Собирается буря

Повсюду царили суета, благополучие и изобилие. Конечно, при наличии денег…
Бедняки и нищие влачили свое существование в вонючих переулках, где коршуны парили над кучами мусора, а крысы кусали детей по ночам. Истинная сущность Сына мало волновала этих жителей, а от драгоценностей и шелка они были еще дальше.
Галла приехала в тот день, когда в городе еще не стих одобрительный гул по поводу торжественного триумфа после поражения вечно наводящих страх на восток персидских армий. После этого состоялась женитьба молодого императора Феодосия II на прекрасной невесте.
Феодосий был племенником Галлы, и он ей нравился. В то время ему едва исполнилось двадцать лет. Это был мягкий и образованный человек, хороший наездник. И в науке юноша обладал знаниями выше средних. У Феодосия в войсках числилось несколько способных полководцев, и могущественная персидская династия Сасанидов недавно обнаружила, что легионы Восточной Римской империи являлись чем-то большим, чем просто достойным соперником.
Но имелась еще и старшая сестра Феодосия — грозная, набожная, убежденная в необходимости хранить невинность Пульхерия. Она сильно влияла на византийский двор.
Двор и дворцы, как никакое другое место, полнились слухами. Говорили: несмотря на свою громко афишируемую девственность, Пульхерия, судя по всему, проводила немало времени с любимыми христианами и священниками в личных покоях. Но больше всего слухов ходило вокруг Нестора и его сподвижников, являвшихся по ряду причин, в которые не слишком неинтересно вникать, теологическими врагами сестры Феодосия. Но все эти основания для разногласий можно считать такими же сплетнями, как и инцест Галлы со своим братом.
Зимой 414 года двенадцатилетний Феодосий вступил на престол Восточной империи. Пульхерию (достигшую пятнадцатилетнего возраста) объявили официальной опекуншей брата и стали называть «Августа». Думали, что этот титул — просто название, и не более. Но с того момента юная девушка начала властвовать, и ей успешно удавалось держать в своих руках бразды правления процветающей и невероятно богатой Восточной Империей последующие тридцать шесть лет.
Ее брат, повзрослевший и набравшийся мудрости, вовсе не был глупцом, как я уже говорил. Это не Гонорий. Образованный, мягкий и гуманный, Феодосий увлекался рукописным шрифтом в различных витиеватых, тщательным образом составленных, манускриптах, за что получил прозвище «Феодосий Каллиграф». Все правители Восточной империи приобретали прозвища подобным образом. Например, одному не слишком повезло называться «Константином Копронимом» после того, как тот нечаянно упал в нечистоты в купели, где его крестили в младенческом возрасте.
Под суровым оком Пульхерии императорский дворец фактически превратился в женский монастырь. Всех мужчин выдворили из женских покоев. В четко распланированном и длительном ритуале в Святой Софии, во время постоянных песнопений в окружении запаха ладана, присутствовали лишь она и ее сестры — Аркадия и Марина. Обе были преданы идее сохранения своей невинности перед Богом. Возле алтаря возложили драгоценности — некий символ долга перед Небесами. В течение нескольких часов уличные бродяги из простонародья и разносчики на Агоре посмеивались, услышав о нововведении, поговаривая, что это вовсе не подношение, поскольку никто, кроме Бога, не захочет их девственности. Грустно, но факт: сестры императора с длинными и неприветливыми лицами и плоскими бюстами (очевидно, что-то наподобие женской груди у них напрочь отсутствовало) явно не являлись предметами обожания в то время.
Не потворствуя никаким слабостям плоти, Пульхерия вряд ли ощутила восторг, когда в мрачный и замкнутый императорский двор вошла, танцуя и смеясь, новая девушка — без преувеличения, само очарование. Та, которой было суждено стать императрицей. Красивым оказалось даже ее имя — Афинаида. Смех, живой взгляд, остроумие и улыбки, блестящие черные волосы, ниспадающие волнами на плечи, изгиб бровей, тонкая шея, взгляд из-под иссиня-черных ресниц, похожий на черный мед — все это приковывало внимание. Покачивающиеся бедра, когда она плавной походкой куда-нибудь двигалась, лишали дара речи и, дразня и маня.
 
Афинаида — самая красивая девушка, которую я когда-либо видел.
  
Глава 9
 
История Афинаиды
 
Она была не просто красива. Нужно больше, чем обычная красота, чтобы не только поразить душу человека, но и удержать его.
Впервые девушка появилась в императорском дворе после судебного процесса — яркая и страстная в гневе, который обуял ее из-за ошибки правосудия, невероятно гибкая, полная глубочайшего презрения к тем, кто, по ее мнению, пытался обмануть ее с причитающимся ей наследством. Тогда ей исполнилось всего восемнадцать лет.
Афинаида была дочерью выдающегося замечательного философа из Афин по имени Леонтий. Говорили, в нем горел тот чистый, ясный свет, озаривший Афины много лет назад, в дни, когда Лицей и Академия обрели второе дыхание. После смерти Леонтия огласили волю старика, согласно которой все переходило двум старшим сыновьям. Дочери, которую отец любил больше всего на свете, он не оставил ни гроша. Сначала Афинаида пыталась уговорить братьев, но те лишь смеялись и издевались над сестрой. Они всегда обижались, что отец любил дочь больше, чем сыновей. Поэтому девушка явилась в высший суд Восточной империи — в суд Императорского Правосудия в Константинополе — и предстала перед ним. С нею не было ни одного адвоката или законника.
— Я не могла себе этого позволить, — сказала она просто, но с достоинством. Девушка стояла возле разинувших рот судей, одетая в обычную белую столу, перехваченную на талии узким кожаным поясом. — Я буду сама вести свое дело.
Это была правда. Тетя Афинаиды, пожилая сестра Леонтия, еле-еле наскребла маленький кошелек серебряных монет, которых хватило только на поездку из Пирея в Золотой Рог.
Волю покойного вновь зачитали перед судом. Разделив поровну имение между двумя сыновьями, Леонтий сделал лишь лаконичную приписку для дочери: «Афинаиде я не оставляю ничего. Ей и так повсюду будет способствовать удача».
Афинаида вздрогнула, когда услышала произнесенные вслух жестокие слова отца. Затем, взяв себя в руки, начала говорить.
Через некоторое время послали за самим Феодосием. Тонко мыслящему императору должно было понравиться столь невиданное доселе зрелище.
К удивлению собравшихся легатов и священников, советников и преторов, эта юная девушка доказывала свою правоту в базилике, словно опытнейший ритор или адвокат, знающий закон вдоль и поперек. Она хорошо понимала четыре древних раздела римского законодательства: закон, право, обычай и предписание. Афинаида свободно дословно цитировала старейшие авторитетные источники: самые туманные императорские декреты, целый параграф из гражданского права, которое знала как свои пять пальцев, «Речи» Цицерона и «Риторические наставления» Квинтилиана, «Дигесты» Ульпиана и «Исследования» Папиниана, покрывшиеся пылью и полузабытые трактаты, редкие и неоднозначно толкуемые места из «Ответов». Даже упомянула «Против Боэция» Демосфена, введя научное язвительное отступление о том, почему великий афинский оратор все-таки был прав, даже когда греческий закон сильно расходился с римским.
— Ведь законы, как и люди, рождены для того, чтобы умереть, — говорила Афинаида. — Лишь справедливость бессмертна.
Невозможно сказать, что лишило дара речи собравшихся почтенных седых старцев — очаровывающая мягкость и четкость голоса девушки, ее ослепительная красота или потрясающая эрудированность. Видимо, дело в невероятном сочетании всех трех качеств. Но присутствовавшие в суде риторы не могли произнести ни слова. Некоторые из сидевших на твердых каменных скамьях уже стали подумывать, как хорошо было бы заполучить в жены эту бесприданницу из провинции. А остальные начали терзаться, что уже приняли обязательства по отношению к другой женщине много лет назад, и брак не утратил своей силы.