Мое мерзкое высочество (СИ)
Питкевич(Samum) Александра. Мое мерзкое высочество
История вбоквел к "Годичным кольцам нашего мира". Совршенно самостоятельная.
Я — Олив. Благородня леди, дочь придворного, прекрасна, умна и образована. Всю свою жизнь я делаю только то, что пойдет на благо семьи, хотя что именно определяется этим словом, мне никто не потрудился объяснить. Теперь же "благо" требует моего брака с главнокомандующим вражеской армии, но, кажется, чаша моего терпения несколько переполнена, и вот-вот содержимое, что копилось в ней годами, выплестнется наружу, залив все вокруг.
Пролог.
Меня зовут Олив. Я молода, невинна и прекрасна как звездная ночь. А еще до зубного скрежета образована и изящна. И сейчас все это неимоверное великолепие трясется в полуразваленной карете, в компании таких же прекрасных дев, направляясь в Сайгору в качестве гаранта мирных намерений. Почему? Потому что отец сказал: так нужно семье.
Сколько себя помню, вся моя жизнь подчинялась этому простому, но незыблемому правилу.
Так нужно семье.
Когда меня, на время болезни мамы отправили к бабушке, жестокой и властной женщине. На чуть-чуть. Всего-то на восемь лет. Когда по приезду домой, даже не дав допить чай, сообщили, что я должна перебраться в поместье в столице и суметь очаровать принца, присоединившись к свите принцессы Вивьен.
Тогда, когда потерпев неудачу с наследником, которому было просто скучно с малолетней, пусть и прекрасной, девицей, ко мне пришел посыльный отца, произнеся только одну фразу:
Так нужно семье.
Вот и сейчас, страдая от ноющей боли в спине и шее, которую продуло, я хотела просто выйти из этого трясущегося экипажа и пойти в сторону заката, только бы прекратить эту бесконечную пытку обязательствами перед семьей. Уйти куда-нибудь подальше. Подальше от этих странных, непонятных и совершенно ненужных мне, целей.
Здесь у меня тоже была своя, вполне конкретная задача, за невыполнение которой мне на том свете грозили все возможные неприятности и порицания прошлых поколений рода. Я должна была выйти замуж за главнокомандующего. И, не знаю, как уж отец этого добился, посол должен был оказать мне всяческую поддержку в этом вопросе.
Одна из моих соседок рыдала последние три дня, наводя тоску и добавляя еще больше горечи происходящему. Короткие остановки, холодная пища, и, отчего-то парадные платья, которые нам приходилось по регламенту таскать в дороге — все это делало дни просто невыносимыми.
Но самым неприятным были постные лица Лиззи и Вивьен. Принцесса с компаньонкой, натягивая невозмутимые маски поверх настоящих эмоций, стараясь сохранить хорошую мину при плохой игре, медленно прохаживались по полянке во время каждой из остановок. А мне хотелось ткнуть каждую носом в грязь. Просто потому, что внутри все кипело. Может, все дело в моем южном темпераменте, а может в том, что я, закрывая глаза, каждое мгновение путешествия слышала в ушах только одну фразу:
Так нужно семье.
В первую встречу я почти не разглядывала женихов, рассудив, что сейчас не самое подходящее время для соблазнения. Меня больше всего интересовала теплая накидка, которую было не вытянуть из под чужих сундуков. А еще было интересно, кто из придворных кретинов вписал в регламент такую форму одежды для нас, не учитывая ни тяготы дороги, ни погоду. С огромным удовольствием приодела бы умника в узкий, не дающий нормально дышать, корсет и десяток юбок, что совершенно не грели, но отменно путались в ногах при малейшем движении. А голые плечи? Одного этого было бы достаточно, чтобы вывести из себя. Но мы леди, и подобное поведение недопустимо. Сцепив зубы, стараясь не смотреть на высоких хмурых сайгоров, мы только выше вскидывали подбородки, как того требовал этикет.
Глава 1
— Олив, дочь моя, — отец сидел в своем огромном кресле за рабочим столом. Этот кабинет в нашем столичном особняке я не любила больше всего. Не из-за мрачного оформления темных стен, не за узкие высокие окна, больше подходящие какому-нибудь древнему собору. Нет. Меня выбивали из равновесия, доводя до тошноты, вот такие разговоры, один из которых отец намеревался начать сейчас.
В прошлый раз я получила указание, как именно нужно соблазнить нашего наследного принца, и кто в это время должен присутствовать, чтобы засвидетельствовать само событие. Помню, как меня два часа выворачивало в ночную вазу, стоило только закрыть двери собственных покоев.
Высоких, худой, со сцепленными пальцами, отец мне напоминал паука своей холодной расчетливостью. Вся столица была оплетена его тонкой, едва уловимой, но точно выверенной паутиной. Только однажды я попыталась пойти наперекор его воле, и тогда смогла оценить весь масштаб происходящего вокруг. Тщательно продуманный план, как сбежать к тетке, сестре матери, разобранные до мелочей ходы, накопленные деньги, готовый транспорт…
Я не ушла и за два квартала, как меня, переодетую в крестьянское платье, с измазанным ореховой краской лицом, совершенно не похожую на себя, поймали, поприветствовали с поклоном и доставили пред родительские очи. Отец не кричал, не угрожал, но предупредил, что не простит подобной выходки еще раз. А на другой день в поместье сменился весь штат прислуги. С тех пор я четко знала, что каждое мое слово, каждый жест, записываются и доносятся отцу, складываясь стопкой в отдельную папку. Не стоило и сомневаться, что подобные папки имеются и на каждого члена королевской семьи и на любую, хот немного интересующую отца, особу в Мероне.
С наследником я не справилась только потому, что принцу было откровенно скучно. Молодой, горячий, он мечтал о боях, к которым король Антуан его не допускал, а девушки, с их жеманностью и улыбками его не интересовали в то время вовсе.
Признаться, я была безмерно рада что мне не удалось справиться, не смотря на недовольство и гнев отца. Даже сработай план отца так как он рассчитывал, единственное место, на которое я могла надеяться — это должность фаворитки, при единственном наследнике. А это не то, чего хотят хорошие девочки. Так что выслушивая упреки отца, когда место в постели принца досталось резкой и совершенно не женственной племяннице генерала Фау, я внутренне ликовала, хотя из глаз лились слезы, еще больше нервируя родителя.
Но это было давно. С тех пор в мои задачи входило только наблюдение за королевской семьей, словно других соглядатаев было мало. Но я безропотно, день за днем, ходила в свите Вивьен, запоминая и записывая все, что могло бы как-то помочь «на благо семьи», стараясь не задумываться о возможных последствиях.
Теперь же, стоя напротив стола, в узкой полосе света, я как можно сильнее сжимала пальцы, чтобы не позволить отцу заметить, как сильно дрожат мои руки.
— Дочь моя, — нагнетая обстановку до невыносимого напряжения, медленно повторил мой родитель, — как тебе известно, мы в процессе заключения мирного договора с Сайгорой.
Я только кивнула. Слухи по дворцу ходили уже дней десять, но точно никто ничего не знал, так тщательно скрывались детали.
— Через пару дней Антуан объявит, что мы достигли соглашений с нашими соседями, и гарантом мира будет выступать брак Вивьен и Ола, принца Сайгоры, — многозначительная пауза мне не понравилась вовсе, как и тот колючий, холодный взгляд, что прошелся по моей фигуре. С трудом сдерживая порыв передернуть плечами от волны мурашек, прошедшейся по спине, я позволила себе только сглотнуть вязкую слюну, надеясь, что это останется незамеченным и мне потом не придется стоять коленях за проявленную несдержанность.
— Догадываешься, что я буду просить от тебя?
Просить? Я только сильнее сцепила зубы, чтобы не позволить проявиться лишним эмоциям. В этом доме меня, после смерти матери, никогда ни о чем не просили. А даже если это и называлось просьбой, по сути являлось приказом или требованием. В зависимости от ситуации.