Триумф времени

Амальфи никогда бы в голову не пришло похвалить сокрытие детьми их разочарования того, что им приходиться столь рано уходить, поэтому он и не понимал, что они разочарованы. Он просто слушал их, не слыша. Но один мальчишка среднего возраста все же привлек его внимание, в основном потому, что с того момента как он появился, Амальфи заметил, что ребенок просто не отрывал глаз от почетного гостя. Это его смущало. Амальфи подозревал, что он либо забыл надеть какую-то необходимую часть одежды либо убрать какие-то следы его подготовки к вечеру. Когда же ребенок, заставивший Амальфи потереть свой подбородок, пригладить брови и пальцем поковырять в ушах, чтобы убедиться в отсутствии в них мыльной пены, заговорил, Амальфи обратил на это внимание.
— Уэбстер Хэзлтон, сэр, и я надеюсь увидеть вас снова по делу огромной важности, — произнес мальчик. Он произнес эту фразу, словно репетировал ее многие недели, со звенящей убежденностью, которая почти что побудила Амальфи назначить встречу там же и сейчас же.
Вместо этого он пробурчал.
— Уэбстер, э?
— Да, сэр. Я был внесен в Большой Список на рождения, когда Уэбстер попросился покинуть город.
Амальфи ощутимо тряхнуло. Давно, несколько сот лет назад, Уэбстер был инженером-ядерщиком, который выбрал то, чтобы покинуть город перед посадкой на Утопии в примерно 3600 году. Конечно же заняло много времени, чтобы заполнить все те провалы в городском реестре после убийственной попытки городов-бандитов предотвратить выполнение их контракта для планеты Он и после значительных потерь при контакте с городом, подверженным эпидемии в джунглях Служителей. И тогда, сперва рождалось еще слишком много девочек. Уэбстер, тем не менее, невообразимо долгое время шел к своему появлению. По его внешнему виду, он не мог быть никак старше четырнадцати лет.
Вклинилась Ди.
— В действительности же, Джон, Уэб родился много времени спустя после того, как был оставлен Большой Список. Но ему нравиться иметь своего патрона-гражданина. Вот и все. Как в старые времена.
Мальчишка коротко глянул своими чистыми коричневыми глазами на Ди и затем, словно исключив ее из их мужской вселенной, произнес:
— Спокойной ночи, сэр.
Амальфи слегка сдержал себя. Никто не мог так просто не принимать во внимание Ди, даже Амальфи. Уж он то это знал хорошо. Однажды он уже пытался.
Процессия продолжалась, и постепенно он снова потерял к ней всякий интерес, пока наконец не обнаружил, что находится наедине с Марком и Ди — если можно было так назвать комнату столь больших размеров и в которой эхом отдавалось столь много сильных личностей. Аура яростной семейственности осталась позади домашнего очага Хэзлтонов, и встала между Амальфи и тем, что он пытался объяснить, так что его изложение проходило с нежелательными запинаниями. И произошло это именно тогда, когда Хэзлтон спросил его, чего он этим хочет добиться.
— Добиться? — спросил Амальфи. — Я не ожидаю, что чего-нибудь добьюсь. Я просто опять бы хотел очутиться там, наверху, вот и все.
— Но Джон, — заговорила Ди. — Задумайся хотя бы на минуту. Предположим, тебе удастся убедить несколько человек еще из тех, прошлых дней, отправиться с тобой. Но это все больше уже не имеет смысла. Ты просто превратишься в некое подобие Летучего Голландца, плывущего под проклятием, направляющегося в никуда и ничего не делающего.
— Может быть и так, — ответил Амальфи. — Но эта картина меня не пугает, Ди. На самом деле, она даже придает мне ощущение что-то вроде вывернутого наизнанку удовлетворения, что, как мне кажется, ты должна понимать. Я не стал бы возражать против превращения в легенду. По крайней мере, это снова бы вернуло меня в историю — предоставило бы мне возможность сыграть свою роль сравнимую с той, что я играл в прошлом. И кроме того, я снова окажусь там, вверху, что само по себе — важно. Я начинаю верить в то, что ничто иное уже более для меня неважно.
— А разве не имеет значения то, что важно для нас? — спросил Хэзлтон. — К примеру, подобное предприятие оставит Облако без мэра. Я не знаю, насколько это теперь важно для тебя, — но мне, насколько помнится, это было весьма важно для тебя тогда, когда мы еще только летели сюда — но значит ли это что-нибудь для тебя теперь или нет? Ты трудился, чтобы заполучить эту работу, ты потворствовал этому, ты даже подстроил выборы соответствующим образом — Кэррел и я, как предполагалось, будут единственными кандидатами. И офис, ради которого мы приняли участие в выборах, был офисом управляющего городом. Но ты умудрился провести Отцов Города так, что это оказались выборы мэра, и конечно же они выбрали тебя.
— Так ты хочешь этот пост? — спросил Амальфи.
— Боги звезд — нет! Я хочу, чтобы ты сохранил его за собой. Ты проявил весьма значительную изобретательность, чтобы его получить, и я не одинок, ожидая, что ты ее постараешься удержать, поскольку получил ее. Никто другой не нацеливается на эту работу. Все ожидают, что ты с этим справишься, поскольку взялся за нее с самого начала.
— Никто не намеревается даже проявить желания заполучить ее хотя бы только потому, что они не знают, что бы они делали с этой должностью, окажись она в их руках, — спокойно произнес Амальфи. — Я и сам не знаю, что с ней делать. Офис мэра в этом Облаке — просто анахронизм. Никто не просил меня ни сделать что-нибудь ни сказать чего-нибудь, ни появиться где-нибудь или быть еще каким-то образом полезным не знаю вот уже сколько лет. Но, как все отлично знают, ты — именно тот человек, который управляет Облаком, да так и должно быть. Я же храню почетный пост, вот и все. Просто подошло время, как мне кажется — самое лучшее, для того, чтобы и в названии, ты тоже принял его, как, впрочем и есть на самом деле. Я отдал все, что только мог для изначальной организации этой работы, и мои знания и способности не подходят для той ситуации, какова она сейчас. На Новой Земле это знают все, и было бы нормальнее, если бы они могли называть вещи своими именами. В ином случае, Марк, сколько мне тогда еще будет позволено якобы заниматься этой работой? Совершенно очевидно, что бесконечно, при твоих нынешних предположениях. Это — новое общество. И предположим, я продолжу именоваться его номинальным лидером еще одну тысячу лет, что вполне возможно? Тысяча лет, за которые новое общество продолжит признавать только на словах те же старые отношения и идеи, которые я представлял, когда они хоть что-то значили? Это будет просто сумасшествие. И ты это знаешь. Нет, сейчас самое лучшее время, чтобы ты принял этот пост.
Хэзлтон довольно долго молчал. Наконец он проговорил:
— Я могу это понять. И действительно, несколько раз я сам об этом думал. Тем не менее, Амальфи, я должен сказать, что это предложение весьма сильно беспокоит меня. Я предполагаю, вопрос о мэрстве мог бы урегулироваться сам собой со временем, практически автоматически. Это не стало бы таким уже и непреодолимым препятствием. Что беспокоит меня по настоящему, так это выход, который ты замышляешь для себя, и не только потому, что он опасен — что действительно так и есть на самом деле, но и потому, что это не имеет для тебя никакой разницы и как я предполагаю, не должно иметь никакого значения для меня — но не потому что это опасно, но из-за отсутствия хоть какой-то цели.
— Это соответствует моим намерениям, — произнес Амальфи. — Я просто не вижу никаких иных целей, подходящих для этого, во всяком случае, при таком стечении обстоятельств. Если бы я видел иной выход, у меня просто бы не появилось желания уйти, Марк. Ты это отлично знаешь. Но мне кажется, что я сейчас, впервые за всю мою жизнь, стал как бы свободным агентом. Отсюда я волен делать все, что мне захочется.
Хэзлтон конвульсивно вздернул плечами.
— И ты в полном праве так поступить, — произнес он. — Я только могу сказать, что сам бы этого не хотел.
Ди качнула головой и ничего не сказала.
И все остальное осталось недосказанным. То, что Ди и Марк лично будут лишены его присутствия, если Амальфи настоит на своем нынешнем курсе, по иным — для них — причинам, было очевидным дополнительным аргументом, который они и могли бы использовать, но не посмели даже чуть-чуть подойти к этому. Это была та разновидность аргумента, которую Хэзлтон мог бы обозначить, как чисто эмоциональный шантаж, и именно потому, что он был неразумно мощным, Амальфи испытывал к нему благодарность за то, что он не прибегнул к этому аргументу. Почему же этого не сделала Ди, оказалось не так уж и трудно догадаться. Было время, когда она могла бы использовать его без секундного промедления. И Амальфи думал, что знал ее достаточно хорошо, чтобы подозревать, о существовании достаточно веских причин, чтобы использовать это сейчас. Она ожидала основания Новой Земли в действительности, достаточно долго, почти с того самого времени, как она очутилась на борту города, и все, что ему сейчас угрожало, теперь, когда у нее было много детей и внуков, могло спровоцировать ее применить любое, доступное ее возможностям, оружие. Но все-таки она промолчала. Возможно, она теперь достаточно повзрослела, чтобы понять, что даже Джон Амальфи не в состоянии украсть у нее всю эту спутниковую галактику. В любом случае, если это и было у нее на уме, она не подала и виду, что это так, и вечер в доме Хэзлтонов закончился с напряженной формальностью, которая хотя и была несколько холодноватой, но все же оказалась весьма далека от того худшего, что ожидал Амальфи.