Дети Левиафана

— Но ведь уже почти стемнело, милорд, — взмолился староста.
— Мне плевать! — рявкнул Дитрих. — Живо!
Лесорубы разошлись. Рыцарь-предвестник подождал, когда они отойдут и широко улыбнулся.
— А ведь это же отличная новость! С ружьями проще обороняться.
— Пожалуй, да, — Людвиг зевнул. — Но мушкетами нужно уметь пользоваться, а когда мы начнём стрелять, услышит вся округа.
— Можем обучать по одному ружью, тогда враги ничего не заподозрят.
— Нет, сила мушкетов в залпе, но мы успеем сделать только один. Если бандиты не разбегутся, нам конец. Ближний бой неминуем.
— Будем учить их стрелять и драться?
— В первую очередь копья, потом ружья. Стрелять будут самые меткие, но правильно колоть должны уметь все. Пехота Леса… кхм… зелёные плащи учатся владеть всем оружием… я где-то слышал об этом.
— А вы хорошо знаете их тактику, — Дитрих ухмыльнулся. — Даже слишком хорошо.
Пепельник шутит. Хотя Людвиг и вправду знал тактику Леса. Бронированные гвардейцы умели стрелять, фехтовать, орудовать пикой и алебардой. Всё для того, чтобы гибко реагировать на меняющуюся обстановку в бою. Но они учатся годами.
 
Их поселили в небольшой домик, совсем новый. Из мебели здесь только табуретка и два тонких матраса. Хотя это всё же лучше, чем спать на земле. Нордер дрых в одежде, раскинувшись во все стороны. Людвиг собирался лечь, но передумал и вышел наружу. Всё равно не сможет уснуть.
Уже стемнело. Так тихо, что слышно шум деревьев. Лесорубы закончили с переноской и, должно быть, спали. Людвиг сел на лавочку и вытянул ноги. Глаза закрывались, но стоит только заснуть, как через мгновение он проснётся с бьющимся от ужаса сердцем.
— Ой, а вы не спите?
Рядом стояла та девушка, Ханна, с лампой в руке. Людвиг чуть не свалился от неожиданности. Он поправил ножны с мечом и сел поудобнее.
— Нет, не сплю.
— А я возвращаюсь, увидела и думаю, пора будить. Ночью здесь очень холодно.
И что ей нужно от него?
— Ну раз вы не спите… — она поправила воротник большой мужской рубашки, которую накинула поверх платья.
И не уходит. Молчание затягивается. Неужели придётся вести разговор? И о чём говорить? Вроде женщины любят комплименты, только их ещё надо уметь делать. Не говорить же, что ему нравятся её ножки? Хотя это чистая правда.
— А вы умелый боец?
Свет лампы слишком тусклый и непонятно, серьёзно дочка старосты это говорит или смеётся? Скорее всего, смеётся. Но нужно что-то ответить. Помощи ждать неоткуда. Неуместное стеснение и неловкость раздражает. После всего того, что довелось пережить, он до сих пор робеет при виде женщины.
— Так себе, — Людвиг пожал плечами. — А ты хорошо владеешь копьём.
Он прикусил губу. Дурак. Идиот. Кретин. Сегодня уже шутили над этой двусмысленностью. Какой же он тупой. Можно лишь надеяться, что сейчас не видно, как он покраснел.
— Муж учил меня обращаться… с копьём.
Да, судя по улыбке, ей нравится издеваться. Не каждый день встретишь такого тупого рыцаря. Теперь Людвиг будет вспоминать это перед сном до конца жизни.
— А ты замужем?
Ну конечно, она замужем, иначе зачем ей говорить про мужа?
— Он погиб, пару лет назад, — её улыбка потускнела.
Можно было догадаться, что она вдова. Замужняя или ещё незамужняя не подошла бы к рыцарю, тем более первой. Тем более к молодому, который весь день на неё пялился.
— Мне жаль, — сказал Людвиг, когда молчание затянулось.
— Не стоит, я давно сняла траур, — Ханна поправила волосы.
Опять неловкая тишина. Лучше бы пойти в бой. У пепельников другие нравы, на острове девушка не подходит для разговора первая. Поэтому Людвиг так редко говорил с ними.
— И как вам наша деревня? — спросила дочка старосты, когда ей, похоже, надоело ждать.
— Вполне ничего. Воздух хороший.
— Но в лесу им лучше не дышать без маски. Да и в лес теперь не сходишь, вдруг они где-то там? Хорошо, что здесь нас охраняют два рыцаря. Ведь рыцари ничего не боятся?
Может, нужно ответить так, чтобы она оставила его в покое?
— Если честно, — Людвиг выдохнул облачко пара. Ночью и правда холодно. — Боюсь до ужаса.
Усмешка погасла. Вот и разочарование. Рыцарям полагается говорить, что их ничего не страшит. Но раз он только и делает, что позорится, то пусть хотя бы скажет правду. Ещё хуже она о нём думать не будет.
— Серьёзно? — она улыбнулась, но намного теплее. — Почему-то меня это радует.
— Почему?
— Не знаю, — она села рядом, Людвиг сдвинулся и чуть не свалился. — Наверное, тем, что не одна такая. А то все храбрятся и делают вид, что им всё нипочём. Но сейчас почти никто не спит от страха. Хорошо, что вы признались. Теперь мне спокойнее.
Неужели он сказал умную вещь? Вряд ли.
— У вас на лице серьёзная рана? — спросила она.
Людвиг почесал шрам на правой скуле. Больше не болит и не тянет.
— Могло быть и хуже.
— Завтра будет обучение с оружием.
— А отец разрешил?
— Он не сможет запретить, — Ханна чуть улыбнулась. — Он мало что мог сделать, даже когда я ещё была незамужней. Такая уж я.
— Вы говорили, что умеете стрелять?
— Да.
— Вот завтра и посмотрим.
— Трудно с нами?
— Непросто, — признался Людвиг.
— Мы упрямые. Но нам не нужно воевать всегда, как вам. Или вы чем-то ещё занимаетесь, кроме битв?
— Больше и нечем. Мужчины в моём роду или умные и могут добиться всего, или красивые, но не очень способные. А мне с детства твердят, какой я симпатичный.
Она засмеялась, кажется, что искренне. Любимая шутка дедушки не подвела. Поединок даётся тяжело, Людвиг вспотел несмотря на ночной холод. Пот лился даже из ушей. Но всё же это не так страшно, как казалось на первый взгляд.
— Так что приходится заниматься тем, что умею…
Раздался лай собак, а следом за ним громкий и протяжный гул охотничьего рога. Звуки доносились откуда-то с севера. От страха затошнило.
— Стучи во все дома! — приказал Людвиг. — Общий сбор. И найди Дитриха!
Ханна побледнела так, что это видно даже в темноте, но кивнула и убежала. Людвиг влетел в дом, дёрнул за ногу Эйнара.
— Что такое? — нордер спросонья крутил головой.
— Они пришли!
Зато неизвестные бандиты спасли от дальнейшего позора и стыда за тупость и неловкость. Теперь проще, убивай или умри.