Стена между нами
— Или хотят посмотреть, как мы будем вести себя перед лицом неизвестной опасности, — предполагает Мика.
— Так вроде справляемся. И вообще, что носы повесили? Тепло, красиво, сердце радуется. А с песней дорога в два раза короче. Пойдем дальше, что ли?
Он поднимается первым, напевая игривую мелодию, вплетает в нее незамысловатые слова:
— До дна! За первую любовь,За счастье, за судьбу,За путь, что под гору пошел,За бедняка, что клад нашел,За моря глубину.Плесни до края, не скупись,Дрова подбрось в очаг.С тобой вдвоем мы дом найдем,И станем жить уютно в нем,В горах да в облаках…Солнце всё выше, травы высыхают, воздух парит, начинает припекать. Раскаленный шар полузакрыт пушистыми облаками, ветра почти нет. Душно. Расстегиваю тонкую куртку, ослабляю ворот рубашки, дышать становится легче. На следующем привале певец внимательно рассматривает вершину.
— Интересно, тем, кто доберется первыми, положена особая награда?
— А ты проверь, — последний наш спутник, до того хранивший молчание, откидывается на травы и блаженно закрывает глаза.
Его собеседник трет лоб:
— Вы не подумайте, я не хочу бросить вас одних, но тут вроде бы безопасно. И погода чудная, уверен, что все доберутся без проблем. А я хотел бы попробовать взобраться к развалинам первым. Мы с отцом зарабатывали валкой леса в горах, для меня такой подъем — плевое дело.
— Так хочется поскорее попасть в объятия огненной женщины? — любопытствует «молчун». — Или думаешь, победителю позволят выбирать? Пф-ф! Какая разница, кто из них станет твоей женой, если решать не тебе?
— Да ну её! Эка невидаль: жениться на той, на кого укажут! Мне что так, что эдак отец бы невесту подбирал. И вообще, я хочу доказать что-то не ардере, а себе. Это важно, понимаете?
Приподнимаюсь, что-то в его тоне кажется мне неуловимо правильным. Мика тоже слушает с интересом.
— Кажется, — смущенно поясняет певец, — что нашу судьбу определили за нас, указав единственную цель. Но ведь то, кто и как доберётся до неё, решают не они. И как мы будем чувствовать себя — тоже. Мой старик всегда говорит, что даже падающее дерево может быть грозным противником.
Мика кивает, я и рыжий крепыш тоже. Молчун машет рукой в сторону вершины:
— Иди, если так хочется. А вот я не спешу. Мне тут нравится больше, чем в каменном мешке города. Кто его знает, как сложится дальше, буду наслаждаться моментом.
Спор стихает сам собой. Певец поднимается на ноги, кивает нам на прощанье:
— Встретимся под облаками.
Рыжеволосый в задумчивости переводит взгляд с удаляющегося смельчака на нас.
— Остаться с вами?
Мы с Микой не сговариваясь качаем головами.
— Справимся.
— Эй! Погоди! Вместе пойдем.
Два человека взбираются на холм и исчезают за изгибом вершины. Во многом они правы, и потом, у каждого свой путь и своя судьба. Мика словно мысли мои читает: поднимается на ноги, закидывает мешок на плечи, посылает мне приглашающую улыбку. Встаю, не вечность же тут сидеть.
— Ты с нами? — спрашиваю последнего парня.
Он в задумчивости качает головой, садится, скрещивает ноги, срывает колосок и принимается его грызть.
— Хочу немного подумать в тишине. Успею до заката. Не боитесь вдвоем?
Пожимаю плечами. Пока самое страшное, что я встречала тут, — это собственные мысли, но от них никто не спасет.
Упрямо карабкаемся по холмам. Я впереди, Мика след в след. Молчим, смотрим, прикидываем расстояние. Гора словно бы приблизилась, но до вершины еще много часов. В одной из ложбинок встречаем крохотное озерцо: лазурно-голубое, искристое, совершенно ледяное. Не удержавшись, подходим к нему, любуемся идеальным зеркалом перевернутого мира. Такого похожего на наш, но совершенно иного.
— Как думаешь, может, это мы их отражение? — внезапно спрашивает подруга.
— А настоящие — это они? — киваю на двух девчонок на водной глади.
— Или кто-то совсем другой, — Мика смотрит на меня странно, а глаза ее, обычно глубокие, становятся совсем бездонными.
— Эй. — Беру её за руку, трогаю лоб: холодный, мокрый. — Ты в порядке? Может, передохнем немного?
Но она отказывается.
После обеда небо над долиной окончательно затягивает, остаются только редкие прорехи, через которые проглядывает лазурь. Облачная пелена светится сама, но не пропускает лучи к нам. Мы карабкаемся вверх.
Вскоре я замечаю на склоне у вершины какое-то движение. Останавливаюсь, смотрю — да, так и есть! Две темные фигуры добираются до кольца обрушенных стен, короной венчающих вершину. Минута — и один за другим к небу возносятся два прозрачных синих дымка.
— Они действительно стали первыми, — сипло выдыхает Мика. В глазах — лихорадочный блеск, но губы бледные, с синевой.
— Мы отстанем ненадолго.
Сжимаю руку подруги, зову её дальше.
Наши спутники словно дали знак остальным. За пару часов голубые огоньки зажглись на всех вершинах. По одному, два, три. Я мысленно возрадовалась. Испытание и впрямь не так ужасно, раз уже столько людей добралось до цели.
Разговор не клеится. Жара давит, а небо все больше и больше затягивают облака. Земля под ногами становится более рыхлой, растительность низкой, то и дело попадаются довольно острые камни. Несколько раз нам приходится останавливаться и менять направление, чтобы не рухнуть в неглубокие, но коварные расселины. Я иду, внимательно смотря под ноги, ищу наиболее ровный путь к вершине. Несколько раз мне попадаются следы — уверена, их оставили наши спутники.
Внезапно за спинами раздается громкий хлопок. Оглядываемся — вдали тревожно мерцает алый огонек. Сжимаю губы: что-то случилось, уверена, так легко ни один из избранных бы не сдался.
— Как думаешь, там все в порядке? Может, плохо стало? — Мика озвучивает то, что я не осмеливаюсь. Все-таки это горы, тут всякое возможно.
На тонком покрове облаков в вышине четко прорисовывается силуэт парящего ардере. Мы завороженно наблюдаем за тем, как тень устремляется к маяку, а вскоре крылатая тварь прорывает пушистое покрывало и кругами снижается туда, где нужна помощь. Что ж, если проигравшего не сжирают на месте, в чем я лично очень сомневаюсь, тревожиться нет смысла: на крыльях до города его донесут за считанные минуты.
Еще полчаса упорного подъема — и мы достигаем кромки облаков. То, что снизу кажется идеально ровным покровом, обращается размытым туманом. Замираю, оборачиваюсь — и не могу сдержать восхищенного вздоха: как же прекрасна эта долина!