Ученье – свет, а богов – тьма

Алтоша так обалдевает от того, что бог вспомнил его имя, что не сразу выполняет указание. Ирлик, впрочем, не замечает.
– Лиза, ты с ребёнком становись у неё за спиной.
– А зачем с ребёнком-то? – хмурюсь я, поудобнее перехватывая Алэка.
– Затем, что, когда мать с ребёнком просит, отказать невозможно, – как само собой разумеющееся поясняет Ирлик. – Алтонгирел, ты будешь ей бумажку держать. А ты, пацан, давай ко мне под плед, тебя Учок не любит, нечего его провоцировать. И всем молчать, кроме Лизы. Я, если что, слова подскажу, но лучше бы без этого.
– Алэк может высказаться, хотя слов он пока не говорит…
– Детям простительно, – перебивает меня Ирлик. – Давай, начинай быстрее, очень уж холодно, а ты долго будешь продираться. Если с первого раза не получается, читай второй и третий, пока не получится. Учок за временем не следит, хоть вечно тут будет стоять. Ну всё, мы прячемся.
Подтянув к себе Кира и запахнув поплотнее плед, Ирлик в самом деле ложится в снег и более-менее сливается с местностью. Кир ещё немного ворочается, устраиваясь, и в итоге мне видны только два любопытных носа под белым козырьком.
Алтонгирел, стоящий у меня за спиной, открывает первую страницу записей и суёт мне под нос. Я начинаю читать.
Надо отдать должное Ирлику, он очень чётко указал, где кончается каждая часть, которую можно повторять отдельно. Первую я прочитываю четыре раза, прежде чем от неё происходит какой-либо толк.
Толк выглядит как луч красноватого света, как будто бы прямо от солнца, падающий в сугроб метрах в трёх передо мной. Сосны по обе стороны начинают мелко дрожать, как бы в порыве внезапного ветерка, но уж очень интенсивно. Иголки и шишки с них осыпаются, но не на землю, а зависают в луче кружащимся облаком. Свет напоминает закатный и живописно играет на хвое, взвешенной в воздухе. Постепенно смесь уплотняется и складывается в подобие человеческой фигуры – рыхлое, тёмное, шипастое и с красноватыми отблесками.
Айша, которая сидит опершись спиной о мои ноги, прерывисто вздыхает. Алэк у меня на руках заворожённо рассматривает явление перед нами. Алтонгирел держит листки у него над головой, рука его дрожит.
– Дальше! – слышу я надрывный шёпот слева, не понимаю только, это Ирлик или Кир мне командуют. Но что это я, действительно. Надо же продолжать.
Я честно прочитываю следующий кусок, в котором здороваюсь и желаю тому, что стоит передо мной, бесконечного блага. Не знаю уж, как я должна понять, что мои слова услышаны.
– Ещё раз! – шипит над ухом Алтонгирел.
Я послушно повторяю. О, теперь вижу, что проняло, – у стога шишек появились глазки! Точнее сказать, два красных прожектора. Они недолго шарят по снегу и деревьям вокруг, к счастью, не задерживаются на белом пледе, под которым сидят Ирлик с Киром, и нащупывают меня. Ощущение именно такое, как будто меня щупают чем-то тёплым и мокрым, причем прямо под одеждой. Я взвизгиваю и отшатываюсь, упираясь спиной в Алтонгирела.
– Тихо! – шикает он.
– Ты знаешь, как это гадко?! – возмущаюсь я.
– Не разговаривай, читай дальше!
К счастью, омерзительное ощущение ослабевает, хотя и не исчезает совсем. Однако дальше следует та самая абракадабра из трёх алфавитов. Я поглубже вздыхаю и пытаюсь успокоиться, а заодно уложить дрожащую руку духовника себе на плечо, а то буквы очень прыгают перед глазами.
Начинаю читать и сбиваюсь на пятой букве. Начинаю заново – на третьей. Снова глубоко вздыхаю, третья попытка более успешная – две строчки. Но, увы, их там три.
Не знаю, сколько раз я пыталась воспроизвести всю «формулу преподношения», как Ирлик её назвал, но за это время успело стемнеть. Прожекторы Учока продолжают меня буровить, Ирлик там, наверное, уже оледенел, Азамат нас ищет…
Меня кто-то хватает за лодыжку. Не знаю, каких нечеловеческих усилий мне стоит не завизжать, но я все же сжимаю глотку, памятуя, что говорить нельзя.
– Повторяйте за мной, – шипят мне снизу.
Я понимаю, что это Айша говорит. Она-то откуда знает слова? Запомнила?
Но я послушно повторяю. То, что я слышу, очень похоже на то, что мне надо сказать, а повторять со слуха всё-таки гораздо проще, чем разбирать мои каракули. С первой же попытки мне удаётся, я вижу какие-то изменения и так радуюсь, что чуть не забываю, что это ещё не конец…
 
А изменения меж тем не шибко радостные. У существа из иголок открывается клюв. Длинный, красный. С зубами. Две мохнатые лапы отделяются от тела и повисают в воздухе, простёртые ко мне, безо всякой связи с телом.
Айша продолжает говорить монотонно и неторопливо, что, конечно, хорошо, потому что я успеваю повторять, но как-то мне уже хочется побыстрее перейти к следующей фазе. К счастью, Учок не приближается ко мне, а то бегать бы мне по этому лесу, пока ноги несут…
После очередного куска абракадабры под диктовку Айши в воздухе повисает призрачная копия моего гобелена с Учоком, и мохнатые пальцы смыкаются на его углах. Ну вот, конец-край близок. Осталось попросить его за Айшу, и всё.
И я должна была бы сообразить, что для манипуляций над Айшей ему придётся подойти поближе. Девочку поднимает в воздух, она безвольно висит, опустив голову, как некачественная марионетка. Она продолжает мне диктовать, но с трудом, как будто забывает, что делает. Видимо почувствовав это, она ускоряется, и я на последнем дыхании тараторю за ней. Хвала небесам, последний отрывок на древнем языке кончается прежде, чем она отключается совсем, а дальше уже снова по-муданжски. Через секунду после того, как я выдыхаю последнее слово, Учок приближается вплотную и втягивает Айшу в себя, то есть в смерч из хвои, который он собой представляет. Не знаю, куда он дел гобелен, я была слишком занята, чтобы следить. Красные глаза бога шарят по мне и по притихшему на руках Алэку. Тепло из-за моей спины исчезает – это Алтонгирел уронил тетрадку и кинулся её поднимать.
Учок поднимает мохнатую лапу и протягивает её к Алэку. Я в ужасе прижимаю ребёнка ближе. Хвоя колышется как бы в такт дыханию, меня прошибает пот, я пытаюсь шагнуть назад, но не могу, ноги приросли, Алэк принимается хныкать. Я загибаюсь вся сама в себя, лихорадочно заворачивая ребёнка в полы шубы, пуговицы брызжут веером во все стороны. Нет-нет-нет, только не мою деточку! Учок вздрагивает от удара пуговицы, наклоняется ко мне, задевая мохнатым клювом мои волосы, и всё-таки дотягивается лапой до Алэка. Гладит его по голове. И вдруг вся хвоя падает на землю вместе с Айшей, свет меркнет, и мы остаёмся в полной темноте и тишине, Алэк возмущенно сопит у меня на руках.
Тишина длится недолго. её прорезает нечеловеческий визг Айши. Я разрываюсь между ней и Алэком, но Алтонгирел удерживает меня.
– Читай благодарность! – орет он, суёт мне тетрадку и бросается вперёд, переворачивает девочку на спину, стряхивает с её лица хвою.
Айша визжит изо всех сил, и кто бы подумал, что их у неё столько. Я еле разбираю слова в густых сумерках, пытаюсь читать, держа Алэка одной рукой. Внезапно снова становится светло – это включаются фары унгуца, направленные прямо мне в спину. Воспользовавшись возможностью, я быстро дотарабаниваю остатки текста. Как раз вовремя – в следующую секунду до меня добегает Азамат.
– Лиза! – Он хватает меня за плечи. – Что вы тут делаете, мы вас обыскались! Почему она…
Нас окружают люди, Айша продолжает визжать с краткими перерывами на вдох, Алтонгирел держит её за руки и что-то бормочет, но непохоже, чтобы это имело эффект. Алэк у меня на руках выглядит живым и здоровым, только очень недовольным, но папе радуется.
Из-под снега, а вернее, из-под пледа вылезают несколько поддубевший Кир и мрачный Ирлик. Последний, даже не оглядываясь по сторонам, трансформируется в свою божественную форму среднего размера.
– О боже… – выдыхает Азамат, замечая светящуюся фигуру Ирлика.
– А-а-а-а-ах! – нараспев протягивает упомянутый боже. – Тепло-о-о-о!
Надо ли описывать, что происходит вокруг… Гхан валится в снег, дети кто вопит и бежит, кто замер на месте и забыл дышать. Кир деловито отряхивается, не спеша отходить от Ирлика, который теперь производит тепла примерно столько, сколько давал бы костёр того же размера.