Собственность зверя (СИ)

— Папа, думай! Любая возможность! Это так важно для меня!
— Дай мне время до утра. И не нервничай. Мы обязательно что-нибудь придумаем…
Теперь я уже всхлипнула и заплакала от облегчения.
— Спасибо! — просипела на вдохе.
Он прерывисто вздохнул в трубку:
— Но что с тобой? Объясни подробней! Ты здорова? Тебе нужна помощь?
— Я нормально, — кивала, будто он мог меня видеть. — Пап, ты — моя последняя надежда.
Меня не интересовало больше ничего. Если он поможет добраться до вещей оборотня, я прощу ему все!
— Я бы хотел увидеть внука…
Внука? Я что, оглохла?
— Пап, я… пока не знаю. Я просто хочу его взять в руки, обнять, прижать к себе… Ты не представляешь, какая это пытка!
— Девочка моя…
А я уже не могла говорить. Влажные щеки беспощадно жгло холодом, и не было сил пошевелиться… пока вдруг на плечи не накинули что-то теплое и не утянули на колени. Джастис прижал к себе, и я позволила себе вжаться в него и взять тепла взаймы хоть на несколько минут.
— Пап… я жду звонка, — прошептала и убрала мобильный. Неожиданно стало легко. Я обняла Джастиса, запуская окоченевшие руки под распахнутую флисовую кофту, и прикрыла глаза, утыкаясь ему в плечо. — Не мерзнешь? — прошептала, шмыгнув носом.
— Нет, — еле слышно усмехнулся он.
— У нас с тобой ничего не выйдет…
— Я знаю. — И он провел носом по виску, порывисто вдохнув. — Ты чужая.
— Что? — выпрямилась я.
На него уже насыпало снега, и особенно очаровательно смотрелись длинные ресницы, присыпанные белым.
— Я думаю, что отец твоего ребенка жив, Лали, иначе я бы тебя забрал.
— А говоришь ученый, — усмехнулась я.
Душа мягко разворачивалась, заполняла пустоты внутри, и в этой теплой тишине вдруг все наполнилось уверенностью — жизнь наладится. Я не знала, как и когда, но все уже двигалось в нужном направлении, начиная с приезда Ниры и кончая объятиями Джастиса.
— Я оборотень, — улыбнулся он.
— Хорошее оправдание, — фыркнула я. — Мне жаль.
— Мне тоже. Но я тебя не брошу. Надо будет побежать за ним — побежишь. А я присмотрю за медвежонком.
— Да куда я побегу? Мне просто нужна его вещь.
Он пожал плечами, многозначительно замолкая.
— Малыш нормально без тебя себя чувствует. Может, ты и Рэм правы — ему нужно знать, что у него есть отец. Для севера это жизненно важно… Он все-таки очень другой. А популяция белых медведей еще не выходила за пределы своего ареала обитания.
— Теперь да, немного напоминаешь ученого, — довольно улыбнулась я.
Он рывком поднялся с лавочки и подкинул меня в руках, заставив взвизгнуть.
— Все! Греться, пить чай и спать! — скомандовал и понес к зданию.
  
5 
 
Я пришел в себя посреди бескрайнего снежного поля. В памяти — черная дыра, в теле — дикая тяжесть и отголоски неясной пульсирующей боли. Я лежал медведем под слоем снега и тупо взирал на мутный горизонт. Утро.
Вспоминать было физически больно. Голова взрывалась на каждое шевеление мысли. Последнее, что помнил — адское жжение между лопатками. Я тогда только отошел от перевалочной станции, налегке — хотел просто прогуляться… И все — пропасть. Смутное ощущение подсказывало, что со мной кто-то что-то сделал, но что — непонятно.
Кое-как поднявшись, я побрел в сторону Климптона. Желудок крутило от голода, но охотиться не было сил. Проще добраться до города. Ну как проще… Хорошо, что в Климптоне нет запретов на прогулки в животной ипостаси, только я старался не светить своей уникальной шкурой.
Доплелся до окраины ночью и с трудом обернулся у первого же открытого бара. Ввалиться здесь голышом куда-либо не было странным — Климптон больше город оборотней, чем людей. Хотя и последних это не смущало. Карты тут не в ходу именно потому, что в зубах их не потаскаешь. Вышибала у входа окинул меня суровым взглядом:
— Шмотку?
— Да, — прохрипел, еле стоя на ногах.
— Арден! — рявкнул он в злачное нутро и кивнул мне следовать за подошедшим парнем. — На счет только пиши.
Парень кивнул, и вскоре я уже шарился в узком тесном шкафу секонд-хэнда. Так уж повелось, что шмотка для вернувшихся из льдов есть в каждом общественном месте — тут это маленький бизнес. Добираешься до дома и отправляешь вещи обратно.
 
Руки подрагивали, жутко мутило. Когда нашел более-менее подходящее, выполз, сел за барную стойку и заказал еды.
— Что, охота не удалась? — усмехнулся бармен.
— Видимо, удалась.
Только не у меня. Голова болела все сильнее, и еда лишь немного сняла общую слабость, а в целом я остался едва ли не дохлым. Раздумывал возвращаться ли в квартиру недолго. Предпочел отель.
— Номер, — устало выдохнул на ресепшене и приложил отпечаток пальца к сканеру.
— Добрый день, мистер Нолдридж, — улыбнулась мне девушка и протянула ключ.
***
На следующее утро я понял, что дурнота — не единственная и далеко не самая серьезная моя проблема. По телу волнами, пульсируя все сильнее, разливалась боль. Спазмы сбивали дыхание, кожа покрывалась холодным потом, и смутное понимание, что именно происходит, ни черта не радовало.
У меня была ломка. Никогда не употреблял, но имел смутное представление, в основном, благодаря единственному другу, работавшему в больничке. Ему я и позвонил, еле набрав номер дрожащими пальцами.
Юджин примчался через полчаса. Я еле расслышал стук двери и быстрые шаги — так звенело в голове.
— Киан, мать твою! — разнесло тишину номера его возгласом.
— Тише, — зашипел, стискивая голову. — Не ори.
— Ляг…
Я кое-как навел резкость на друге, полулежа на диване. Со смены — глаза красные, светлые волосы торчком и весь пропах кофе и медикаментами.
— Пульс шкалит, — отнял он пальцы от моей артерии и загремел чемоданом. — Я уже Нейла подключил тебя искать.
В Климптоне без связей и знакомств тяжко. Без них искать не будут и в гостиницу к тебе спасать от ломки не прибегут.
— Сколько прошло? — выдохнул между приливами дурноты. Желудок держался за то, что удалось в него запихнуть, но с каждым вдохом угрожал сдаться.
— Две недели от тебя не слышал ничего. Думал, ушел снова фотографировать. — Юджин пошарился в чемодане, потом перетянул от души руку и всадил иглу. — Но сейчас же бури на пустоши.
Бури… Время бурь я планировал провести дома, передохнуть между вылазками. Точно помню, как забивал холодильник едой, чтобы никуда не выходить и не отрываться от обработки материала.
— Киан, следов инъекций нет. Либо кололи в звериной ипостаси. — Мутным взором я смотрел, как он регулирует колесико капельницы на штативе. — Сейчас полегчает. Но ломка налицо.
Устроив руку на подушке, он осмотрел меня с ног до головы.
— Хрень, — выругался. — Кто ж тебя так?..
— Я не помню ничего, — прохрипел на вдохе, пытаясь сдержать новую волну дурноты.
— Твари. Тебе в больницу надо.
— Я не знаю, кому попался. Но не хочу снова.
— Думаешь, кто-то из прошлого?.. — И он протянул мне воду с каким-то порошком. — Давай, пей все.
— Ведро принеси на всякий, — мрачно глянул на стакан.
После первого глотка с едой все же пришлось расстаться. Я кое-как выпрямился и завалился обратно на подушки.
Спустя час усилиями Юджина мне все же полегчало. Боль почти прошла, осталась только слабость.
— Пожрать организуешь?
— Ага, — и он выбросил пустую банку из-под энергетика. — Мне тоже не помешает.
За окном медленно светало. Когда в номере стихло, а Юджин тихо засопел, скрючившись в кресле, я уставился на снег, бившийся в стекло.
Что-то было не так. Я помнил боль и мучения, темное забытье и чей-то голос. Меня не оставляло ощущение, что надо куда-то бежать. Не валяться тут, а нестись к кому-то, кто нуждается в помощи. Эти чувственные обрывки воспоминаний танцевали на кончике сознания, дразня и нервируя, будто кто щекотал пером.
Но вспомнить так и не вышло. А потом стало неважно.