Ловцы душ
Она закончила есть и отбросила на землю пустой, опавший мех. Усмехнулась, и тогда я с удивлением, смешанным с испугом, увидел, что зубы ее не походят на зубы других людей. Острые, сияющие белым, с клыками длиннее, чем у нормального человека.
– Иисусе Христе, – шепнул я. – Змий и голубка.
Она поднялась с коленей так быстро, словно ловкость позаимствовала у охотящейся кошки.
– Змий и голубка, – крикнула с поразительной тоскою. – Сотканные из света, сотканные из света!
Девушка прыгнула ко мне и если бы хотела напасть, я не успел бы и рукой шевельнуть, чтобы защититься. Но она лишь приникла ко мне всем телом, шепча:
– Змий и голубка! Да! Змий и голубка! Ты знаешь!
Я чуть обнял худые, трясущиеся от рыданий плечи, хотя вонь, исходящая от ее тела, почти парализовала мое дыхание. Курнос, мой товарищ во многих поездках, никогда не мог похвастаться сколько-нибудь сносным запахом. Так вот, девушка эта вполне могла бы оказаться его родной сестрой.
– Знаю, – прошептал я успокаивающе. – Знаю. Не бойся, я помогу тебе.
Меня и самого позабавили эти слова, поскольку именно я должен был ее бояться, а не наоборот. Правда, ваш нижайший слуга – человек, обученный владеть оружием и умеющий, с Божьей помощью, справляться с неожиданностями, но рядом с ней шансы мои были не больше, чем у мухи против паука.
К счастью, ничего не указывало, что она собирается на меня напасть. И хорошо: ведь мысль о том, что я могу закончить жизнь с разорванным горлом в грязном закоулке занюханного городка, была мне не по нраву. Конечно, хорошей смерти не бывает – все они делятся на скверные и очень скверные. Но такая – была бы очень, очень скверной.
Чувство эдакой беспомощности было для меня новым и тревожным. Ну, может, и не совершенно новым, ведь некогда я уже испытал подобное рядом с человеком, который тоже был клеймен знаком змия и голубки. Тогда мне удалось уйти не только живым, но и вооруженным ценным знанием. И я надеялся, что теперь все закончится не хуже.
Однако мне следовало увериться, что девица – именно та, за кого я ее принимаю, а не обычная сумасшедшая, одаренная небывалой быстротой движений. Я знал, что порой безумцы в приступе ярости могут выказывать небывалую силу. Не раз и не два я видел слабых с виду женщин и мужчин, которых даже несколько крепких мужиков не могли вырвать из пляски святого Витта.
– Не покажешь ли мне знак? – спросил я так ласково, как только сумел. – Могу ли я его увидеть?
Некоторое время она тяжело дышала в моих объятиях, потом отступила на полшага.
– Да, – ответила. – Увидишь знак. Хорошо. Поверишь, верно?
В последних словах зазвучало такое смирение, что я невольно протянул руку, чтобы погладить ее нечесаные космы. Она же, не отодвигаясь более, скинула с правого плеча плащ и дернула темную от грязи льняную рубаху. Обнажила руку. Там, на худом плече, виднелся отчетливый рисунок: змий и парящая над ним голубка. Рисунок один в один как тот, о котором вспоминал барон Хаустоффер, говоря о нем как о своем родовом гербе.
– Спасибо, – я помог ей снова закутаться в плащ.
– Ты же теперь скажешь мне, верно? – Она глядела на меня горящим взором. – Скажешь, что мне делать? Да? Скажешь?
– Ты должна отдохнуть, – сказал я медленно и отчетливо, чтобы до нее дошел смысл моих слов. – Я проведу тебя в безопасное место. Тебе нужно выспаться, умыться, что-нибудь съесть… Те люди… они могут вернуться…
– Да-да-да. – Она снова вжалась в меня всем телом. – Не следует убивать! Мне не следует убивать!
И именно тогда, услышав эти слова, я почувствовал, как ледяная волна бежит у меня от затылка до копчика. Эта женщина не просила, чтобы не убивали ее! Она убеждала сама себя, что не должна обижать ни одно живое существо. Двадцать вооруженных мужчин… Да-да, милые мои, я был уверен – как это ни забавно, – что она и вправду могла с ними справиться без особого усилия.
В несчастный сей городок, где мне выпало счастье иль несчастье встретить девушку с вытатуированным знаком змия и голубицы, я попал не случайно. Здесь обитал мой старый приятель, с которым у меня были кое-какие счеты. И пусть не прозвучит так, будто я приехал сюда убить или наказать этого человека. О нет, я хотел всего лишь напомнить ему о долге, который тот не уплатил, покидая меня без предупреждения и объяснений. А поскольку я имею честь – или, если хотите, слабость – быть человеком скрупулезным, то решил отыскать своего знакомца и напомнить о старых долгах. Я не был столь наивен, чтобы полагать, будто он примет меня с распростертыми объятиями, и тем не менее думал, что он сделает все, дабы утишить мой гнев. Скажу, кстати, что я не ощущал никакой злости или тем паче ярости – всего лишь смущение от того, что я так легко догадался, где его искать. Что означало одно: некогда я ошибочно оценил его как человека опытного и знающего жизнь.
Я глянул на небо и увидел, как в темных тучах гаснут последние лучи заходящего солнца. Надеялся, что ватага под предводительством Гаспара Морды уже нашла себе в ближайшей корчме иной объект внимания – например, кружку пива, жбан водки или сисястую девку. Наверняка всем будет лучше, если они не встретятся на нашем пути, ибо удивительные моральные принципы вампирицы могли рухнуть под напором гнева или отчаяния. Я же наверняка не был человеком, который захотел бы ее сдерживать. И это не принимая во внимание, что с тем же успехом я мог пытаться сдержать лавину или пожар.
– Как тебя зовут? – спросил я ее. – Меня – Мордимер Маддердин.
Она смотрела на меня, и казалось, что по мере того, как густеет мрак, глаза ее становятся все больше и блестят все сильнее.
– Морди-мер Мад… – она заколебалась.
– Маддердин, – повторил я.
– Маддердин, – повторила она, с явным акцентом. – Красиво, Мордимер, красиво, – всплеснула ладонями и рассмеялась, я же снова увидел ее острые, словно иглы, сверкающие белые клыки.
– А ты? Как мне обращаться к тебе?
– Я? – спросила она несколько беспомощно, и я видел, что пытается вспомнить свое имя. Пожала плечами: – Не знаю, Мордимер… – снова улыбнулась, словно повторять мое имя было ей невыносимо приятно.
– Ну что ж, оставим это на потом, – сказал я ласково. – Хочешь ли пойти со мной?
– Да! – почти крикнула она. – Пойти с тобой! Только с тобой! Ты знаешь! Все мне расскажешь, правда, Мордимер? Научишь меня, правда? Правда?
– Правда, – ответил я, сглотнув. Подумал, не окажется ли она разочарована тем фактом, что я и сам ищу ответы и до сих пор мало что могу ей рассказать.
И трудно было не задуматься о том, какую форму могло обрести ее разочарование…
Мой конь был животным спокойным и вышколенным. В конце концов, он был родом из конюшен хезского Инквизиториума, а там скакунов учить умеют. Прежде всего они должны оставаться спокойными. Ибо инквизитор, который пытается совладать с брыкающимся скакуном, что испугался громкого крика или перебегающего дорогу зайца, стал бы зрелищем одновременно смешным и достойным сожаления. Мы же, инквизиторы, не из тех, кто любит, когда общество над ними потешается.