне трудно будет жить и умереть и жить после смерти с таким ответом, и вы тоже живите с таким вот неопределённым ответом – трудно сказать.
– Сергей Петрович…
– Да, Илона. Давайте обнимемся. Вы хорошая девушка.
– Сергей Петрович… Сергей Петрович… я…
– Да, Илона, да, спасибо, пока, пока.
 
Эпизод 16
Серёжа и Света смотрят ночью фильм «Бангкок Хилтон». Действие доходит до расстрела девушки-наркодилерши. Её ставят и привязывают к столбу. Перед ней стоит противотанковый пулемёт. Пулемёт наводят на привязанную жертву, фиксируют. Между ней и пулемётом устанавливают бумажный экран, чтобы жертва не видела, как в её сторону вылетают пули из пулемёта. Гуманность. Хотя она бы и так ничего не заметила, какая разница. Это ведь доли секунды. Но всё равно – гуманность, гуманность. У пулемёта есть оператор, человек, который приводит пулемёт в действие, фактически палач. Какой-то тайский парень. Наверное, служащий тюрьмы, получает повышенную зарплату. Там ещё есть какой-то высокий чин, генерал или ещё кто-то в этом роде. Он распорядитель казни. Генерал, или кто он там, делает жест рукой, тайский парень-палач тоже делает жест рукой, двигает какую-то штуку вперёд, и пулемёт стреляет, и нам, кинозрителям, показывают, как бумажный экран, отделяющий пулемёт от девушки, разрывается в клочья.
Девушка, наверное, тоже разрывается в клочья. Ну так, по логике.
Света и Серёжа обсуждают фильм и конкретно эту сцену. Света говорит:
– Да, пиздец.
– Типа, да.
– У них там, в Таиланде. Это вообще. Дикая страна.
– Типа, да. Но у нас, видишь, тоже.
– Да. Мы тоже дикая страна.
– Прикинь, меня тоже так.
– Серёжа.
– Меня тоже так расстреляют.
– Серёжа. Ну да. Но не совсем так.
– Да, есть отличия. Без бумажного экрана.
– И не в лицо, а в спину.
– Да, действительно. Света, умеешь ты подбодрить.
– И у тебя будет ещё неизвестность.
– Да.
– Ну вот.
– Будем ещё смотреть?
– Как хочешь. Знаешь, чем закончилось?
– Там эта австралийская девушка вроде выбирается из всех невзгод.
– Да, этой суке ничего не делается. Её спасают эти героические англосаксы. Эти, блядь, пидорасы без страха и упрёка. Ну а как ещё. Как же ещё может быть.
– Да ладно, нормальные вроде ребята.
– Давай что-нибудь другое посмотрим.
– Да, давай.
 
Эпизод 17
Серёжа прощается с Москвой, которую он очень любит, как всякий коренной москвич. Серёжа не придумывает ничего лучшего, чем начать прощание с Москвой с прихода на Красную площадь. Он приезжает на станцию метро «Площадь Революции» и приходит на Красную площадь, как дурак. Стоит, как идиот, на Красной площади, смотрит на всё вот это. Серёжа долго стоит на Красной площади и смотрит на неё, на сооружения, которые её окружают, – Кремлёвскую стену, Мавзолей, храм Василия Блаженного, ГУМ, Казанский собор, Исторический музей. Натурально, как дурак, как идиот, вращается вокруг своей оси, поворачивается, смотрит вокруг. Потом перестаёт вращаться и просто неподвижно смотрит на Спасскую башню. Это и правда самый красивый объект Красной площади. Серёжа смотрит, смотрит. Смотрит пристально. В какой-то момент Серёже начинает казаться, что вся площадь становится красной. Всё становится красным – и брусчатка, и собор Василия Блаженного, и люди на площади, на Красной площади, которая стала полностью красной. Серёжа смотрит на всё это, и ему, кажется, становится нехорошо. К Серёже моментально подходит полицейский. Здравствуйте, старший лейтенант Лебеденко, как вы себя чувствуете? Врача не нужно? Нормально, да? Правда нормально? Ну смотрите. Давайте тогда идите вон туда, вон, видите, на Ильинке, есть скамеечки, вот идите туда, посидите. Если помощь нужна будет, обращайтесь.
Серёжа плетётся на Ильинку, садится на скамейку. С Серёжей ничего не происходит. Серёже уже хорошо. Да и плохо ему не было. Серёжа осторожненько перебирается через Красную площадь к другому её концу, то есть, получается, к Манежной площади. Переходит через длинный подземный переход к началу Тверской улицы. Выходит на поверхность, идёт вдоль Тверской улицы. Серёжа отмечает про себя полную отшибленность чувств. Он ничего не чувствует. Ему как бы всё равно. А раньше ведь он чувствовал. Серёжа очень быстро понимает, что всё дело в его жизненных обстоятельствах, в предстоящей ему смертной казни. Тут получается интересная и странная мысленная конструкция: Серёжа хотел прогуляться по Москве и в то же время не помнить о смертной казни. Как оказалось, это невозможно. Так не получится. Это не работает. Человечество в этом смысле то ли обманывалось, то ли просто хотело дополнительно поглумиться над приговорёнными. Ну вот эта, знаете, старая английская традиция – типа, человека ведут на казнь и позволяют ему заходить в попутные кабаки и выпивать в каждом по рюмке. Но это так себе милость. Это, по сути дела, дополнительный способ помучить человека.
Серёжа стоит на Пушкинской площади и беспомощно озирается. Он понимает, что он сейчас в последний раз видит всё вот это. Дом с магазином «Армения», дом с «Галереей Актёр» (её, кажется, уже нет – или есть), памятник Пушкину, здание «Известий», здание Английского клуба вдали, начало Тверского бульвара. Серёжа не знает, что ему надо делать и чувствовать в этой ситуации и в этом месте. Он долго стоит, молчит, смотрит. Он вдруг думает и осознаёт приход мысли: всё же главное место в Москве – это вот здесь, на Пушкинской площади. Там, на Красной, – главное сакральное место, а просто главное место, место, вокруг которого вращается вся жизнь, – это вот здесь, это Пушкинская площадь, Пушка, как когда-то говорили, но сейчас давно уже не говорят. Ну, может быть, есть ещё пара мест – Новокузнецкая, Чистые пруды. Там тоже жизнь ощутимо завихряется. Серёжа думает: может быть, сейчас поехать туда или пойти (ведь рядом).