Дети грозы. Книга 6. Бумажные крылья
Вспышка зеленого света ослепила Роне за мгновение до того, как он прошел в портал, скрутила и вывернула наизнанку, разметав клоками по нестабильному пространству. В панике Роне пытался схватиться хоть за что-нибудь, подпитать утекающую жизнь хоть чем-то – и сумел уцепить какие-то тусклые огоньки, выпить их, вымостить чужими силами узенькую тропинку над Бездной…
Держась за эту соломинку, он проваливался в тягучее болото боли, зловонное и жгучее, полное голодных пиявок – они грызли кожу, внутренности, пили его мозг и растворяли кости. Над болотом безумствовал зеленый фонарь, заливая расплавленным оловом глаза, раздирая воем уши. Через вечность или две глаза сгорели, барабанные перепонки лопнули – и на Роне снизошла благословенная, безмолвная тьма.
– …дыши, ворона ты щипанная, – прошелестела тьма.
Дуновение прохлады, вода в израненное и пересохшее горло…
– …вот так, осторожно, не торопись… да дыши же, Ястребы не сдаются!
Легкие разрываются, вместо тишины – сотни безумных дятлов клюют темя, шелестят крылья все новых голодных тварей… нет, не крылья – бумаги. Приговор. За убийство капитана МБ – эшафот, свист кнута, ослепительная боль – и драгоценная волшебная кровь из открывшихся ран стекает в колбы… А где-то рядом светлый шер укоризненно хмурится: ты разочаровал меня, мой темный шер. Ты никому не нужен, ты проклят, твое место в Бездне… Он не слышит, как Роне зовет его: Дайм, мой свет, пощади, помоги мне, я не хотел, я никогда не хотел причинить тебе боль, я бы отдал тебе свое сердце, но у меня больше нет сердца… Дайм!.. Прошу тебя!..
«Сдохни, проклятая тварь!» – бросает ему в лицо Дайм, но почему-то голос не его, а давным-давно забытый, вырванный и стертый из памяти, ненавистный голос того, кто бы старшим учеником Паука. Раньше, до Дубины. Того, кого Дубина убил собственными руками. И вот снова – он насмехается над бессильным мальчишкой, заставляет его наслаждаться болью и унижением, просить еще, пресмыкаться – и ненавидеть себя, грязную тварь, не годную ни на что, кроме как отдать жалкие крохи силы тому, кто действительно достоин, кто может взять…
Свист кнута.
Боль.
Вина.
Он, только он сам виноват – не смог, не достоин, не уберег…
Поток холодной воды в лицо вырвал Роне из бредового сна. Задыхаясь и отплевываясь, он подскочил – то есть попытался подскочить. Новая вспышка боли заставила его зажмуриться. Теперь он садился очень медленно и осторожно, стараясь меньше тревожить снова открывшиеся раны. Из вертикального разреза на груди капало нечто липкое и вязкое, больше похожее на смолу, чем на кровь.
Артефактное сердце размеренно сокращалось.
Внутри выла голодная пустота.
Но, по крайней мере, теперь Роне сознавал, где находится и что произошло. От понимания собственных глупых ошибок хотелось провалиться обратно в Ургаш.
Как бабка была права, называя Роне дубиной! Не признать Драконьей крови, гоняться за куклой и доверять МБ может только полная бездарность. Говорила бабка, голова нужна или думать, или получать шишки, третьего не дано. И, если судить по той дряни, которая сейчас у него вместо сердца и крови, думать Рональд шер Бастерхази не умеет вообще!
От призрачного зеленого света по-прежнему резало глаза, но куда сильнее была тянущая боль в груди. Фантомная боль практически мертвого тела.
И мертвого мозга.
Кто сказал ему, идиоту, что генерал МБ не видит, кем он стал? Что генерал МБ позволит ему, разумной нежити, продолжать свое противоестественное существование? Его долг – избавить мир от опасной твари.
Что он и сделал. Почти сделал. Роне просто оказался еще опаснее и сильнее, чем предполагала МБ. Так что в следующий раз генерал не станет поручать его уничтожение какому-то капитану, а сделает это сам.
Просто скажет: сдохни. И Роне сдохнет. Сам. Ведь он поклялся – сделать все, что Дайм попросит. По первому же слову.
Непонятно только, зачем Дюбрайн заморачивался с какими-то ловушками? Когда достаточно было даже не сказать. Хватило бы записки, написанной его рукой.
Сдохни.
Дыхание перехватило, артефактное сердце замерло, перестав гонять по телу псевдожизнь. По всему телу разлилась слабость – обжигающая, словно тысячи ледяных игл, словно кислота, словно…
Дайм хочет, чтобы его больше не было.
Значит…
Но почему? Почему он не сказал сам? Он бы не стал вот так, исподтишка, словно Роне не обещал ему – что угодно, по первому же слову. Почему не было его, слова? Может быть… Может быть, на самом деле Дайм тут ни при чем? Может быть, это Герашан? Самодеятельность?
Но Герашан не посмел бы. Полпреда Конвента, без четкого приказа сверху…
Значит, приказ все ж был…
Или не было…
Дюбрайн, шисов ты дысс, ну что тебе стоит сказать все самому, а? Ты же знаешь – я послушаюсь. Даже не потому, что клялся жизнью и даром. А потому что…
Потому что без тебя все это не имеет смысла.
Никакого.
Никогда не имело, просто кто-то здесь – придурок, обманывающий сам себя…
– Ястреб, багдыть твою налево, кончай ныть! – раздался над ухом голос с очень знакомыми интонациями.
От удивления Роне открыл глаза – и тут же утонул в мельтешении цветных теней, среди которых померещился одинокий густо-синий глаз, глядящий словно бы внутрь него. Через несколько мгновений остатки наваждения рассеялись, и он наконец оказался в знакомой до последней пылинки лаборатории башни Рассвета, в окружении пустоглазого умертвия, сердитого Ману и подпрыгивающей от любопытства гоблинонежити. Чудная компания, достойная высшего лича, или кто он теперь есть.
– Собери мысли в кучку и рассказывай, – приказал Ману. – Ну, давай, не тяни дракона за усы!
– На, смотри сам, – устало пробормотал Роне и выплеснул воспоминания о последних шести часах, начиная с погони за куклой.
Почему-то от этого полегчало. И даже мысли прояснились.
Пока Ману бултыхался в болоте боли, – маленькая месть подняла Роне настроение до здоровой злости – он заново оценивал произошедшее и приходил к выводу, что все не так уж безнадежно. Хоть Стрижа и минул лабораторный стол, но это только пока. Для чего бы Герашан ни ловил мальчишку, убивать наверняка не будет. По крайней мере, сразу. И наверняка Герашан не настолько дурак, чтобы возвращать мастера теней Шуалейде. Так что Роне вполне успеет либо выкрасть мальчишку, либо убедить Дюбрайна его отдать. В конце концов, может, Дюбрайн еще не понял, чем стал Роне – иначе не стал бы тянуть, а убил бы сразу. Инструкции МБ в вопросах общения с нежитью не допускают двойного толкования.
Итак, теперь первым делом – привести себя в порядок и внести изменения в формулы. Светлый дар у Воплощенного изменит всю структуру ритуала, усложнит настройки, зато какие перспективы!..