Ловцы душ
Ловцы душИбо между народом Моим находятся нечестивые; сторожат, как птицеловы, припадают к земле, ставят ловушки и уловляют людей.
Книга пророка Иеремии 5:26– Снял одежды, влез на стол, насрал Светлейшему Государю на поднос с фруктами и пожелал приятного аппетита, – произнес Риттер, будто всего лишь сообщал, что вчера была чудесная погода.
Я молча уставился на него.
– Вы пьяны, – решил наконец.
– В-верно. – Риттер поднялся с лавки, с трудом сохраняя равновесие. – Признаюсь искренне – пьян! Но примите во внимание: нелегко оставаться трезвым, если пьешь третий день!
– То есть вы эту историю придумали?
– Я пил, – гордо сказал Риттер. – Пью, – он ткнул в кубок. – И буду пить, – пообещал с еще большей гордостью. – Но это – святейшая правда. Помяните мое слово, завтра весь город станет об этом судачить. Обвинят его в оскорбительном преступлении величества.
– Преступном оскорблении величества, – поправил я. – Весьма остроумно, приняв во внимание, что преступление сие имеет место, если величество решит, что оно оскорблено. Проще простого. Но в этом случае наказание и вправду…
– А я о чем! – мой товарищ рассмеялся, тряся козлиной бородкой. Осушил кубок до дна. Громко рыгнул. – У императора как раз гостили послы польского короля. Представляете?
Я и раньше немало слышал о поляках, а также о том, сколь большое значение они придают правилам этикета и иерархии во время официальных приемов. И если бы они сочли, что некто отнесся к ним снисходительно или унизил их достоинство, – могли сделаться чрезвычайно неприятными. Ибо кто, как не король Владислав, приказал четвертовать пять тысяч жителей Гданьска, которые слишком поздно уразумели, что, если не впустить в городские ворота польскую армию, она может воспринять это как неуважение? Поэтому я не думаю, что конфуз, случившийся на глазах у польских послов, повысил престиж Светлейшего Государя.
– Или император снимет его с должности и поместит под стражу, – сказал я, – или мы можем забыть о договоре.
– Канцлера? – Риттер широко распахнул глаза. – Вы же не думаете…
– И так плохо, и эдак – не слава богу, – покачал я головой. – Если император его простит, поляки посчитают, что владыка – слабый человек без чести, и вернутся к своему королю с донесением, составленным именно в таком духе. А вы ведь знаете, как мы в них нуждаемся.
– Королевство трех морей… – рыгнул Риттер.
– Да бес с ними, с теми морями. Важнее, что у поляков есть армия, которая хочешь не хочешь, а стоит на страже наших восточных границ. Но, если император велит наказать канцлера, будут проблемы с Теттельбахом, Фалькенгаузеном, Нойбахером и бог знает с кем еще… Даже домашний арест и принудительная докторская опека канцлера могут показаться им неприемлемыми.
– Я его не понимаю, – покачал головой Риттер. – И это меня сильно злит!
– Канцлера или Светлейшего Государя?
– Естественно, канцлера, – пожал он плечами, будто дивясь моей несообразительности.
– И отчего же?
Он вылил в кубок остатки вина из кувшина и с печалью заглянул в опустевший сосуд. Вздохнул. Внезапно позади кто-то раскричался, и мы, оглянувшись, увидали крупную тетку с мясистым красным лицом и встрепанными волосами. Она тащила за ухо доброго господина, напоминавшего перепуганную крыску. Собственно, женщина и надрывалась, взывая ко всем силам небесным и адовым, чтобы прибрали от нее «этого пьяницу, которого и законным супругом назвать-то – позор».
– С ноги ее, с ноги! – оживился на миг Риттер, но, видя вытаращенные от страха глаза мужчины, только вздохнул. Опять повернулся ко мне: – Как поэт, драматург и писатель, я обязан понимать тайны человеческой души и законы, людьми управляющие. Ведь вы и сами знаете: чтобы описать природу, сперва необходимо познать механизмы, ею управляющие. Но в этом случае с канцлером… – он покачал головой. – Здесь я совершенно бессилен.
– Как и всякий, кто окажется пред лицом безумия, – утешил его я.
– Слава богу, что я пока в силах распознать хотя бы звуки струн, движущих сердцем женщины, – сказал он невпопад и снова заглянул в кувшин, тщетно надеясь, что его содержимое чудесным образом обновилось. – Не угостите ль меня еще, господин Маддердин?
– Угощу, – вздохнул я. – Ибо что же с вами поделаешь.
Он искренне рассмеялся.
– Всегда знал, что вы добрый человек, – сказал, склоняясь ко мне. – Только с женщинами как-то у вас не складывается… – добавил.
– Такова уж моя судьба, – ответил я спокойно. – Зато радуюсь, что у вас подобного счастья – за нас двоих.
– Это верно, это правда, – подтвердил он безо всякой ложной скромности и потряс указательным пальцем. – Если б вы знали, сколь полезно быть человеком искусства, осиянным славой и уважением…
– Это, стало быть, вы о себе? – прервал я его.
– Вот здесь вы угадали, – рассмеялся он снова, не ощутив иронии в моем голосе. – Сияние моей славы влечет женщин, словно огонек свечи – ночных бабочек. – Он снова проверил пустой кувшин. – Вы собирались заказать еще, – сказал обвиняющим тоном.
Я встал и махнул корчмарю.
– Еще раз того же самого, – приказал, а тот усмехнулся, показывая гнилые зубы.
Я же вернулся к Риттеру, который выбивал пальцами по столу нервную дробь.
– Уж как начну – перестать не в силах, – буркнул он недовольно и покачал головой. – Что ж поделать, коли талант требует, дабы его подстегивали спасительной влагой.
– И много ль вы написали в последнее время, так вот подстегнутые? – спросил я саркастично.
– Пока мне хватает и простого полета творческой мысли, – ответил он высокомерно, глядя куда-то вверх, словно желал узреть на прогнившем, закопченном потолке корчмы музу. – Но поверьте, вскоре я соберу богатый урожай от посеянных зерен моего таланта… И тогда знайте, – снова воздел палец, – что я не забуду о вас.
– Сердечно благодарю, – пробормотал я.
– Да-да, никто не скажет, что Хайнц Риттер забывает о друзьях. Представьте, какое я обрету влияние, став императорским драматургом! А сколько женщин… – задумался он, усмехаясь сам себе.
– Я-то полагал, что вам любовных приключений хватает.
– Женщин никогда не бывает много, господин Маддердин, – ответил он поучающе. – Такова уж наша мужская природа, коя требует от нас ронять семя в плодотворные лона. Ибо – вот одаряете вы своей любовью светловолосую молодку с красивой попкой и маленькими грудками, но едва ли не в тот же момент мечтаете, как бы провести сладкую минутку со зрелой брюнеточкой, ноги у которой – словно колонны греческие, а грудь – будто штормовое море.