Носитель Искры. Враг моего врага

Там, на выгнувшейся и в конце концов треснувшей по всей длине поверхности чёрного саркофага, стоял высокий мужчина. Строгий приталенный серый костюм-тройка без единой складки или посторонней ворсинки с учётом всех обстоятельств смотрелся дико, и не менее дико смотрелась чёрная кошка, которая, довольно мурча, подошла и запрыгнула мужчине на плечи, улёгшись там на манер шарфа. Но сейчас примерно тысячу человек, собранных невидимой силой вокруг бывшей каменной площадки, сейчас волновало совсем иное.
Даже те, кто находился за спиной мужчины, могли ощутить дикую, необузданную мощь, от которой всё тело сотрясали судороги, а мозг отказывался что-либо соображать. Те же, кому не посчастливилось увидеть его лицо и чернильно-чёрные, словно провалы в ужасающую бездну, глаза, почти все тут же валились без сознания, не способные выдержать подобного давления. Яброгг был одним из немногих, кто мог выдерживать подобное, но даже ему с трудом удавалось просто стоять вертикально, не падая на четвереньки. Тяжело вдохнув, Мастер поднял глаза и оглядел первого врага культа с ног до головы, а потом попытался оценить количество его энергии.
В Убнурре, откуда он был родом, как, впрочем, и ещё более чем в половине империй Сфарры, за единицу измерения этого параметра принималась сила души новорождённого ребёнка без какого-либо энергетического потенциала. Согласно такой измерительной шкале обычный человек, умерев лет в семьдесят пять, имел объём энергии в сотню единиц, среднестатистический высший маг возрастом в тридцать лет мог похвастаться тремястами двадцатью единицами, у самого Яброгга было около двух с половиной тысяч, а у древнего мага вроде Акволя Раута, ставшего естественным Мастером более четырёхсот лет назад легко могло быть тысяч двадцать. Однако у монстра, стоявшего сейчас перед Яброггом… этот параметр точно превышал сотню. Сотню тысяч. Одиннадцать лет назад в Элторе он точно не был так силён.
Впервые с того дня шестьдесят лет назад, когда он стал Мастером, Яброгг ощутил свою полную беспомощность. Ещё тогда, в Элторе, после устроенной этим существом бойни, он недоумевал, почему его нужно оставлять в живых, почему не убить? И вот эти опасения обернулись настоящей катастрофой. Не только для самого Яброгга, но вообще для всей империи Зверя, а то и для всего мира.
Лазарис Морфей, провозглашённый врагом всего человечества, вновь был на свободе.
От Автора: спасибо, что продолжаете читать мои книги. Помните, что ваши оценки, отзывы комментарии, при чём даже не обязательно положительные — это невероятная мотивация для меня писать как можно лучшие истории.
 
Глава 3
Воздух. Влага. Свет. Тепло. Жизнь…
Лаз не испытывал всего этого больше десяти лет. И сейчас, продолжая подавлять одним своим присутствием тысячу с лишним человек персонала и охраны военной базы, он едва удерживал себя от того, чтобы пуститься в пляс. Он наконец-то был свободен! Проклятый саркофаг, в котором он провёл, казалось, вечность, не смог его удержать. Хотя стоило признать, в какой-то момент он был готов сдаться. Сдаться и подчиниться.
Тогда, после сражения с культом, рассчитывая погибнуть, не оставив в запасе ни капли своих сил, он погрузился в беспамятство, ожидая, что сознание к нему уже не вернётся. Однако действительность оказалась иной. Он пришёл в себя. Но ещё неизвестно, что было хуже, такое бытие или же полное небытие. Полные тьма и тишина, отсутствие ощущения верха и низа, направления, веса, каких-либо прикосновений, включая собственные, даже тело, со временем регенерировавшее потерянные конечности, ощущалось как-то неохотно и словно издалека. Если бы с Лазом не осталась магия и он не смог использовать её для осмотра самого себя, наверняка бы решил, что его мозг каким-то образом вытащили из черепа и подключили к приборам, лишив всего, кроме фантомного ощущения пропавшего тела.
Он уже испытывал нечто подобное. Давным-давно, сразу после того, как “богиня” вытащила его душу из земного тела и отправила на Люпс. Тогда, пока его малюсенькое тельце внутри утробы матери ещё не обзавелось нужными частями вроде полноценного мозга или нервной системы, он примерно также плавал в темноте и тишине. Однако тогда его чувство времени было размытым и неясным, дни пролетали как минуты, а месяцы — как часы. Теперь же всё было с точностью да наоборот. Каждое мгновение будто растягивалось, а невозможность хоть как-то скорректировать внутренние часы лишь усугубляла ситуацию.
О, как же он буйствовал…используя мощь магии Хаоса, Лаз отправлял в пустоту заклинания, способные стирать с лица земли армии и разрушать города. Однако, что бы это ни было, как бы он ни старался, какие бы усилия ни прикладывал, всё было бесполезно. И ладно его тюрьма не показывала даже намёка на разрушение, но, что куда хуже, он не ощущал свою же магию. Световые столбы не ослепляли, огненные моря не жгли кожу, опустошительные цунами не заставляли захлёбываться водой, а пространственные клинки, отрезая пальцы и ноги, не доставляли ни толики боли. Он точно знал, что происходило, видел в магическом восприятии своё тело, видел как оно страдало от его заклинаний, но оно словно находилось в какой-то иной реальности. И это чувство было куда больнее любых пыток.
А пытки тоже были. Вернее, одна пытка. Пытка соблазном. Постоянно, ни на секунду не сбавляя напор, в его тело втекала энергия Хаоса. Если бы он не прошёл через слияние, то довольно быстро баланс между ней и его душой был бы нарушен и Альтер-эго захватило бы власть. Так что его в прямом смысле самоубийственный поступок, можно сказать, сыграл Лазу на руку. Однако легче от этого не становилось. Энергия Хаоса, хоть и была теперь частью его самого, своей природы не лишалась и подобная принудительная накачка постоянно подталкивала Лаза к границе безумия. При этом вместе с энергией непрерывным потоком шло и нечто вроде послания. В нём не было слов, скорее это было нечто вроде грандиозного и всеобъемлющего намерения. Но, если всё-таки попытаться выразить его, вышло бы что-то вроде призыва к вечной и бесконечной бойне.
Бей! Круши! Ломай! Рви! Кромсай! Режь! Коли! Руби! Терзай! Убивай! Уничтожай… всех синонимичных понятий во всех языках всех миров было бы даже близко недостаточно, чтобы отразить хотя бы толику этого намерения. И Лаз, которого без всяких экивоков можно было назвать маньяком битвы, ощущал к нему невероятную близость, родство, что, казалось, шло из самой глубины его души. Когда же на это накладывался постоянный эмоциональный прессинг энергии Хаоса… множество раз он ловил себя на том, что начинает искренне проникаться этим намерением бойни и гнева. Не единожды, потерявшись в призраках своей памяти, приходил в себя лишь от боли в перенапряжённой и опустошённой душе, растратив всю энергию на разрушительные заклинания. А иногда он подходил к самому краю, уже, как ему казалось, совершенно осознанно и обдуманно признавая своё подчинение чужой воле.
Спасало его лишь одно. Воспоминания об Айне и тех кратких минутах, что он провёл рядом с дочерью. Он уже не надеялся, что они встретятся, вероятность этого была, мягко говоря, невелика. Но, раз он не умер, случиться могло всё что угодно. И простая мысль о том, что однажды он увидит их, но всё, что сможет ощутить — это всё тот же бесконечный гнев, каждый раз тысячетонным молотом выбивала из разума всё безумие и буйство.