Стена между нами
— А когда спорила с сехеди, точно знала. Что мешает сейчас, кроме показной девичьей скромности, конечно, признать, что тебе не нужна ничья жалость?
Насмешка в его словах звучит как вызов. Дорнану наш разговор, по всей видимости, напоминает игру в змею и птицу. На моих глазах — повязка, в его руках — колокольчик. Он умело использует звон, чтобы провести меня по лабиринту собственных выводов.
— Четвертая попытка, — невозмутимо продолжает алти-ардере.
— Чувства? Страсть, влечение, симпатия? — произношу — и тут же понимаю, что следовало бы промолчать: несмотря на дурацкие слухи, ни опытной соблазнительницей, ни даже выдающейся красавицей я не являюсь.
Дорнан разворачивает меня, притягивает к себе за талию так крепко, что мне приходится выгнуться и упереться ему в грудь обеими руками, чтобы сохранить хотя бы видимость дистанции. Ардере делает шаг вперед, прижимает меня к перилам мостика — теперь позади вода, бежать мне некуда.
— Такая страсть, Лиан? — интересуется он совершенно обыденным тоном, диким образом не вяжущимся с тем, что происходит между нами. Одной рукой проводит по моей шее, касается волос на затылке, затем медленно обводит линию подбородка и скул, дотрагивается пальцем до губ. — Ты её боишься? Или желаешь? Ответь.
Он склоняется к моему уху, скользит губами по венке на шее. Вот только я не могу произнести ни слова, равно как и вырваться, возразить или хотя бы понять, хочется ли мне отстраниться. Ноги отказываются держать, сердце срывается в неистовый бег, грудь словно огнем опаляет. Я чувствую себя птичкой, пойманной стальной рукой, — и это удивительным образом не пугает, а наоборот, начинает казаться правильным.
— Мы оба знаем, что рано или поздно это должно будет случиться. — Да как же ему удается сохранять этот невозмутимый тон?! — Однако влечение — это всего лишь порыв тела, заложенный во всех живых существ природой. И, как и в первом случае, он имеет лишь малое отношение к тому, что я пытаюсь показать тебе.
Он ослабляет хватку и делает шаг назад, позволяя мне вдохнуть полной грудью и немного успокоиться, но я чувствую не облегчение, а неловкость и легкую досаду от того, что странное наваждение закончилось так быстро.
— Пятая попытка будет? — интересуется Дорнан, бесстыдно рассматривая меня с ног до головы. Наверное, сейчас и впрямь есть, на что поглазеть: румянец жжет щеки, грудь вздымается слишком часто, пальцы вцепились в ограду перил, ветер играет непокорными прядями. Боги, надеюсь, мой голос звучит хоть каплю бесстрастно:
— Судя по всему, угадывать я буду бесконечно.
— Вариантов осталось не так уж много. Пробуй.
Что ж, я и так, наверное, уже выгляжу совершеннейшей дурочкой. Одной глупостью больше, одной меньше:
— Вам нужно от меня что-то гораздо большее. Не покорность или формальная верность. — Он кивает, делает знак рукой, чтобы я продолжила. — Скорее искренняя преданность. Благодарность.
— Доверие, — поправляет алти-ардере. — Мне нужно твое доверие.
В озере позади раздается плеск, оглядываюсь: рыбка, ударив по воде ало-золотым хвостом, уходит в глубину.
— Это… так странно.
— Почему? — уточняет алти-ардере. — Ты уже немного привыкла к нашему миру? Перестала видеть в нас чудовищ, жадных до золота или чужой свободы? Брак — это не только возможность дать стране наследника. Это шанс на что-то большее, Лиан. На понимание, поддержку, тепло и заботу. Доверие, симпатию, а если всё сложится удачно, то на истинную страсть. — Он присаживается рядом на перила моста, но больше не смотрит в мою сторону. Взгляд владыки направлен в небо, к сияющей кромке пушистых облаков. А я впервые замечаю, что у Дорнана красивый профиль. Не горделивый, но очень правильный, словно вырезанный из камня усердным ваятелем. Алти-ардере распускает шнурок на волосах, встряхивает головой, позволяя ветру их перепутать. И щурится от удовольствия, ловя кожей лучи солнца. — Ардере во многом отличаются от людей, — продолжает он минуту спустя. — Боги дали нам малый выбор, но зато научили мудрости. Мы не ищем любви, мы её создаем. Мелочами, шаг за шагом, изо дня в день. Я готов идти навстречу, учиться понимать тебя, принимать твои суждения, терпеливо помогать преодолевать трудности. На мою искренность ты можешь рассчитывать. И я хочу, чтобы мой народ принял тебя и полюбил.
— Как госпожу на пять лет?
Он поворачивается ко мне, говорит веско, глядя прямо в глаза:
— Не на пять, Лиан. Если пожелаешь, то на гораздо более долгий срок.
И замолкает, давая спокойно обдумать сказанное. А я почему-то вспоминаю то глупое пророчество: замок, нашу комнату, объятия, бьющуюся под сердцем жизнь. Там, в этом кратком мгновении, я чувствовала не только покой, но и радость — его и свою собственную. Мы были одним целым, мы были счастливы. Однако слова Дорнана вырывают меня из грёз, жестоко возвращая в реальность:
— У меня есть лишь одно условие: мы оба должны быть честными друг с другом. Поэтому, если существует нечто важное в твоих видениях, что ты скрыла от сехеди, прошу, расскажи мне сейчас.
Не знаю, что именно замечает на моем лице Дорнан, но буквально чувствую, как между нами встает преграда. Не по его вине, нет. Он знает, что я скрываю от него слишком много, знает наверняка — и всё равно даёт мне шанс пойти навстречу.
Но для меня всё гораздо сложнее, чем для алти-ардере. Проклятье! Да ещё утром я готова была лгать и изворачиваться, лишь бы заставить всех поверить в то, что стану идеальной супругой! Час назад выдержала словесный поединок с Айонеем, а теперь… Теперь не хочу увидеть на лице Дорнана разочарование. Не желаю обманывать его, глядя в глаза. Потому что знаю: я уже понемногу предаю.
Не несущего пламя, захватчика, чужака без имени и стремлений, а мужчину из плоти и крови, стоящего передо мной. Рискнувшего довериться мне.
И от этого становится гадко.
«То, что Дорнан оказался благороден, не отменяет всех преступлений его народа. Ты должна бороться за счастье тех, кто остался за Стеной», — беззвучно шепчет мне разум, но сердце сжимается от тоски. Глупое, наивное, человеческое сердце кричит, умоляя поддаться слабости, поделиться доставшейся мне ношей.
Делаю глубокий вдох. И говорю совсем не то, что он хочет услышать:
— Если всё уже решено, если всё известно с самого начала, то к чему эти обряды, проверки, испытания? Для кого устроен этот отбор?
Дорнан вздыхает немного разочарованно, я вижу, что моя скрытность оскорбительна для него, но, увы, ничего сделать не могу. «Так лучше, так правильнее. Малая боль убережет его от большей», — упрямо повторяю я до тех пор, пока сама не начинаю верить в эти слова.
— В первую очередь — для вас самих. Вам нужно время, чтобы привыкнуть к новой жизни, освоиться. Научиться не только смотреть, но и видеть. И поверить в собственные силы. Что способно расшевелить сознание больше, чем очевидные противоречия и маленькие, но такие желанные победы? Забавно, насколько в вас, людях, сильна эта черта: стремиться вперед, бороться с соперниками, рваться к вершине. Постигать жизнь через преодоление сложностей.