Не та девушка
Если только он сейчас начнет рассуждать о своей внезапной любви с первого взгляда… кину в него тарелку! Потому что такая бесстыдная ложь непременно должна быть наказана! Немедленно!
Однако что-то такое викарий почувствовал, потому что услышала я совершенно иное.
— Мой отец весьма сентиментален, мисс Мерсер, что в его возрасте совершенно неудивительно.
Тут мистер Дарем расстроенно вздохнул.
— Так уж вышло, что они с вашим отцом служили вместе, и во время одного из сражений полковник Мерсер спас моему батюшке жизнь, рискуя при этом своей. И пусть изначально помолвка между вами и мной не казалась чем-то действительно серьезным, теперь, узнав о вашем бедственном положении, отец желает отдать долг старому товарищу таким образом, — с интонациями законченного циника поведал священник, не отпуская моего взгляда. — А чтобы я поддерживал его в этом намерении, батюшка указал в завещании, что свою долю наследства мне удастся получить единственно в том случае, если мы с вами заключим брак и проживем в нем не менее десяти лет. В одном доме.
Сказать, что услышанное меня потрясло, значит, ничего не сказать. Потребовалось никак не меньше нескольких минут, чтобы я просто осознала в полной мере смысл слов викария. Даже миссис Мидуэл подавилась после откровений Генри Дарема.
— Должно быть, вы шутите, сэр, — пробормотала я, истово надеясь, что прямо сейчас мужчина скажет, что действительно весь его рассказ — лишь плод воображения, помноженного на чувство юмора.
— Я остерегаюсь шуток настолько дурного толка, мисс Мерсер. Особенно в отношении юных леди, — безжалостно растоптал все мои надежды викарий. Он был серьезен как королевский гвардеец, стоящий на карауле.
В гостиной стало так тихо, что казалось, будто залетевшая в комнату муха жужжит оглушительно громко.
— И насколько же велика ваша доля наследства? — позволила я себе вопиющую бестактность. Однако мне необходимо было узнать конкретную цифрц, чтобы понять, чего именно можно ожидать от «жениха».
Викарий озвучил сумму, которая не шокировала меня, однако ясно дала понять, что в своих матримониальных намеренияхмистер Дарем будет невероятно тверд.
— Отец после того, как вышел в отставку, занялся коммерцией и преуспел, — не без гордости сообщил викарий. Пусть вздорное решение родителя и должно было изрядно расстроить Генри Дарема, он все же продолжал восхищаться отцом.
Титаническим усилием воли мне удалось сохранить видимость невозмутимости.
— Что ж, могу только посочувствовать вам, преподобный Дарем. Я не стану вашей женой. Никогда. Это мое окончательное решение, — еще раз озвучила я свою точку зрения относительно вопроса нашего возможного брака.
Викарий и моя хозяйка обменялись задумчивыми многозначительными взглядами, и стало ясно, что выиграна битва, но не война.
— Миссис Мидуэл, он желает нашего брака из корысти! — попыталась я уже за ужином вразумить свою нанимательницу, которая, видимо, посчитала своим священным долгом переубедить меня и склонить все-таки к замужеству.
— Молодой человек просто хочет получить свое наследство. Не вижу в этом особенной вины, — пожала плечами пожилая леди. — Миртл! Хватит уже греть уши! Подавай, в конце концов, второе! Тебе потом кто-нибудь перескажет, о чем мы с мисс Мерсер говорили.
Служанка тут же прыснула из комнаты, сияя алыми от смущения щеками.
— Вины в этом нет, однако я сама его совершенно не интересую! — продолжила я возмущаться. — Мало того, что мне предлагают выйти замуж за первого встречного, так я еще и должна стать инструментом для получения денег!
Я буквально кипела от негодования. И кто делает мне предложение руки и сердца? Немыслимо!
— Юности свойственен максимализм, Бет. Вы сейчас можете принять решение, о котором горько пожалеете спустя несколько лет, — мягко и вкрадчиво продолжала вливать мне в уши свой яд пожилая женщина. — Из преподобного Дарема выйдет прекрасный муж, можете не сомневаться.
С точки зрения миссис Мидуэл так оно и было. Однако мне Генри Дарем показался мужчиной деспотичным, безразличным к мнению окружающих. И если отсутствие романтических чувств между мной и будущим супругом, никогда не пугало, ведь к мысли о том, что именно так, скорее всего, и будет, меня приучили с самого детства, то перспектива оказаться во власти такого человека не радовала.
Брак без любви, по одному только расчету, не казался чем-то ужасным. Но предложение нового викария имело к расчету крайне мало отношения.
— Ваше молчание, дорогая Бет, настолько выразительно, что я бы, пожалуй, предпочла, чтобы вы отчаянно спорили, — пробормотала миссис Мидуэл и разговор сошел на нет. Однако мы обе понимали, что скоро все начнется заново.
Вечером к себе я ушла к себе, будучи в расстроенных чувствах и почти ненавидя Генри Дарема, что одним своим появлением подорвал устои моей спокойной размеренной жизни. Такого смятения мне не доводилось испытывать с того самого ужасного дня, когда я открыла глаза в больнице Святого Джона и услышала, что теперь я осталась одна.
Сперва пришла боль душевная, ее быстро догнала и боль телесная — пожар, разгоревшийся посреди ночи в Мерсер-лодж (неуместно пафосное название) унес жизнь троих человек из четверых, что в остались в доме. Три могилы выкопали на ближайшем кладбище — для полковника Мерсера, его друга, Эммета Эверса, седьмого графа Карайла, и дочери графа, Бетани Эверс.
Выжила одна только я, и то исключительно волей Творца и мастерством целителя, который приложил все искусство и все силы, чтобы вытащить с того света чудом уцелевшую девятнадцатилетнюю девчонку. Огонь забрал не только три жизни, но заодно в нем обратилось в прах и все состояние Мерсеров.
Мерсер-лодж был и без того заложен и перезаложен, а после того как дом сгорел, банк забрал землю и продал, чтобы хоть как-то покрыть долги семьи.
Из больницы я вышла в безвкусном ситцевом платье, которое пожертвовало одно из благотворительных обществ, с помятой бумажкой, которую выдали в полиции вместо документов и рекомендательным письмом от директрисы моего пансиона. Добрейшая женщина также одолжила денег на билет до деревушки Сеннен и отдала одно из моих школьных фото, то самое, на котором мы были сняты вдвоем с леди Бетани Эверс, моей самой дорогой подругой, почти сестрой, в тринадцать лет. Той самой Бетани Эверс, которая сгорела в огне Мерсер-лодж.
Каждый раз, когда за горло брала тоска или требовалась поддержка, я доставала это фото и вглядывалась в лицо подруги.
Сейчас я тоже вытащила драгоценную фотокарточку.
— Жених! Подумать только, — проворчала я, глядя на собеседницу, которая уже никогда ничего не ответит. — Кем только он себя возомнил?
Сама сказала — и сама же с горечью рассмеялась.
— Или кем себя возомнила я? И все-таки возмутительно хорош. Тебе бы точно пришелся по вкусу. Тебе всегда нравились уверенные в себе мужчины, дорогая, — сильные физически и духовно, готовые к борьбе, в том числе и за женское сердце. Ты обожала, когда поклонники тебя донимали, это добавляло собственной значимости.