Праздник на выезде
Глеб помедлил секунду – попытался сосчитать в уме, сколько прибыли приносят одни гастроли в электричке. Математика никогда не была его любимым предметом в школе, но даже скромных познаний Глебу хватило, чтобы прикинуть: месяца через два одноногий с легкостью сможет выкупить Олимпийский для сольного концерта.
Балансируя на грани зависти и недоумения, Глеб все же поспешил вслед за Алиной. Оставаться без нее в странной компашке любителей одноногости ему не улыбалось.
Но как только красномордая гусеница электрички уползла дальше на юго-запад, а стук колес стих, Глеб вернулся к допросу.
– Ты помнишь ту ночь? – Он заглянул Алине в лицо. Была бы под рукой яркая настольная лампа, он бы направил луч ей прямо в глаза. – Помнишь, как заставила меня купить краскопульт?
– Нет. – Она едва оторвалась от телефона. – Но если ты сохранил чек, можно попробовать вернуть… Так, нам на ту сторону. – Алина указала на мост над путями.
– Мы что-то натворили! С этим краскопультом! Я уверен! Еще Макс сказал, что мы играли в «Охотников за привидениями»…
– Я не в курсе ваших с Максом интимных предпочтений. – Она уверенно зашагала по обледенелому асфальту.
– Да нет, мы с тобой…
– Слушай… – Она так резко обернулась, что Глеб не успел затормозить и заскользил, нелепо размахивая руками, как в свой первый день на роликах. И лежать бы ему уже на рельсах, если бы Алина не вцепилась железной хваткой в его куртку. – Если ты предложил мне работу, чтобы поностальгировать, я – пас, – вернула она Глеба в вертикальное положение, будто сам он на это был не способен. – И «нас с тобой» никаких нет и быть не может. Не знаю, что мы там натворили под твоими колесами, но больше эту тему мы поднимать не будем, о’кей? Итак, наш офис… На ту сторону.
Глеб лишился дара речи и машинально засеменил за своей новой сотрудницей. Никто прежде не смел разговаривать с ним в таком тоне! Даже учителя в частной школе! Попробовали бы они повысить голос на сына самого Рудакова, им бы мигом напомнили о системе бесплатного образования. Отец орал, конечно, периодически, не без этого, но его ругань больше звучала как крик отчаяния или агония смертника, нежели как что-то по-настоящему угрожающее. А Алина… Она отчитывала Глеба словно неразумное дитя. И, что самое удивительное, он подсознательно понимал, что должен слушаться. Он! Ее босс, на минуточку!
И почему он прогуливал лекции по управлению персоналом? Почему из головы вылетели все слова, способные поставить человека на место? Это был один из тех разговоров, во время которых стоишь как дурак с мороза и молчишь, зато потом, когда возвращается способность придумывать язвительные и остроумные ответы, становится слишком поздно. Да и трудно выглядеть крутым боссом, когда твои кроссовки вообще не держатся на льду, а ее каблуки пробивают скользкую корку, как крюк альпиниста.
В конце концов Глеб решил, что он не сдался. Просто дал ей время передохнуть перед следующим раундом и отложил спор до офиса. Точнее, до дома Илоны Ивановны Веригиной.
В том, что мама не шутила насчет своеобразия этой женщины, Глеб убедился еще до встречи с ней. Дом с кучей башенок, флюгеров и со здоровенными черными часами выглядывал из-за мохнатых сосен, как сказочный дракон из пещеры. Казалось, его проектировали сразу несколько архитекторов, причем по очереди. Играли между собой в буриме: один нарисовал готическую остроконечную крышу, подогнул листок, передал следующему, тот добавил круглое окошко, третий – кованый балкон с ажурными листочками… И так до самых колонн на крыльце. А потом, когда чертеж развернули и вдоволь нахохотались над тем, что вышло, кто-то шутки ради приляпал на ворота помпезный герб с единорогом.
– Это что, какая-то ошибка? – Алина сверилась с телефоном и попятилась. – Опять навигатор глючит… Завел черт знает куда…
– Не, все нормально с твоим навигатором. – Глеб взял ее за локоть. То ли чтобы не сбежала, то ли чтобы не сбежать самому.
– А почему ты не предупредил, что снял помещение у ритуальной службы?
Глебу очень хотелось, чтобы Алина пошутила. Но нет, голос ее звучал не просто серьезно, но даже испуганно. Потому что указывала она прямиком на черный полированный катафалк, припаркованный у забора. Неужели тетушка Илона не дождалась Глеба и дала дуба?
– Не, если так, формально… – начал Рудаков издалека. – Ну это не прям совсем офис…
– Погоди, ты домой, что ли, меня затащил?! – Алина вырвала руку. – Я же сказала: никакого…
– Да успокойся ты уже, никто тебе секс не предлагает! – Глебу надоело, что его все время пытаются записать в насильники. Уж кто-кто, а Рудаков-младший от хронической неудовлетворенности точно не страдал. – Даже если ты умолять будешь, не факт, что я соглашусь, ясно? – проворчал он и покосился на катафалк. – Или ты думаешь, что я вот этим гробовозом создал романтическую обстановку?
– Тогда что за… – Алина замялась, явно подбирая удачное слово, чтобы описать ситуацию. Впрочем, каким бы богатым ни был русский язык, существительного, обозначающего катафалк в глуши вместо офиса ивент-агентства, пока никто не придумал. Для такого случая годилась только универсальная обсценная лексика. К счастью, выругаться и уйти, оставив Глеба одного в сумрачном лесу, Белкина не успела.
– Глеб, мой мальчик, это ты? – ворота с единорогом разъехались в стороны, и перед начинающим бизнесменом предстала дама без возраста и комплексов.
– Илона Ивановна? – Рудаков хотел улыбнуться, но челюсти скрутило судорогой.
Вопрос был риторическим: по-другому эту женщину звать просто не могли. По свету бродит миллион среднестатистических Наташ, Кать и Лен – ведь у них у всех, вместе взятых, не хватило бы шика, чтобы носить имя Илона.
Она стояла в облаке дыма, загадочно улыбаясь, и Глеб лишь спустя несколько мгновений понял, что дым этот испускает сама Веригина. Точнее – ее тонкая сигарета в длинном старомодном мундштуке. Илона Ивановна напоминала мамашу из богемного борделя двадцатых годов: стрижка под Коко Шанель, черный атласный халат в пол и безумное количество жемчужных бус.
– Просто Илона, прошу тебя. – Она затянулась сигаретой и, изящно изогнув запястье, стряхнула пепел в снег. – Проходи, Тати рассказала, что ты в беде.
Тати?! Глеб никогда не слышал, чтобы его маму так называли. Таня, Танечка, Татьяна Сергеевна – еще куда ни шло. Ну Танюха, ладно, отец под мухой позволял себе подобные вольности. Но Тати? Что у них вообще за дружба такая? Может, папа неспроста недолюбливал подруг жены? И Глеб зря не слушал мамины истории про девичьи посиделки? Может, все эти годы она рассказывала ему про шабаши и спиритические сеансы, и будь он чуток внимательнее, то не оказался бы сейчас в этом странном и жутковатом месте?
– Ты ничего не хочешь мне объяснить? – зашипела Алина Глебу в самое ухо.
Но он лишь отмахнулся. Ему и самому бы теперь не помешали объяснения.
– Это Алина, моя помощница. – Он похлопал Белкину по спине, подспудно подталкивая к воротам вперед себя.