Саинтэ. Единственная для дракона
Вот не поверю, что их сексуальные аппетиты уменьшаются, не поверю, хоть ты тресни. Правда, мой отец – наполовину демон, но все же…
– … Они берегут ее, – с улыбкой закончил дракон, и распустив мои волосы, стал перебирать пряди. Ну да, расчески у меня уже нет… – Они заботятся о ней. Они живут для нее.
Что-то не сильно верится, что когда я улечу с папой, дракон бросится со скалы в отчаянии.
– Они надеются, что саинтэ сделает правильный выбор.
А с выбором вообще туман. Или у меня сумбур в голове от того, как ласково дракон проводит ладонями по волосам? И двинуться не могу, и отстраниться, и разозлиться не получается.
– Я думал, что если увижу… просто увижу тебя всю, мне станет легче, но я – идиот…
– Ты повторяешься.
– Да, знаю, – покаянный вздох, – но этой ошибки я больше не повторю, Доди.
Мне все еще было удивительно слышать свое имя из его уст. Не знаю, как объяснить, все мы по-особенному реагируем на свое имя, но произнести его можно по-разному. Аодх произносил его так, словно вкладывал не только особый смысл, но и сердце.
– Когда я увидел тебя… когда ты надела эту майку… а когда кимоно…
Он так отчаянно замотал головой, что я подумала: снова языки запутались, но он заговорил раньше, чем я успела залезть к нему в рот с помощью.
– Дракона выкручивает от желания, раздирает на части, выворачивает наизнанку, но он не может овладеть саинтэ, пока она не признает в нем пару, пока она не услышит зов. – Аодх усмехнулся, втянул в себя запах моих волос и продолжил, упоенно закрыв глаза. – Иногда желание такое сильное, что вызывает затмение в мыслях и тогда хватаешься за малейшую соломинку, чтобы облегчить период ухаживания. Я наказал себя сам, Доди, потому что каждая минута с тобой стала напоминать полет без крыльев. Но каждая минута стоила того счастья, что я нашел тебя, и надежды, что ты меня выберешь.
После таких признаний стало немного неловко. У некоторых мучения из-за меня, а я только и думаю, как бы сбежать. Вернее… мелькают и у меня грешные мысли, но…
Дракон уставился на меня, снова гипнотизируя темными глазами.
– Мелькали! – поспешно исправилась.
И все равно он самодовольно улыбнулся, так, словно я наобещала ему пошленького и побольше.
– Хорошая была иллюзия, – перевела разговор на другую тему, чтобы сбить с него эту улыбку, чтобы напомнить, что вообще-то я в сильной обиде.
– Зря ты спалила косметику, – ничуть не смутившись, сказал Аодх.
О майке и кимоно ни слова – интересно, с чего бы? Косметика была почти… эм… настоящей или старается лишний раз не нервничать, что его приятель видел мою обнаженную грудь?
Дракон протяжно, но негромко взревел, будто ему хвост отдавили, развернул меня спиной к себе, заставил облокотиться и принялся плести косы. От неожиданности я обернулась, но он вернул меня обратно.
– В период ухаживания драконам запрещено пользоваться магией, – от тихого голоса и действий Аодха я совсем расслабилась и закрыла глаза, только лениво и про себя поинтересовалась: а что, все драконы колдуны? Я думала, Аодх в долине такой один. – Некоторые драконы, в основном, очень древние, обладают задатками драконьей магии. Это не делает их колдунами, конечно, но что-то элементарное они в состоянии намагичить, к примеру, напустить чары.
Я инстинктивно насторожилась, но отбросила смятенную мысль. Что-что, а на чары наши отношения не похожи, иначе я бы с одержимостью думала, как его удержать и расположить, а не как сбежать.
Наградив меня поцелуем в макушку, дракон продолжил историю.
– Запрет на магию в период ухаживания наложен не зря. Если его ослушаться, можно привязать саинтэ гораздо быстрее к себе, но ненадолго. Когда чары развеются, удержать ее не получится. Это может произойти через год или лет через десять, пятнадцать, но сама понимаешь, для драконов это в любом случае маленький срок. А если дракон пройдет сам и проведет возлюбленную через все пять испытаний, их пару не сможет разбить даже время.
И не то, чтобы мне корпело стать такой непробиваемой парой с Аодхом, а любопытства ради…
– Мы прошли три, – ответил дракон. – Первое испытание – пищей, второе – кровом. Неужели ты думаешь, я кормил бы тебя так скудно и держал в таких жутких условиях, – взмах рукой, – если бы не крайняя необходимость? С едой, правда, придется еще немного ограничиваться, а вот жилищные условия мы скоро улучшим.
– Каким образом? Драконы ведь живут в пещерах.
– Не все и не в таких, – мне кажется, он поморщился.
– А третье испытание?
– Его мы тоже прошли.
Хитрюга!
Еще один поцелуй…
– И все-таки хотелось бы знать, в чем оно заключалось?
Неуловимым жестом дракон развернул меня так, что теперь я лежала на его коленях. Перекинул две сплетенные косы мне на грудь, провел невесомо рукой по ним и со вздохом перестал искушать прикосновениями.
– Третье испытание заключается в том, чтобы не овладеть саинтэ, даже если она так призывно смотрит на своего дракона.
Попыталась увернуться – не дал, а чтобы перестала сопротивляться, склонил голову и поцеловал меня. Думает, я перестану болтать? Думает, я все прощу? Ну вот как-то я и правда чуть подобрела. Чуть-чуть. Наверное, метод действует. А, может, мне показалось?
Дракон поцеловал меня еще раз, уже не дразнясь, а по-настоящему, и столько было нежности в его поцелуе, что вся моя обида и воинственность растаяли, и отстранился он под мой разочарованный вздох.
– А четвертое испытание? – выровняв дыхание, поинтересовалась я.
– Четвертое испытание – это твой выбор.
– Но я ведь уже говорила…
– И я тебе пояснил, что ты еще не выбрала.
– Если это «еще не выбрала», – озадачилась я, – что же тогда из себя представляет выбор? И когда его делать, чтобы наверняка?
Аодх отвел глаза, словно прислушиваясь к чему-то, а когда посмотрел снова, мне показалось, в его взгляде мелькнуло сожаление.
– Гораздо быстрее, чем мне бы хотелось, – сказал он, и как-то моторошно стало от его слов, предчувствие скользнуло скорпионом по позвоночнику. Я понимала, что мой выбор – это освобождение от похитителя, вот только не могла понять, хотелось ли мне на самом деле от него освободиться? Всего четыре дня прошло, а у меня уже большие сомнения, что та жизнь, о которой мечтала до встречи с Аодхом – моя и для меня.
Я так хотела быть под крылышком у отца, дышать свободой на высоких скалах, следить с упоением за его полетами и ждать, когда и я смогу полететь… Я так хотела, и сейчас мечта приблизилась: отец после всего, что произошло и сам меня не отпустит, вот только кто бы мне объяснил, отчего на сердце нет радости, а наоборот, скверно и страшно, и хочется прижаться и прижать к себе, и молчать, молчать… вдруг нас никто не заметит?