Горящая тень
– Опять туда сунешься, – предупредил вожак пауков, – охране донесу.
А потом произошло сразу несколько несчастных случаев подряд, и Гилас думать забыл о побеге. Сначала треснула веревка. Мешок рухнул в шахту и сломал одному работнику ногу. Упавший камень едва не вышиб мозги другому. А потом опрокинулась лампа. Из нее вытекло масло, и загорелись веревки. Три молотобойца сильно пострадали от огня.
Под землей трудно отделаться от страха. Скоро Гилас уже вздрагивал от каждой тени. Камень упал или померещилось? А что двигается вон там? Просто тень или ловец?
Однажды Гиласу приснилось, будто он снова на пике Ликас. Плещется в кристально чистом ручье среди прохладных зеленых зарослей папоротника-орляка. Рядом с Гиласом Исси. Как всегда, забрасывает брата вопросами. Например, интересуется, где лягушки. Но стоило Гиласу проснуться, и мальчик не мог отделаться от ощущения, будто по ошибке увидел сон, предназначенный для другого человека: Чужака Гиласа, а не раба Блохи.
Несмотря на страхи, Гилас почти привык к шахтам. Запомнил, что надсмотрщиков зовут «кишками», девочек, поддерживающих огонь в лампах, – «искрами», а маленьких детей, сортирующих руду, – «кротами».
С другими пауками Гилас ладит неплохо – если, конечно, не считать Слюнявого. Мышь – парень веселый и всегда готов помочь. Жук под землей испуганно помалкивает, но на поверхности вполне дружелюбен. Правда, в последнее время стал каким-то задумчивым. Зан умен, находчив и не сует нос в чужие дела. «У всех свои секреты», – говорит он и пожимает плечами.
Однажды вечером Гилас вытащил из канавы кость с остатками мяса копченого кабана. Мальчики сидели в темноте, жевали находку и рассказывали друг другу о себе. Оказалось, Зан – сын объездчика лошадей и родом он из местности под названием Арзава, далеко к востоку от Талакреи. Гилас про такую даже не слыхал. Мышь родился прямо здесь, в шахтах. Думает, мать у него рабыня, а отец – «кишка», но наверняка не знает. А отец Жука был зажиточным египетским торговцем.
– Так мы и поверили, – выразительно закатил глаза Зан. – Этот парень здоров сочинять: болтает, будто в Египте лошади живут в реках, а огромные ящерицы едят людей!
– Это правда, – обиделся Жук. – Хищные ящерицы называются «крокодилы», и они…
Зан только усмехнулся и швырнул в Жука пригоршню камешков. Жук вскочил и отошел ко входу в пещеру.
– Что на него нашло? – спросил Гилас.
Зан пожал плечами.
– А теперь ты о себе расскажи, Блоха. Есть у тебя родные?
Гилас молчал. Отвечать или нет?
– Мать оставила меня на Горе. Больше ничего про свою семью не знаю.
Тут Гилас покривил душой. Он знает: мать любила и его, и Исси. Ласково завернула детей в медвежью шкуру, погладила Гиласа по лицу… Но не хотелось изливать душу Зану. А о сестре говорить – тем более.
Прошло два дня. Пауки спускались на седьмой уровень, чтобы забрать очередной груз. Тут мешок Гиласа зацепился за камень. Пока отцеплял, остальные ушли вперед.
Гилас забежал за поворот. Мельком глянул на пару рудничных стоек впереди. Между ними скорчилась маленькая темная фигурка, обеими руками сжимающая отбойник. Приглядевшись, Гилас заметил, что некто долбит одну из опор, пытаясь ее обрушить.
– Эй, ты! – крикнул Гилас.
Неизвестный бросил камень и кинулся бежать. Гилас следом. Преодолев несколько запутанных коридоров и крутых поворотов, Гилас врезался в Слюнявого. Схватил парня за волосы, заломил ему руку за спину.
– С ума сошел? Зачем опору долбил? Хочешь, чтобы нас всех завалило?
Слюнявый принялся вырываться и пронзительно вскрикнул. Гилас еще сильнее вывернул ему руку.
Тут прибежали Зан и Жук и оттащили Гиласа от Слюнявого.
– Он хотел обвал устроить! – пропыхтел Гилас.
– Клянусь, это был не я! – заныл Слюнявый. – Пусть меня Повелительница Огня сразит, если вру!
– Не трогай его, Блоха, – велел Зан. – Говорит, не он, значит не он.
– Я своими глазами видел!
– Сказано тебе – оставь Слюнявого в покое!
Прошло еще несколько дней.
Гилас вздрогнул и проснулся. Он видел дурной сон. Еще не рассвело. Не слышно даже кузнечного молота. Некоторое время Гилас просто лежал и слушал, как над крепостью с громким карканьем кружат вороны. Когда Креон узнал, что люди зовут его клан Воронами, то почему-то пришел от этого прозвища в восторг. Потому и приказал развесить на стенах туши, чтобы сюда слетались вороны со всей округи.
Гилас встал и принялся медленно наматывать повязки. Мальчик чувствовал: остров окутан вязким туманом страха. На Талакрее происходит что-то зловещее. Чем дальше, тем хуже.
Рабы шепотом делятся слухами. Говорят, на ловцов теперь можно наткнуться не только под землей. Кто-то видел, как из шахты выплыла тень и заскользила вниз по склону. Один мальчик проснулся от ночного кошмара, а на груди у него кто-то сидел. А вчера вечером молотобоец с бешеным криком взбежал на вершину склона и кинулся прямо на дно шахты. Животные тоже чувствуют – что-то здесь не так. Даже на прудах стало тихо: все лягушки исчезли.
Некоторые считают, что Гора гневается: люди проникли на глубины, где им делать нечего. Другие винят Креона. Говорят, зря он убил льва. Рабы видели, как воины несли в крепость тушу, чтобы снять с добычи шкуру. Вскоре после этого и начались несчастные случаи.
Вот наверху загрохотал кузнечный молот. «Скорей бы проснулись остальные», – подумал Гилас.
Зан и Жук то и дело подергивают руками и ногами: будто даже во сне мешки тащат. Мышь лежит, крепко зажав в кулаке облезший амулет. Костлявые коленки Слюнявого прижаты к груди, открытый рот похож на черный ров, окруженный зазубренными обломками зубов.
Гилас замер с наколенной повязкой в руках и уставился на этот разинутый рот. Мальчику пришла в голову страшная мысль.
Он разбудил Зана и отвел вожака в сторонку.
– Чего тебе? – проворчал Зан, потирая заспанные глаза.
– Если ловец кого-нибудь поймает, он ведь может пробраться жертве в глотку?
– Говорят, может. Ну и что?
– Значит, ловец может вселиться в человека.
– Духи все могут. И что с того?
– О чем это он? – зябко поеживаясь, спросил подошедший Жук.
Гилас поманил его, чтобы подошел ближе.
– Когда меня привели сюда в первый раз, я спросил, что со Слюнявым. Зан ответил, что его чуть не поймал ловец.
