Ловцы душ
– Маркграф Ройтенбах… – пояснил он миг спустя. – Может, слыхали?
Я покачал головой, поскольку маркграфы, графы, бароны и князья множились в нашей благословенной империи, как кролики.
– Дядя умершей недавно жены маркграфа в родстве – через свою супругу – с третьим сыном барона Таубера, а сын этот, о чем знает всякий, в действительности лишь бастард отца нашего милостивого государя, храни Господь его душу, то есть урожденный брат властвующего над нами императора. Потому сами понимаете – сферы слишком высоки…
Я едва не потерялся в его объяснениях – пришлось повторять их еще раз мысленно. Ах, эти наши дворяне… Считают бог весть какой удачей, если император дерет их жену, а та рождает бастарда. Впрочем, мужья императорских любовниц частенько делали головокружительные карьеры, пусть чаще всего и вдали от двора, чтобы не раздражать Светлейшего Государя, человека, как известно, деликатного и чувствительного.
– Богатый? – догадался я.
– Ха… Это слабо сказано.
– Попробуйте супчик, – предложил я с полным ртом. – Воистину хорош.
Он неохотно поболтал ложкой в миске.
– Он похитил у меня дочку, проклятый, – сказал Хоффентоллер.
– О! – только и ответил я, поскольку похищение каралось казнью и лишением чести – пусть даже обычно это случалось лишь с людьми без денег и связей. – Вы сообщили прево и юстициариям?
– А толку! – Он лишь махнул рукою. – Маркграф даже пригласил их в замок, а они теперь говорят, что Анна – моя, стало быть, дочка – довольна гостеприимством и желает там остаться…
– Ну, тогда вы ничего и не сделаете, – пожал я плечами, поскольку такие вещи случались частенько.
Красивые бедные дворянки часто соглашались греть постель магнатов даже без церковного благословения, вместо того чтобы нищенствовать в отцовских имениях и выйти замуж за кого-то из таких же бедняков окрест. Что ж, красота была для них дверью в лучший мир, а если магнат был хоть малость благороден, то, стоило девушке ему надоесть, он одаривал ее приданым и выдавал за одного из своих дворян. Банальная история, каких много.
– Я думаю, мастер, что в этой истории есть нечто большее, чем просто вожделение. Именно потому я пытался найти справедливость у Его Преосвященства…
– Нечто большее? – Я налил себе еще порцию похлебки – в ней густо плавали кусочки нежнейшей телятины, вымоченные, судя по вкусу, в вине. – И что же?
– Я полагаю, что, – я видел, как он осторожно подбирает слова, – все те молодые девицы, которых он приглашал в замок… – слово «приглашал» Хоффентоллер произнес с ощутимой иронией, – должны послужить некоему ужасному еретическому ритуалу…
Я взглянул на него, вздохнув. Передо мной был отчаявшийся человек, а потому я решил предупредить его: как бы отчаяние это не обернулось против него самого. И делал я это лишь по одной причине: ему нынче платить за мой обед.
– Вы выдвигаете тяжелое обвинение, – покачал я головой. – Если вы уверены, сообщите местному отделению Инквизиториума, и обещаю, что дело будет внимательно рассмотрено. Но, – я стукнул ложкой о миску, – опасайтесь лживых слов. Это может не просто погубить вас, но поставить перед судом инквизиции. Мы прекрасно помним, что во времена ошибок и перегибов Инквизиториум больше заботила вина, а не истина. Однако те времена, по счастью, миновали, и нынче мы искренне раскаиваемся за грехи, вызванные неосмотрительностью решений и поступков.
– Значит, надежды нет? – спросил он хмуро после долгого молчания.
– Получите доказательства богохульства маркграфа и тогда смело сообщайте Инквизиториуму. Только это я и могу вам посоветовать.
– Получить доказательства? Как?! – он почти кричал. – Ройтенбах окружен верными людьми – те ни слова не скажут о том, что происходит в замке. Слуги лишь сплетничают… Кто им поверит? Но вот если бы кто значительный, пользующийся безукоризненным доверием убедился во всем, что происходит в замке, своими глазами… О-о, было бы совсем другое дело. Совсем другое…
– Хотите предложить мне работу? – рассмеялся я искренне.
– А вы взялись бы за нее? – он понизил голос и глянул в сторону завесы.
– Возможно, – ответил я, чуток подумав.
– О, я понимаю, что вы потратили бы на это средства и, конечно, время, которые пришлось бы такому делу посвятить, а значит, вам бы хорошо заплатили… – зачастил он, глядя в собственную миску, полную похлебки.
– Сколько предлагаете? – я решился перейти к сути, поскольку в последнее время успел заработать немного денег и мог не браться за первое попавшееся дело.
– Сто крон, – произнес он решительно. – Но, значит, с выплатой таким вот образом…
Мне и слушать не хотелось, как он собирается выплачивать сто крон, поэтому я лишь отмахнулся.
– Не трудитесь с объяснениями, поскольку – не о чем говорить, – сказал я. – Видимо, там, в провинции, вы не привыкли к расценкам Хеза…
Тогда он замолчал и снова вздохнул.
– Я бедный человек, – почти простонал.
– Тогда молитесь, – предложил я. – Ведь и Писание говорит: проще верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому – в царство Божие. Так что на грядущее у вас куда лучшие перспективы, чем у Ройтенбаха.
– Вы издеваетесь! – рассердился он так, что даже усы у него встопорщились, что выглядело крайне комично, поскольку те оказались измазаны в соусе.
– Я бы не посмел, – ответил я. – Ведь издевка и слова Писания – плохая пара.
– Простите, – он явно испугался моего тона и, как видно, вспомнил, что говорит с инквизитором. – Сам уже не знаю, что плету. Но поймите мое несчастье!
Несчастье, впрочем, не было столь уж ужасным, а сам дворянин совершил сугубую ошибку, не попытавшись воспользоваться положением дочки при магнатском дворе, чтобы обрести власть или хотя бы содержание. Вместо этого он пытался противостоять сильнейшему, чем он сам, сеньору, что куда как худо говорило о его разуме и сулило проблемы в будущем. Я отрыгнул и утер губы хлебом.
– Спасибо вам за общество и угощение, – сказал. – Желаю всего наилучшего.
– Погодите, погодите, – почти вскочил он из-за стола, но миг спустя снова уселся. – А какая сумма могла бы вас склонить к путешествию? – спросил он голосом, который полагал решительным – я же чувствовал в нем нотку отчаяния.
– Пятьсот крон, – сказал я, глядя ему в глаза. – И возмещение всех расходов.
Он словно сдулся.
– У меня столько нет, – вздохнул он. – Но, если бы… если бы у меня столько было, – он взглянул на меня напряженно, – какие бы вы дали гарантии?
– Гарантии? – переспросил я. – Если ваш враг и правда еретик и богохульник, то я использую весь авторитет – свой и Святого Официума, – чтобы поставить его перед инквизиционным судом. Вот единственная гарантия. Но если с точки зрения Церкви он невиновен… – я пожал плечами. – Тогда – это не мое дело.