Ученье – свет, а богов – тьма
Мои размышления прерывает сам Кир. Заходит в темную гостиную и топчется у входа, нерешительно покхекивая. Поднимаю голову.
– Простите… – хрипло начинает он и осекается, видимо, по моему лицу хорошо видно, что не прощу. – Мм… Мне мыться сегодня?
– Как хочешь, – по возможности бесстрастным голосом отвечаю я и возвращаю своё внимание к буку.
– Мн… кхм… а… где отец?
Я щурюсь на него, с трудом удерживаясь от замечания, мол, не заслужил ты право его отцом называть.
– Спит.
Кир кивает и замолкает, но не уходит. Я невидящим взглядом смотрю в бук и жду. Экран гаснет.
– Вы… сердитесь? – тихо и сипло спрашивает Кир.
Я отвечаю не сразу, чтобы не взорваться.
– Я в ярости, – говорю тяжело. – Я не хочу тебя видеть и слышать.
Он кивает и поспешно ретируется в кухню, а оттуда в прихожую. Надо надеяться, пошёл к себе. Потому что если он сбежал… нет, я даже думать не хочу, что станет с Азаматом.
Я просиживаю внизу всю ночь. Даже гармарра не усыпляет сегодня. Только уже хорошо засветло понимаю, что можно попробовать лечь. Лифт стоит внизу, значит, Кир им не пользовался. Я не пойду проверять, у себя ли он. Мне хватило один раз обыскать весь дом, когда он пропал. Обойдётся, много чести маленькому засранцу. Иду в нашу с Азаматом спальню – где нет Азамата – и падаю на постель, как есть, в домашних штанах и халате, не переодеваясь, даже не накрывшись одеялом. К счастью, засыпаю.
Глава 2 В которой в ссорах и раздорах пути не видно
Днём меня будит Азамат. Он бледный и осунувшийся. Я недовольно ворочаюсь и понимаю, что отлежала шею.
– Лиза, – зовет муж. – Ты не заболела? Скоро уже солнце сядет…
– Я поздно легла, – говорю, сажусь и принимаюсь растирать шею сзади. – Дай мне вон тот синий тюбик…
Азамат не просто даёт мне тюбик, но и втирает содержимое в больное место.
– Ты сам-то как? – спрашиваю, расслабляясь под его уверенными руками.
– Ничего, – вздыхает он. – Кир сказал, ты его теперь ненавидишь.
– Ты с ним разговаривал? – удивляюсь.
– Ну так… Мы перекинулись парой слов. Я попытался с ним поговорить нормально, но он отмалчивается, а я не хочу навязываться. Если уж ему неприятно моё общество…
– А жирно ему не будет? – рыкаю я. – Он немного не в том положении, чтобы выбирать, общаться с тобой или нет! Тебе не кажется, что кто-то зажрался вообще? Поначалу дрожал, как бы не убили, а теперь, видите ли, отец ему рожей не вышел!
– Лиза, не кипятись. – Азамат устало упирается лбом в мой затылок. – С этим ведь ничего нельзя поделать. Он же не со зла, не нарочно. Не каждому дано терпеть уродство.
– Пациентов как-то терпит. И потом, Алтонгирелу вон тоже было не дано, однако научился, – напоминаю я.
– Да, но у него на это было пятнадцать лет, и он знал меня до того. Ты слишком многого хочешь от ребёнка.
Я хочу плакать. Азамат даже не злится на него! Он это просто принимает как должное! Господи, куда я попала…
– Он хотя бы извинился? – спрашиваю без особой надежды.
– За что? – пожимает плечами Азамат. – Он ведь просто сказал всё как есть. А что на повышенных тонах – так я его сам дожал.
У меня нет сил спорить и доказывать, что Киру ещё как есть за что извиняться. Алтонгирел полагает, что у Азамата выросла самооценка? Щаз-з. Хотя, может, она и выросла, только вчера снова упала ниже плинтуса. Господи, я даже не знаю, как выдержать хоть пять минут в обществе этого мелкого оборванца!
– Тебе принести завтрак? – читает мои мысли Азамат.
– Не надо, – мотаю головой. – Ты чем занят-то?
– Да так, упражнения делаю по учебнику, который твоя бабушка прислала.
– Я думала, ты закончил с ней заниматься.
– Ну, интенсивный курс закончился, теперь я только иногда сдаю ей чтение или грамматику. Вот, сижу учусь.
– А Кир?
– Гуляет с собакой. Я ему сказал, чтобы на закате возвращался ужинать, но до заката ещё часа два.
– Понятно. Ладно, ты иди занимайся, я скоро спущусь.
Азамат меня оставляет, а я пытаюсь собраться с мыслями. Что делать, если не справляешься с ребёнком? А что делать, если не справляешься со своим отношением к ребёнку? Меня всю жизнь учили: не ладится дело в семье – обратись к специалисту. Пусть у меня есть сертификат самостоятельного родителя, и я не обязана раз в месяц ходить на консультации с семейным психологом. Но не обязана – не значит не могу. Я имею право получить поддержку в трудный момент, и от этого моей самостоятельности не убудет. Вот бабушка, когда маму растила, регулярно обращалась за консультацией, потому что свято верила, что сертифицированный психолог лучше знает, отчего ребёнок безобразничает и как с ним поступить. И мама выросла настолько здоровым человеком, что даже Алтонгирел заметил, хотя бабушка – тот ещё монстр. Со мной и Сашкой мама, правда, по консультациям не таскалась, но мы были тихими, целеустремлёнными детьми, и с нами лучше всего работала политика невмешательства. Короче говоря, маме повезло. А мне нет. А раз нет, значит, нужно поступать как бабушка. То есть обратиться к специалисту.
Мне становится легче уже от одного того, что я приняла это решение. Теперь осталось понять, к кому бежать. Очевидный вариант – связаться с каким-нибудь рекомендованным профи с Земли, но он мне не нравится по двум причинам: во-первых, конфиденциальность консультации может быть нарушена по политическим соображениям, а мне совсем не хочется, чтобы в случае конфликта Муданга с Землёй у наших чинуш были в руках такие козыри, как внебрачный сын Императора. А во-вторых, ситуация на Муданге настолько сильно отличается от земной, люди тут думают настолько иначе, что земной специалист может и не разобраться.
Так что обращаться надо к кому-то из местных. Стандартный вариант – к духовникам – отпадает, потому что Ажгдийдимидин сам с предрассудками, а Алтонгирел уже посоветовал всё, что мог, и это было симптоматическое лечение. Про других духовников мне и думать боязно. Остаются мирские Старейшины, например… Унгуц. Кстати, мне ещё когда Ажгдийдимидин рекомендовал к нему обратиться по вопросам воспитания! Будь он нормальным человеком, я бы послушалась, а так… Ну ладно, не стоит больше откладывать, звоню сейчас же!
Унгуц принимает вызов сразу, как будто ждал звонка.
– А-а, Лиза-хян! – радуется он, и мне становится теплее от его улыбки и не хочется омрачать его весёлое лицо моими тоскливыми проблемами. – Я всё думаю, когда же ты позвонишь? Неужто советы старого Унгуца уже никому не нужны?
– Ой нужны! – говорю с чувством. – Вы себе не представляете, как нужны. Причём нужнее всего они были пару месяцев назад, но, может быть, ещё не всё потеряно.
Унгуц ставит бук на пол и откидывается на подушки.
– Ну рассказывай, что у вас там стряслось.
И я рассказываю всё с самого начала, с того, как мы снимали Кира с крыши – и до вчерашнего нашего куцего разговора.
Унгуц кивает, гримасничает, иногда посмеивается, качает головой. Даже вчерашние события его не печалят, и я начинаю волноваться, вдруг он отмахнётся от меня, не воспримет нанесённое Азамату оскорбление как повод для переживаний.
Наконец моя история заканчивается. Унгуц ещё некоторое время сидит и задумчиво кивает. Потом начинает говорить:
– Кто бы мог подумать, что Азамат способен настолько подавить своего подопечного. Мальчик-то с амбициями…
– Что бы там Азамат ни сделал, – глухо отзываюсь я, – он не виноват, что Кира не устраивает его физиономия.
Унгуц отмахивается:
– Не думаю, что у него на самом деле такой утончённый вкус. Скорее, он просто хотел сказать Азамату что-нибудь ужасно обидное, а это подвернулось на язык.
– Он преуспел, – поджимаю губы. – ещё бы понять зачем.
– Это-то как раз ясно, – поднимает брови Унгуц. – Хотел дожать до предела, чтобы все про него всё окончательно поняли.
– В смысле… – хмурюсь я, – адаптация? Хотел посмотреть, что будет, если мы всерьёз разозлимся?