Рогатый папа
Дышать стало чуть легче. Тиски, сжимавшие сердце, ослабли, но ненадолго.
«А если у нее снова начнется выкидыш? А меня не будет рядом? – от подобных мыслей волосы на голове начинали шевелиться. – Дерьмо!»
– Да вы не переживайте так! Она с третьего этажа как сиганула – ласточкой! Прям все засмотрелись. И после тоже ничего, бодрячком, – добродушно подтолкнул его в бок пожарный, сворачивая оборудование. – А вот парнишка сильнее пострадал, но и с ним все нормально будет.
«С третьего этажа?!» – Герман смерил взглядом свой дом снизу вверх, прикидывая расстояние, и тут же бегом побежал к своей машине.
Будь у него время, он бы этого «засмотревшегося» сам отправил полетать ласточкой. Но на счету была каждая секунда.
Уже выехав на дорогу, позвонил на станцию Скорой помощи, но там ему не сказали, куда могли отправить пострадавшую.
– На восьмом шоссе большая авария, развозили по разным приемным отделениям, чтобы не всех в одно место, – отрапортовали по телефону.
– При чем тут авария? Меня интересует…
– Обзвоните больницы, морги, я ничем сейчас помочь не могу.
Морги…
Но ведь он знал, что с Ириной все в порядке. Она, по крайней мере, жива. Но это брошенное впопыхах слово все равно засело в голове, зациклилось.
Как вообще случился этот пожар? Такая же «случайность», как и приступ аллергии? Такая же, как и упавший прожектор?
Он, конечно, слышал про плохую карму и семь лет неудач, которые преследуют, если разбить зеркало, но нисколько в это не верил.
Взглянув на мобильный, Нагицкий набрал номер Руслана.
– Слушаю, Герман Игнатьевич, – ответили ему тут же.
Фавн поджал губы. Просить помощи у посторонних он не слишком любил, но сейчас у него не было даже секретаря, которому можно было бы поручить обзвон больниц, а Руслан ему был должен.
Пока оборотень обзванивал, Нагицкий успел съездить в три больницы. Нервозность росла в геометрической прогрессии. О том, что он все же не взял с собой Игната, Герман пожалел быстро. В конце концов, стоило наступить на свою гордость.
Наконец, Руслан отзвонился:
– Она на улице Возрождения. Четвертая палата.
Двадцать минут ушло, чтобы доехать до нужного места. Еще столько же, чтобы убедить врачей пропустить его к Ирине.
В палате, кроме нее, никого не было. Только две пустые кровати.
Когда он вошел, девушка вскинула голову и искренне ему улыбнулась. Нагицкий, засмотревшись на ее улыбку, сбился с шага и чуть не споткнулся о соседнюю койку. Сердце сделало кульбит, подскочив к горлу.
– Ирочка…
Всего мгновение, и он уже был рядом, держал ее за руку. Ее пальцы были такими холодными, пульс неровным. Магические импульсы шли от его рук – он должен был убедиться, что с ней все в порядке. Что все прыжки и волнения прошли без последствий. И, кажется, это действительно было так.
Разве что растяжение на ноге и небольшая припухлость. Но он быстро сможет это поправить.
– Все хорошо, – по-прежнему улыбаясь, сказала она. – Я рада, что ты здесь. Спасибо, что приехал. Я без телефона, без документов…
– Разве хорошо?
Только когда страх за нее начал понемногу отступать, он осознал свою беспечность. Уже дважды до этого Ирочка, его милая маленькая Ирочка, чуть не погибла. А он так халатно к этому отнесся, оставлял ее одну. Занимался какими-то своими малозначимыми делами, рискуя в любой момент потерять буквально все!
– Ну да. Ты же здесь, – она сжала в ответ его руку, и от этого простого действия внутри заныло от небывалого приступа нежности. – Вылечишь меня, и завтра с утра успею на репетицию. Правда, вещи сгорели, но у меня дома есть запасное. Нужно будет только заехать…
Должно быть, лицо Германа в этот момент знатно перекосило, потому что Ирина осеклась и поспешно добавила:
– …Оу… прости. У тебя же дом сгорел, а я только о постановках и думаю… Прости, правда… Наверное, у меня просто это защитная реакция, но я сейчас не могу вообще о пожаре думать, кажется, что его вообще не было…
– Да при чем здесь мой дом? – Герман искренне старался сдерживаться. – Мне плевать на него и на все, что там было. А вот твое стремление сразу же вернуться на работу мне очень и очень не нравится.
– Но… в чем проблема? Ты меня отвезешь… – на лице Ирины была написана растерянность.
Нагицкий качнул головой:
– Завтра мне некогда будет заниматься театром.
Лучше пусть ездит везде с ним, чем опять подвергает себя опасности.
– Но при чем тут ты? Ты же обещал не мешать мне работать!
– Я и не буду тебе мешать, Ирочка. Но танцевать ты вряд ли сможешь, – он старался говорить ласково.
– Почему это не смогу?!
– У тебя растяжение, дорогая, – он провел кончиками пальцев по ее ноге, наслаждаясь мягкостью кожи. – Придется взять больничный.
Глава 15– Я и не буду тебе мешать, Ирочка, – Герман говорил мягко и ласково, словно с ребенком. – Но танцевать ты вряд ли сможешь.
– Почему это не смогу?! – прозвучало гораздо более резко, чем следовало, но он меня напугал не на шутку.
Неужели моя травма гораздо серьезнее, чем я предполагала? Он не сможет ее вылечить?
– У тебя растяжение, дорогая, – кончики его пальцев заскользили по моей ноге, вызывая волнующие мурашки по всему телу. – Придется взять больничный.
Мне пришлось несколько раз прокрутить сказанное в голове, прежде чем понять, о чем он говорит. За время работы в театре больничный я не брала ни разу, лишь отгул однажды, чтобы отлежаться, когда подскочила температура.
– Но ведь ты умеешь лечить… – осторожно уточнила я.
Герман поджал губы.
– У тебя еще недавно чуть не случился выкидыш, думаю, будет лучше, если завтра ты пройдешь полное обследование, а не будешь кузнечиком скакать по театральным подмосткам.
Да, это было все разумно. И я была совсем не против полного обследования, особенно после таскания на себе Антона и прыжков с высоты, лучше было перестраховаться. Но ведь можно это совместить!
У меня осталась всего пара месяцев. Возможно, после фестиваля я вообще не смогу больше на сцену выходить из-за того, что фигура станет не идеальна. Неужели он не понимает, насколько это важно для меня?
Я же с трех лет занимаюсь балетом. И вот, когда у меня только-только начало что-то получаться, из-за беременности приходится все ставить на
паузу. Так почему нельзя сделать эту паузу на высокой ноте? Чтобы мне было потом куда и к чему возвращаться.
– Владимир Витальевич еще сегодня хотел решить, кто будет танцевать в «Спартаке», но отложил объявление. Если меня завтра не будет, он выберет Галю, и я упущу эту партию, – сложно было говорить спокойно, когда внутри все кипело от негодования.