Дни, когда я плакала
Картер бросает взгляд на меня, я смотрю на него, и мы оба спрашиваем себя об одном и том же. Чем мы занимались? И почему меня обуревают такие противоречивые чувства?
Картер молча отворачивается к окну. А я снова включаю радио и выезжаю на шоссе, пытаясь забыть тот факт, что ни один из нас так и не ответил на простой вопрос Оливии.
Глава 11
Дни, когда моя чернота подверглась испытаниюХьюстон похож на мегаполис больше, чем Остин. Шоссе извиваются, словно спагетти. Люди едут быстро, уходя на левые или правые съезды. Я паникую, но Картер дает мне указания, куда ехать. Мы подъезжаем к административному зданию как раз в тот момент, когда отправляется экскурсия. Ответственные люди вписывают нас и протягивают сумки с красно-белой сувенирной продукцией.
Семь раз, когда Картер бросает на меня неодобрительные взгляды во время экскурсии
1. Когда я поднимаю руку и спрашиваю гида, сколько студентов подверглись нападению за время учебы в этом колледже.
2. Когда гид спрашивает, кто из нас уже принят в Хьюстонский университет, и я не поднимаю руку.
3. Когда я начинаю отставать, жалуясь, что у меня болят ноги.
4. Когда я критикую меню для вегетарианцев в столовой.
5. Когда я прошу его посадить меня к себе на спину, потому что устала ходить.
6. Когда я фыркаю, услышав парня, хвастающегося, что его приняли в программу повышенной подготовки.
7. Когда я наступаю ему на пальцы, в то время как Оливия пытается сфотографировать нас в конце экскурсии.
Он отчитывает меня по пути к машине.
– Почему ты ведешь себя так, будто слишком хороша, чтобы учиться здесь?
– Ой, прости. Мне не нравится кампус.
– Дело не в этом, – говорит он.
Оливия с Оденом следуют за нами.
– Ты относишься к нему с пренебрежением, как и вчера, словно в какой-то момент начала верить, будто годишься только для Колумбийского университета, хотя это не так.
– Я знаю, что это не так!
– У тебя нет причины считать, что ты слишком хороша для этого кампуса, особенно с учетом того факта, что твои шансы приехать сюда пятьдесят на пятьдесят.
Я не отвечаю.
Может, он и прав. Возможно, я уязвлена отказом Колумбийского университета. И, возможно, я не смирилась с тем, что Хьюстонский университет может стать моим будущим. Но я приехала сюда не ради экскурсии. У меня не было реального желания увидеть кампус. Я приехала сюда, чтобы утихомирить своего шантажиста. Но теперь я осознаю, почему указала это первым пунктом в списке. Я могу и вправду оказаться здесь на последующие четыре года. И это слишком важное решение, чтобы принимать его необдуманно.
Когда мы садимся в машину, никто ничего не говорит. Я завожу двигатель, уставившись в цементную стену напротив.
– Куда мне ехать теперь?
– Ливви скажет куда.
Оливия дает указания, не отвлекаясь на посторонние рассуждения:
– Налево. Направо. Прямо. Поезжай дальше. Остановись у обочины.
Я паркуюсь на углу рядом с обветшавшими зданиями, кругом пожухлая трава и потрескавшиеся тротуары.
Картер говорит:
– Ливви и Оден, посидите здесь.
Оливия перевешивается через сиденье, когда он открывает свою дверь, и сует ему стопку наличных.
– Купи мне красную фасоль с рисом.
Выйдя, он обходит машину и открывает мою дверь. Я не хочу идти. Это место кажется таким, где спокойно могут украсть вашу машину. Я оглядываюсь на захудалую закусочную, предлагающую жареную курицу, позади него.
– Ты ведь знаешь, что я вегетарианка?
– Нам надо купить еду для всей группы, но ты без проблем можешь есть свою кроличью еду.
Я фыркаю.
– Почему мне нельзя остаться в машине?
– Зачем? Ты боишься темнокожих, как и твой отец?
Я прищуриваю глаза. Вот, пожалуйста.
– Я не боюсь, – я выхожу из машины. – С чего это мне бояться?
Он ведет меня через дорогу в обход зебры. Внутри закусочной за каждым столиком сидят темнокожие люди, которые либо едят жареную курицу с приправленной картошкой фри, либо ждут, когда их заказ будет готов. Когда колокольчик на двери начинает звенеть, пятьдесят процентов посетителей смотрят на нас. Я вся покрываюсь мурашками. Я не привыкла быть окруженной людьми с моим цветом кожи. Из-за этого мне кажется, будто они могут увидеть, насколько я другая. Но они ведь не могут, верно? Я могла бы смешаться с ними, если бы попыталась. Я могла бы добавить в свою речь деревенский акцент. Я могла бы говорить, как они, включая слово на «н», и они бы ничего не поняли.
Стойка обслуживания находится слева, темнокожие женщины в сетках для волос бегают, как куры с отрубленными головами (что довольно иронично). Когда мы подходим к концу очереди, я встаю совсем рядом с Картером, потому что, если честно, я напугана. У меня такое ощущение, что они всё-таки могут увидеть во мне другую.
Но я действительно выгляжу как они. Я должна чувствовать себя здесь в большей безопасности, чем в своем квартале. Белые люди раньше линчевали людей, подобных мне, так почему, черт побери, я чувствую себя в безопасности рядом с ними? Я делаю глубокий вдох и высоко поднимаю голову.
Когда мы доходим до стойки, Картеру приходится кричать, чтобы его услышали. Он делает заказ и платит наличными, которые ему дала Оливия. Когда он получает чек, я иду за ним к кабинке в задней части зала. Скатерть грязная, и я сажусь за столик, прижав руки к груди. Только через секунду я осознаю, что он не садится рядом со мной. Я поднимаю взгляд, и все мои органы внутри вибрируют.
– Я сейчас вернусь. Туалет, – и он оставляет меня. Совершенно одну.
Я ни с кем не встречаюсь глазами. Мне хочется исчезнуть. Но моя мантия-невидимка, видимо, не работает, потому что, как только Картер уходит, один особенно тощий темнокожий парень останавливается рядом со мной.
– Хей!
Не разговаривай с незнакомцами! Не разговаривай с незнакомцами! Не разговаривай с незнакомцами! Но я встречаюсь с ним взглядом. Незнакомец кивает головой в сторону и спрашивает:
– Это твой брат?
Я отвожу взгляд и кручу головой.
– Парень?
Я снова кручу головой. И тут же понимаю свою ошибку.
Его взгляд изучает мое лицо, опускается на мою грудь и снова поднимается.
– Ты откуда?
Я не знаю, что ответить. Правда кажется плохой идеей.
Он улыбается моему молчанию.
– О, да ты скромница. Мне это нравится.