Сад нашей памяти
– Ой, детка, как же я тебе сочувствую! Ну, может, когда в следующий раз поедешь в Вудмонт, то наконец твое желание сбудется.
Учеба в пансионе, конечно, подразумевала хорошее образование, однако это создавало и определенный разрыв между Либби и ее привычным кругом, включая также отца. У нее была бы возможность поравняться с друзьями летом – но отец частенько отправлял ее летом учиться в Европу.
– Кстати, Элайна пригласила меня сегодня вечером на ужин, – сообщила Либби.
– О-о, да ты, я смотрю, скоро будешь вась-вась с богатыми землевладельцами!
– Она говорит, что мы там сможем обсудить мое бизнес-предложение по фотосъемке.
– Это, дорогая моя, можно сделать по электронной почте или эсэмэс. Так что, скорее всего, ты произвела большое впечатление на миссис Грант.
– Может, и так. – Шорох чьих-то маленьких лапок за старой стеной вернул Либби к действительности. – Я помогу тебе здесь, когда выпадет свободное время.
– Это когда у тебя выпадает свободное время?
– Да, иногда оно вдруг приподымает свою жуткую голову. Как ты уже сказала, пахать с утра до ночи куда легче.
Сьерра взяла ее под руку:
– Ну, вот скажи: разве мы, две созависимых отщепенки, не ищем себе новую яркую жизнь?
Либби рассмеялась:
– Если так говорить, то мы должны наводить скорее ужас!
– А мы, быть может, и наводим.
– Мне бы как-то не хотелось, чтобы нас воспринимали таким образом.
Во взгляде Сьерры на мгновение промелькнула тень, и вновь засияла улыбка.
– Тогда будем это отрицать до конца.
* * *
Вторую половину дня Либби прокорпела над распорядком фотосъемок предстоящей в ближайшие выходные свадьбы и обмениваясь сообщениями с невестой по имени Джоанна. И предсвадебный банкет накануне, и сама свадьба должны были состояться на историческом вокзале Ричмонда «Main Street Station». Поскольку это был по-прежнему действующий железнодорожный вокзал, то в заметках у Либби имелись не только имена непосредственных участников и гостей брачной церемонии, но также и расписание поездов (в 6:35 и в 8:30 пополудни). Она еще раз проверила свою бронь номера в ричмондской гостинице и трижды перепроверила готовность к работе нанятого ею на этот день второго фотографа. И тут же составила в голове новый перечень наихудших вариантов развития событий: «Сезон ураганов и дождей. Поток пассажиров поезда, вливающийся в кадры. Перепившие гости, разошедшиеся по вокзалу».
Еще она составила предложение для Элайны, распечатала его на белой линованной бумаге и положила в глянцевую папку-конверт со своим логотипом.
Время пробежало быстро, и Либби даже могла бы отчитаться – будь это кому-то интересно, – что она лишь дважды заглянула на инстаграмные страницы Джереми и Моники. К ее разочарованию и облегчению, там не было никаких новых фотографий с большим животом или же с подготовкой к свадьбе.
В четыре часа Либби приняла душ, вымыла и даже высушила феном волосы, что на неделе делала крайне редко. Некоторое время потратила на легкий макияж, нашла в чемодане чистые джинсы и немнущийся белый топ из шитья. Прихватила с винной стойки бутылку шардоне, оставшуюся у нее этаким одиноким сувениром из того дома, где они жили вместе с Джереми.
Теперь, уже отлично зная двадцатиминутную дорогу в Вудмонт, Либби обнаружила, что с каждым разом все больше наслаждается простирающимся вокруг холмистым сельским пейзажем. Поначалу ее разочаровывала безлюдная пустота этой местности, сильная разбросанность строений, когда вроде бы не на чем остановить взгляд, – но теперь ей это нравилось все сильнее. Наконец Либби свернула между кирпичными столбами на длинный проселок, ведущий к главному дому, и от колес сразу взвилась дорожная пыль. Взгляд Либби устремился к лежащему с востока полю, где паслись две черные лошади.
Припарковавшись перед крыльцом особняка, Либби взяла в руку папку с предложением и бутылку вина и поднялась по ступеням к парадной двери. Там оказалась прилеплена записка, где четким аккуратным почерком значилось:
«Либби, обойдите дом к боковому входу для своих».
Стянув записку с двери, Либби прошла вокруг дома, мимо низкой самшитовой изгороди и цветущих клумб с анютиными глазками и ирисами.
Перед этим входом с недавно обновленной дверью не было никакой террасы, и прежде Либби вообще не обращала на него внимания. Она поднялась по свеженьким деревянным ступеням и постучала. Спустя несколько секунд изнутри послышались тяжелые шаги, и дверь резко распахнулась.
Возникшая в проеме женщина была довольно грузной. Белые седые волосы были коротко пострижены и зачесаны назад, открывая круглое лицо. На вид ей можно было дать лет семьдесят. На ней были темно-синее свободное платье и черные практичные сандалии.
– Здравствуйте, миссис Риз.
Женщина внимательно вгляделась в нее, и Либби сжала в руке записку и бутылку:
– Я Либби. Элайна пригласила меня на ужин. Я была фотографом на свадьбе у Джинджер.
– Вот уж мокрая-то свадебка вышла! Думала, никогда уже после нее полы не ототру. И зовите меня, пожалуйста, Маргарет. Никто меня здесь не называет «миссис Риз». Элайна предупредила, что вы придете. Заходите.
– Спасибо. А я не рано?
– Ничуть. Это остальные вечно припоздняются.
– Как вам мои фотографии со свадьбы Джинджер и Кэмерона?
Лицо у Маргарет сразу потеплело.
– Элайна показала мне, как их открыть по ссылке, и мы вдоволь насмотрелись на молодых. Совершенно замечательные фотографии. Даже несмотря на дождь.
– Лучшие моменты получились спонтанно.
– Джинджер блестящий доктор, но метеоролог из нее всегда был не очень, – усмехнулась Маргарет.
– Ей повезло сыграть свадьбу в таком прелестном месте.
– Да, это уж точно.
Либби протянула ей бутылку:
– У меня с собой вино.
– Как это мило! А что у вас в папке?
– Деловое предложение для Элайны.
– Давайте отложу его в сторонку и прослежу, чтобы она про папку не забыла.
Либби заколебалась, поскольку всегда предпочитала лично вручать свои предложения. Тем не менее она отдала папку Маргарет и прошла следом за ней в свежеотремонтированную и заново оснащенную кухню, которой позавидовал бы любой шеф-повар. Все столешницы были выполнены из белого мрамора, верхние и нижние шкафчики были насыщенного синего цвета, а кухонная техника блестела нержавейкой.
Когда Либби с матерью случилось однажды побывать на экскурсии по особняку, их проводили и на кухню. До ремонта, помнится, все столешницы были деревянными, а огромная и глубокая «фермерская» мойка была из белого фаянса. Плита с четырьмя конфорками и двумя духовками, считавшаяся в ту пору суперсовременной, была покрыта белой эмалью и украшена хромированной отделкой.