Индийский океан
– Ко мне вернулась надежда. Ожидая суда эскорта, я строил проекты, успех которых казался мне несомненным, что во многом компенсировало бы тяжелые для моей родины потери. Мне удалось привлечь в союзники господина де Келю, губернатора Мартиники. Париж потребовал присылки одного из моих офицеров, чтобы сообщить двору и руководству Ост-Индской компании о положении дел в Индии. Я решил отправиться сам.
25 февраля 1748 года после нелегкого путешествия Ла Бурдоннэ является в Версаль. Министры принимают его «как положено», но он быстро понимает, что попал в клетку со львами.
– Господин директор Ост-Индской компании получил из Пондишери меморандум, по поводу которого мы ждем ваших разъяснений...
«Допрос» ведет откупщик податей Боканкур, брат Дюплекса. Ла Бурдоннэ обвиняется в получении от англичан взятки в миллион фунтов стерлингов за сохранение Мадраса.
– Чудовищное обвинение! Я не получил от англичан ни гроша, а, напротив, истратил почти все свое состояние на вооружение королевских судов.
Встают и другие обвинители – все они военные поставщики, чьи сомнительные счета проверял Орри, попавший в немилость друг Ла Бурдоннэ. По испытанной методе они обвиняют адмирала в своих собственных грехах. Его гоняют по кабинетам двое суток, и с каждым следующим приемом чиновники становятся все менее и менее вежливыми. Ла Бурдоннэ обвиняют в профессиональных морских ошибках, в неумелости и, наконец, в сотрудничестве с врагом. 1 марта 1748 года, через три дня после прибытия в Версаль, бывшего губернатора Маскаренских островов отправляют в Бастилию.
«В карцер без права переписки и свиданий» – исключительно строгий режим для тюрьмы, где сидело немало знаменитых людей. Враги Ла Бурдоннэ хотели его смерти. В крайнем случае они надеялись, что он сойдет с ума. Через два месяца после пребывания в камере-одиночке тюремный врач, вызванный надзирателем, нашел у заключенного «признаки паралича»; у него, по-видимому, было небольшое кровоизлияние в мозг. Метод лечения тех времен прост – кровопускание, но непонятно (или, наоборот, слишком хорошо понятно), почему кровь «отворили» узнику лишь через семь месяцев после визита врача. И по-прежнему строжайшая изоляция, которая продлится не один год. В апреле 1749 года в камеру Ла Бурдоннэ является монах:
– Меня зовут отец Гриффе. Я получил разрешение навещать вас. Кроме того, вам разрешили небольшую прогулку по внутреннему дворику.
Еще через год заключенному разрешают переписку с его советником и выбор адвоката.
Мы на время забыли об океане, но ведь речь идет об адмирале и великом моряке, с которым столь подло обошлись власти. В его участи нет ничего странного: и другим адмиралам доводилось страдать в тюрьмах. Тюремное заключение Ла Бурдоннэ, ставшее к концу менее строгим, продолжалось до 3 февраля 1751 года, то есть два года и одиннадцать месяцев Это событие всколыхнуло парижан и разделило их на два лагеря. Поползли слухи, что заключенный, оправившись от кровоизлияния, пишет отчет о своей деятельности; в Арсенал было вызвано триста свидетелей, и две трети из них уклонились от дачи показаний. Приговор, вынесенный после долгих дебатов 3 февраля 1751 года, тут же объявили публике: «Комиссары Арсенала снимают обвинение с господина Маэ де Ла Бурдоннэ, приказывают именем Его Величества выпустить узника из Бастилии».
Бывший заключенный выглядел тучным, поскольку в Бастилии по традиции пища была плотной, но он страдал от авитаминоза и недостатка физических упражнений. Кроме того, Ла Бурдоннэ лишился зубов. Он прожил еще три года, но болезни не отпускали его. Умер он в Париже на улице Анфер (Ада). И ни в одном наследственном акте не встречается упоминание о пресловутом «английском миллионе».
Одной из задач французов во время североамериканской войны за независимость было сохранение за собой открытой дороги в Индию. Французское правительство заключило с Голландией договор о размещении французских войск в стратегической точке – в Кейптауне. В то время военно-морское министерство возглавлял маркиз де Кастри. Однажды он пригласил на беседу пятидесятидвухлетнего морского офицера с необычной внешностью.
– Было в нем что-то от священника, – говорил о нем один из подчиненных, по-видимому антиклерикал. – Быть может, по причине большого брюха и гневного, хитрого и в то же время саркастического выражения глаз.
Черты лица шевалье де Сюффрена не потеряли изящества, хотя и затекли жирком. У него был длинный нос с тонко очерченными ноздрями; из-за постоянно приподнятых уголков рта его улыбка казалась хищной.
Сюффрен внимательно слушал министра. Его черные глаза поблескивали из-под густых бровей. Изредка, когда брюхо мешало ему наклониться вперед, он бросал на него яростный взгляд, как на заклятого врага.
– Господин шевалье, вам надлежит отплыть из Бреста на остров Франс в самое ближайшее время. Там произойдет соединение с эскадрой графа д'Орва, под чье командование вы поступите, поскольку он старше вас. Затем вы совместно с ним уничтожите английский флот, крейсирующий в районе Кейптауна. По пути нигде не задерживайтесь и не вступайте в бой с английскими эскадрами, которые встретятся вам до соединения с графом д'Орвом.
Выслушав все наставления, шевалье де Сюффрен поклонился и, не сказав ни слова, покинул кабинет министра. Через неделю шесть его судов отплыли из Бреста. 16 апреля 1781 года на заре эскадра подошла к островам Зеленого Мыса. На фалах адмиральского судна взлетает сигнал – приказ «Артезьену» отправиться на разведку якорной стоянки Прая. (Прая – порт острова Сантьягу.) Сюффрен решил пополнить запасы воды. Никаких осложнений не предвидится, поскольку острова принадлежат нейтральным португальцам.
Через два часа на всех парусах возвращается «Артезьен». Он сигналит, что на рейде стоят несколько английских судов.
Какие же мысли приходят в голову Сюффрена? Он их изложил в письмах к кузине, в которых говорит о себе то в первом, то в третьем лице: «Я не знаю, куда шли эти суда. То ли в направлении Кейптауна, то ли на север? Неважно, я должен их уничтожить». Сюффрен помнит о наставлениях министра: «По пути нигде не задерживайтесь и т. д.» – и все же принимает решение атаковать английские суда. Его девиз – уничтожать врага в любом месте и в любое время.
В 8.45 утра Сюффрен отдает приказ своему адъютанту:
– Велите вызвать людей на боевые места.
Изысканный стиль мало подходит для отдачи приказа, а Сюффрен намеренно говорит либо очень грубо, либо на провансальском наречии, словно стремится развеселить матросов-южан и шокировать офицеров-бретонцев. И одевается он престранно: «Вместо штатной треуголки у него на голове крохотная фетровая шляпа грязно-белого цвета. Он не пользуется ни пудрой, ни помадой, не носит буклей, а только маленькую косичку, привязанную куском старой бечевки. На нем поношенные башмаки и расстегнутые на икрах штаны из голубого полотна. Он не носит ни камзола, ни галстука, а ходит в пропахшей потом рубашке из грубой ткани с открытым воротом и закатанными до локтя рукавами». И, несмотря на все это, у Сюффрена очень властный вид.
Схема морского боя у Прая очень проста: три корабля Сюффрена атакуют застигнутых врасплох англичан на якорной стоянке (позже стало известно, что английский командующий был на охоте), открывают продольный огонь, ведут его полтора часа, наносят серьезные повреждения судам, разворачиваются и уходят в открытое море!
Победа не полная, поскольку три корабля не последовали за Сюффреном.
– Они не поняли сигналов. А может, замыкающие суда не видели их, – утверждают одни.
– Капитаны этих судов сделали вид, что не поняли сигналов. Один из примеров частых разногласий Сюффрена с его офицерами, – возражают другие.
Одно из многочисленных писем Сюффрена к кузине рассказывает о сражении у Прая: «Прая могла и должна была обессмертить мое имя. Я пропустил, быть может, единственный шанс в моей жизни». Однако шевалье поколебал английское владычество в районе мыса Доброй Надежды, и министр, забыв об ослушании, отметил его успех. Кастри написал Сюффрену: «Его Величество считает, что Вы вели себя как талантливый полководец. Он повелел назначить Вас командующим эскадрой». Командующий эскадрой, а на деле главный адмирал, ибо граф д'Орв, под чье командование поступил Сюффрен по прибытии на остров Франс, вскоре заболел и умер.