Тайное дитя

На прямом участке дороги Уилсон прибавляет скорость. Он управляет машиной с такой легкостью, что мотор «санбима» вздрагивает от наслаждения.
– Я бы сказал, сэр, что да, – отвечает Уилсон, вынужденный говорить громче из-за возросшего шума мотора. – Эта невыносимая жара когда-нибудь должна закончиться. Земля растрескалась. Хороший ливень пойдет ей только на пользу.
– Поверьте, в городе еще хуже.
Ветер приятно овевает разгоряченную кожу Эдварда. Кажется, что ее протирают прохладной мокрой тряпкой.
А впереди уже показались ворота Брук-Энда. Как быстро! От станции до дома не более двух миль. На мгновение Эдвардом овладевает безумное желание сказать Уилсону, чтобы ехал дальше, чтобы не кончалась эта освобождающая, детская радость, охватившая его. Радость от самого пребывания здесь, от быстрой езды на новом автомобиле, когда ветер треплет волосы и свежий деревенский воздух наполняет легкие.

По мнению очень и очень многих, Брук-Энд считается большим домом. Конечно, это не величественный особняк, но просторная, элегантная четырехэтажная вилла, возраст которой едва насчитывает двадцать лет. Достойная резиденция для уважаемого члена верхнего среднего класса, у которого растет семья, а еще быстрее растет репутация эксперта в области психологии и образования. Своего рода визитная карточка. Ученому человеку куда больше подходит современное жилище. Вне всякого сомнения, Эдвард мог бы выбрать особняк с богатой историей, пожелай он этого. Как только состоялась его помолвка с Элинор, он сразу же занялся активными поисками подходящего загородного дома для будущей жены. Он хотел подарить ей самое лучшее в пределах своих возможностей, особенно после всего, через что ей пришлось пройти, и учитывая ее происхождение из добропорядочной профессиональной семьи. Ее отец был финансистом лондонского Сити. Элинор росла в достатке, пока гибель ее братьев на войне, а затем и смерть отца не привели семью к стремительному обнищанию, заставив Элинор вместе с матерью искать работу.
Пять лет назад хватало поместий, продающихся дешево, но персональные банкиры Эдварда Коулрой и Мак, владеющие одноименным банком, отговорили его от подобного приобретения. Их финансовое чутье, их предвидение относительно британской экономики и возрастающего налогового бремени, которое придется нести состоятельным землевладельцам, оправдались.
Пусть аристократия распродает свои родовые гнезда и вкладывает деньги во что угодно. Эдвард счастлив, что не повесил на себя их налоговые гири, не говоря уже о социальной и экономической ответственности, от которой все они торопятся освободиться. Нет, Эдвард благодарит себя за мудрость, позволившую ему не попасться в эту ловушку. Возможно, некоторые считают его нуворишем или, как однажды назвал его Бартон Лейтон, состоятельным выскочкой. Дело не в этом. Владеет он старинным поместьем или нет, люди из светского общества все равно будут высокомерно морщить на него свои аристократические носы. Но в отличие от Бартона, постоянно стенающего о расходах, которые приходится нести, чтобы удержать его Мейфилд-Мэнор от обрушения, Брук-Энд требует минимум ухода, зато достаточно просторен, расположен в прекрасном месте и имеет современные удобства. И потом, Элинор, вышедшая из куда более высокого социального слоя, нежели Эдвард, вполне удовлетворена их домом. Во всяком случае, он не слышал от нее ни одной жалобы.
– Добрый вечер, сэр, – здоровается с ним у входа горничная Элис.
– И вам, Элис, добрый вечер, – отвечает он, заметив, что ее круглое веснушчатое лицо раскраснелось от волнения.
– Сегодня миссис Хэмилтон ездила на станцию встречать мисс Кармайкл! – выпаливает горничная. – Как здорово, что она вернулась! Уже успела рассказать нам о своем путешествии по Италии. Я заслушалась. А по-французски она говорит как настоящая француженка.
– В самом деле? И что же она вам говорила?
– Понятия не имею. Она вполне могла сказать, что я английская королева. Но звучало так красиво. Просто музыка.
– Так-так, – снисходительно улыбается Эдвард. – А где наши дамы сейчас?
– Наверное, переодеваются к обеду. Его подадут через пятнадцать минут.
– Превосходно. Мне как раз хватит времени умыться и переодеться.
Поднимаясь по лестнице, он замечает, насколько пуст дом без собаки. Без собаки в доме нет уюта. После кончины Пэтча прошло больше месяца. Надо поискать замену.
– Дорогой!
Вот и она, стоящая с простертыми руками на площадке. Элинор. Его прекрасная жена.
Эдвард пробегает оставшиеся ступеньки, подхватывает жену и заключает в объятия.
– Как же я по тебе соскучился! – говорит он, вдыхая аромат ландышей, исходящий от Элинор.
Он поднимает ее и начинает кружить, отчего она вскрикивает и хихикает:
– Эдвард! Отпусти меня!
– Ни за что!
– Уфф! У меня голова кружится! Нас могут увидеть!
– Ну и пусть, – смеется он, опуская ее на пол.
– Иди умойся и переоденься, – с улыбкой говорит Элинор. – Ты пропах Лондоном.
– Да неужели? И на что похож этот запах?
– На запах старых башмаков! – смеется она. – Смой его и побрызгайся одеколоном, который я тебе подарила на день рождения. Это сразу исправит положение! – Послав мужу воздушный поцелуй, Элинор устремляется вниз. – Нужно переговорить с миссис Беллами, пока она не угробила суп!

Во время обеда слышатся первые раскаты грома, заглушая стук посуды и звон рюмок.
– Неужели гром? – Роуз смотрит через плечо в окно на сад, тонущий в сумерках. – У нас в Венеции была просто ужасная гроза. Струи дождя были толщиной с ковровые прутья на лестнице. Я не сомневалась, что всех нас смоет, если вначале мы не станем жертвами молнии. Наш смешной маленький пансион находился на самом верхнем этаже ветхого старого дома. – Роуз подбирает крошку хлеба и отправляет в рот, жуя и надувая щеки, как мышь. – Чтобы успокоить наши нервы, престарелой хозяйке пришлось налить мадам Мартен и нам с Клариссой несколько бокалов «Москаделло». Слышали бы вы, как мы пищали! – добавляет Роуз и смеется, вспоминая тот эпизод.
– Здесь ты в полной безопасности, – говорит Элинор. – И причин для успокоения нервов нет.
Она делает большой глоток воды, подкрепляя свои слова.
Роуз лишь пожимает плечами и отправляет в рот еще одну хлебную крошку.
Эдвард мысленно делает вывод: теперь, когда Роуз вернулась, он сможет почаще удаляться в свой кабинет, дабы избежать довлеющего женского общества. Он вовсе не против женского общества как такового, но, когда нарушено равновесие, у мужчины должен быть свой укромный уголок. Женитьба на Элинор означала, что ему придется заботиться не только о жене. Круг его обязанностей оказался гораздо шире, и Эдвард охотно и с радостью пошел на это. Роуз превратилась в обаятельную девушку. Несомненно, она станет для кого-то достойной женой.
В окно начинает барабанить дождь. Гром грохочет все ближе.