Собирается буря

Когда Маленькая Птичка отшвырнул свой плащ и пустился в пляс, кружась на месте, ноздри защекотал запах приятного конопляного дыма, глаза стали вращаться, руки разомкнулись, амулеты закружились и смешались. Словно и не существовало никаких различий между одним и другим человеком, и все они, предки и потомки, превратились в нечто единое при повороте колеса судьбы. Но под конец никто из них не стал чем-то большим, чем крохотное черное пятнышко в белом свете вечности…
Шаман позвал кагана Аттилу. Тот сидел у огня и ел с некоторыми из избранных. Чанат и Орест располагались поблизости, как и юный Есукай с хитрым Гьюху.
Маленькая Птичка устроился без приглашения среди них, сложил руки, словно христианский священник, и любезно улыбнулся вождю.
— Великий шаньюй, — сказал шаман, — какое путешествие вам пришлось пережить в мире грез, вам, кому по истечении семи дней не было бы дозволено вернуться в лагерь, чтобы даже вылизать ночной горшок кагана Руги!
Аттила глянул на безумца через косточку, которую тот обгладывал.
— Добро пожаловать обратно, Маленькая Птичка, — громко произнес великий вождь.
— Мой господин! — попытался возразить Есукай.
— Мальчик мой, да пребудет с тобой благочестие и чистота, — воскликнул с досадой Чанат, не отрывая своих темных глаз из-под черных изогнутых бровей от маленького шамана, — но если ты…
— Слушайте! — пронзительно завизжал Маленькая Птичка, смотря в широко открытые глаза Чаната. — Мешок со старыми костями возвращается к жизни и говорит! Я думал, ты уже давно мертв, Чанат.
Чанат дернулся, чтобы схватить шамана за подпрыгивающий пучок волос и утащить куда-нибудь в темное место (и неважно, связан он с богами или нет), но Аттила протянул вперед руку.
— Слова, слова, слова, — произнес он.
Маленькая Птичка, отвернувшись от Чаната, посмотрел с презрительной усмешкой, но затем со слащавой улыбкой снова обратился к кагану Аттиле. Его голос звучал монотонно и нелепо.
— Вы были странником и изгнанником на этой земле, господин, оставляющий после себя вдов, жалким отверженным, презираемым всеми. Ваше чело отметили три постыдных шрама предателя. Как далеко и быстро вы забрались в мир грез! Но пасть и взлететь можно в одно мгновение, ведь никогда не знаешь, какова воля злых и непредсказуемых богов. Обо всех победах и триумфах в этом мире грез станут слагать бессмертные легенды! Несомненно, великий шаньюй, о мой Аттила, маленький князь всего и ничего, — несомненно, боги не оставят вас своим покровительством. Вы будете жить вечно и покорите весь мир. Да, такова ваша судьба.
Аттила по-прежнему не реагировал.
Маленькая Птичка вздохнул. Скрестив ноги, он сел в пыли и с досады встряхнул головой. Затем посмотрел вверх и сказал более привычным голосом:
— Итак, великий шаньюй, где вы были? Что делали?
Аттила отложил в сторону косточку и вытер губы.
— Везде, — ответил он. — И нигде.
Маленькой Птичке понравился ответ, и он улыбнулся.
— А почему вы не вернулись раньше?
— Ты знаешь. Закон племени был против меня.
— Такому господину, как вы, — тихо вмешался Гьюху, — не стоит бояться закона.
— Не льсти мне, — сказал Аттила, даже не смотря на него. Каган по-прежнему не отрывал глаз от Маленькой Птички. — Я не выше законов. И не выше законодателей.
Наступила полная тишина. Шаман понял смысл его слов.
— Кроме того, — добавил Аттила, — мне было чем заняться.
— Что вы сделали? — спросил Маленькая Птичка более тихим голосом.
Голос Аттилы тоже не был громким:
— Чего я не сделал?!
В огне что-то треснуло. Мужчины, сидящие вокруг, замерли в ожидании, почти со страхом глядя на него во все глаза. Лишь Орест смотрел в землю, пока его каган шептал странные, но древние слова.
 
 
Был я правителем, был и рабом,
 
Был я безумцем, плутом и глупцом,
 
Каплей росы на траве и орлом над горой,
 
Тысячи жизней взял я с собой…
 
 
— Это слова шамана, — тихо произнес Маленькая Птичка.
 
Аттила кивнул:
— Ты был девять лет в пустыне и в высоких горах священного Алтая, Маленькая Птичка. Но мне пришлось провести там тридцать. А тридцать лет — это длинный промежуток времени.
Шаман отодвинулся от того места, где сидел.
— Посмотри мне в глаза.
Тот отвернулся.
— Посмотри мне в глаза.
Собеседник кагана выполнил приказ, и ему не понравилось то, что он увидел. Глаза Аттилы стали желтыми в свете костра и засверкали, словно у льва. Они безжалостно прожигали насквозь, подобно лучам солнца. Шаману приходилось видеть такие глаза прежде, но не у человека.
Маленькая Птичка задержал на нем взгляд немного подольше, а затем, ни сказав более ни слова, он вскочил на ноги, как юный гимнаст, и поспешил прочь, к потемневшим палаткам.
Остальные тоже почувствовали смутный страх, откланялись и вскоре молча исчезли, опустив головы. Ушли все, кроме Чаната, который остался возле огня, и верного Ореста, лежавшего на земле с закрытыми глазами.
Аттила долго смотрел в костер, и пламя, танцуя, отражалось в его глазах.
Через некоторое время Орест заговорил. Повернувшись к Чанату, он произнес:
— Друг, расскажи мне о Маленькой Птичке.
Чанат долго думал, потом ответил:
— Я помню историю Маленькой Птички еще со времен своей юности. Такое не забыть никогда.
Старик потянул за травинки, вытряхнул семена, высыпал их на ладонь и стал рассматривать, затем нагнулся вперед и сдул.
— Когда шаман был молодым…
Чанат наблюдал, как семена падают в огонь и погибают.
Скрестив ноги, Аттила сидел на другой стороне костра, вглядываясь в тлеющие угольки и положив руки на колени, погруженный в раздумья и молчаливый, словно каменный бог.
— Когда шаман был молодым, его уже считали безумцем, — сказал Чанат, — но не таким, каким он стал сейчас. Сумасшедший юноша с головой, полной видений и грез. Затем Маленькая Птичка встретил девушку, это случилось на празднике. Она была очень красива. Сначала девушка безжалостно насмехалась над шаманом. — Чанат улыбнулся. — Как жестоко и надменно она вела себя с Маленькой Птичкой! Чтобы проверить, конечно. Как и все женщины, кокетничала она без меры, и шаман обожал ее. Но своими жестокими шутками девушка причиняла Маленькой Птичке боль, подобно многим женщинам племени. Затем дразнила его и нещадно бранила. «Ты ничтожный коротышка! — могла закричать она своим звонким девичьим голосом так, что весь лагерь слышал и смеялся. — Я презираю и тебя, и землю, по которой ты ходишь! Твои руки похожи на женские, ты дрожишь, заслышав писк ягненка, ты пугаешься при виде капли дождя на носу. О, как я ненавижу тебя!» Она могла придумывать оскорбления бесконечно, как это случается с женщинами, когда они к кому-то неравнодушны.
Орест молча засмеялся. Сейчас его глаза открылись и смотрели на звезды, словно что-то ища.
— Но Маленькая Птичка был еще талантливее, еще очаровательнее и хитрее. Слова, песни, стихи и необычные сравнения лились из его уст, как вода по весне с высоких гор Таван-Богд, Пяти Владык. Поток красивых и кружащих голову слов не мог не затронуть душу девушки. Прошло некоторое время, и она поддалась обаянию шамана. Без сомнения, Маленькая Птичка был напастью и гибелью и в любви, и в настоящем бою. Она — ее звали Ценгель-Дюю, что значит Младшая Сестра Очарования, — она бы закричала: «О, ты — самая большая напасть и гибель из всех мужчин, Маленькая Птичка! Которая из женщин настолько глупа, чтобы назвать тебя своим мужем? Да она должна быть глухой, слепой и старше на сотню лет! Она, твоя очаровательная жена, которая ждет сейчас тебя, ходячее бедствие!» Но ночью при свете костра шаман преклонялся перед Ценгель-Дюю, говорил ей льстивые слова, и тогда его глаза ярко блестели и искрились — скорее от радости, чем от того напыщенного раболепства, которое все женщины считают отвратительным. Маленькая Птичка уверенно льстил и очаровывал ее, словно зная, что в результате завоюет. И конечно, так и вышло. Влюбленные поженились, и вскоре у нее стал расти живот. Счастью шамана не было предела. Чувства граничили с безумием, и они могли в любой момент вылиться в приступ ревности или даже что-то похуже. Но вместо этого…