Колдун со Змеева моря
– Кого, говоришь, упокоить? – перебил Кадай, слушавший гостя с каким-то настороженным любопытством.
– Драуга. Так нурманы называют ходячих мертвецов.
У печи громко звякнул об пол глиняный горшок и покатился под лавку. Жена Кадая, вскочив, принялась выговаривать криворукой невестке.
– После того дела мы с Вархо сдружились. Куда только вместе ни ходили… Однажды влезли на запретную гору, чуть не ограбили богиню, еле ноги унесли, – нойда улыбнулся воспоминаниям. – Потом Вархо сказал, что его домой потянуло – ну и ушел. А я остался служить Арнгриму…
Нойда решил, что пора и ему задать вопрос.
– Я шел сюда мимо брошенного постоялого двора. Мне сказали, народ бежит на словенский берег…
– У кого ума нет, тот бежит, – сердито бросил Кадай. – В лесу пропасть волков, да еще медведи не спят… А кому-то, видно, этих бед мало показалось – и распустил слухи о чудище из леса. Да только, по правде, никто того чудища в глаза не видел. Я вот своим запретил уходить. Сказал, пока в деревне дома сидите – бояться нечего! Кузнец вон ослушался – и что с ним стало?
Затрещала догорающая лучина, угли посыпались в плошку с водой, снова потянуло дымом. Кадай, будто того и ждал, поднялся из-за стола.
– Иди-ка, названый сынок, спать! Мы тут с огнем долго сидеть не любим.
* * *
Длинная изба старосты состояла из двух срубов под одной крышей, соединенных темными холодными сенями. Нойде постелили в малой избе – подальше от хозяев. Сруб казался нежилым, душным и промозглым одновременно. Печь натопили кое-как – даже не прогрелась как следует. Нойда, оглядев ночлег, лишь плечами пожал и принялся устраивать постель. За вечер он достаточно насмотрелся на старейшину и его домашних: спасибо на том, что вовсе в хлев не отправили. Ему тут были не рады, совсем не рады. Кадай настороженно следил за каждым его движением, жена и дочь смотрели на колдуна с плохо скрытым страхом. В сущности, все привычно и понятно. «Конечно, боятся, – раздумывал нойда. – Кто же обрадуется колдуну, притащившему в деревню обглоданный труп? У Кадая весь вечер на лице было выражение «чтоб тебя гром разразил, незваный-непрошенный!» Но ведь я могу им помочь… Кадай говорит, дело в расплодившихся волках, но мнится мне, все не так просто… О Луот, да они вообще здесь топили?!»
Нойда пожалел о теплой парке, оставленной у добрых людей на словенском берегу вместе с лыжами. Приходилось ему ночевать и в зимнем лесу под еловым наметом, но кажется, даже там не так пробирал холод. Он встал, пощупал печку – едва теплая. Ладонь нойды задержалась на твердой глине. Печь казалась неживой. Жар углей словно не желал задерживаться в этом доме. «Э, да тут трещина! Да какая длинная…» – нойда покачал головой и вдруг затаил дыхание: в сенях еле слышно прошелестели шаги.
Скрипнула разбухшая дверь, блеснул слабый свет лучины, внутрь проскользнула женщина в белом старушечьем платье. Нойда сразу узнал ее по боязливо ссутуленным плечам. Это была Хилья, невестка Кадая, молодая брошенная жена Вархо. Еще садясь за стол, нойда отметил, что в доме ее, похоже, в грош не ставят. За всю трапезу Хилья не присела, молча выслушивала попреки свекрови, ела после всех…
– Возьми, братец, укройся – ночь холодная, – тихо произнесла она, пристроив лучину на печке и протягивая нойде овчинный тулуп. – Что ж ты на полу улегся, ведь из-под двери дует? Вон лавка…
– Мне и тут хорошо.
Нойда принял у нее из рук тулуп и собрался лечь, но молодая женщина не уходила. Опустилась на колени рядом с лежанкой, стащила шапочку с головы. Пепельная коса развернулась, упав вдоль спины.
– Батюшка-свёкор послал меня к тебе согреть постель, чтобы ты отдохнул с дороги, – опуская глаза, сказала она. – Прогонишь ли?
Нойда вежливо склонил голову.
– Не прогоню. Благо тебе и твоему батюшке, Хилья.
Дело было обычное, он наполовину ждал чего-то подобного. Так было принято у води, у вису и у его собственного народа; у мерян реже, а у словен этот старый обычай гостеприимства уже и вовсе забылся. Всякий пришлец считался посланцем богов, существом с иной стороны, которому надо угодить как следует, и от которого неплохо получить потомство… «А дочку-то от колдуна все-таки спрятал», – отметил нойда, усмехнувшись.
– Тебя не смущает, что я похьелец? – все-таки не удержался он от вопроса. – Сестрица твоя, небось, и прикоснуться ко мне не решилась бы…
Хилья пожала плечами с выражением глубокой покорности судьбе и принялась развязывать ему завязки на пимах. Нойда поглядел в ее лицо, на котором будто застыла привычная нечувствительность к страданиям, и ему стало жаль молодку.
– Почему ты не вернулась к родителям, когда ушел Вархо? – спросил он. – Тебе ведь плохо здесь, я вижу. Тебя выдали замуж насильно?
– Нет, – мотнула она головой. – Я за Вархо своей охотой пошла. Мы друг друга с детства знали, и уговорились пожениться еще до того, как он ушел к нурманам. Как же я уйду – вдруг он вернется, а меня нет?
– Вот он почему так спешил домой, – улыбнулся нойда – По тебе скучал!
– Да если бы! – неожиданно резко отозвалась молодка. – Прежде Вархо совсем другим был. Все к жрецам Бабушки-Березы на капище ходил, беседы с ними премудрые вел… Потом решил уйти к нурманам. Почему – лишь боги ведают… Ну а когда вернулся – мы его вовсе не узнали. Поначалу-то обрадовались: пришел с богатой добычей, красавец, удалец… Девки на него так и вешались. И до свадьбы… и после… И нрав у него переменился – был тихий, себе на уме, а стал резкий, недобрый… Ты ведь и сам с шевами и духами знаешься. Вот и представь…
«А чего ты ждала? – думал нойда, слушая жалобы молодки. – Ещё бы Вархо не измениться! Он ходил в походы, убивал людей колдовством и железом. Насмотрелся такого, что от прежнего юноши и памяти не осталось…»
Он так глубоко ушёл в свои мысли, что не сразу заметил, что Хилья замолчала.
– И ты чародей, да я тебя не боюсь, – сказала вдруг она. – Ты тоже красивый, да не такой, как Вархо…
Нойда смутился. Молодка подсела поближе, протянула руку, отогнула ворот его рубахи и принялась рассматривать знаки, выколотые на груди.
– А наши все тебя испугались. В ограду пускать не хотели. Думали, вдруг ты кузнеца загрыз, в колдуна перекинулся, а теперь нас выманить наружу пытаешься? Хоть батюшка и не велит верить в россказни о чудище, но все верят…
– По всякому меня называли, – хмыкнул нойда. – Но чудищем – впервые!
– А жаль, что ты не оно!
– Что? – рассмеялся нойда.
Легкие прикосновения женщины волновали его. Он потянул ее к себе, но Хилья отстранилась:
– Нам тут нужен кто-то сильный и страшный. Сильнее и страшнее, чем…
Она умолкла.
– Ты тоже веришь, что в лесу бродит чудовище?
– Я не верю, – еле слышно ответила она. – Я знаю.
Нойда отпустил ее: