Горящая тень

Трудно поверить, что Гилас способен на такое коварство. Но Пирра – другое дело. Эти проницательные черные глаза и бойкий взгляд, от которого ничего не ускользает. Тогда, на острове, кефтийка видела Теламона насквозь вместе со всеми его слабостями и страхами.
Лошадь опять шарахнулась, едва не выбросив Теламона из колесницы. Мальчик со злостью натянул поводья так, что конь вывернул голову. Упершись ногами в днище, Теламон заставил лошадь наматывать круги вокруг колесницы, снова и снова, пока животное не остановилось в изнеможении. Теламон подчинил его своей воле.
– То-то же, – буркнул сын вождя. – Теперь будешь знать, кто хозяин.
Когда колесница въезжала во двор, стражники у ворот торопливо отскочили в сторону. Бросив поводья рабу, Теламон зашагал к дверям.
За спиной раздавалось тяжелое дыхание лошади. Тут раб неодобрительно поцокал языком. Теламон резко развернулся.
– Что это было? – рявкнул он.
Раб побелел как полотно.
– Ничего, господин.
Теламон кивнул:
– Вот и впредь помалкивай.
Он вошел в освещенный лампами коридор. Рабы бросились врассыпную, давая господину дорогу. Теламон глядел на кладовые по обе стороны от него и пытался проникнуться гордостью. Тут вино, там ячмень и шерсть. Арсенал полон бронзового оружия и доспехов. Теламон снова повторил себе, что в этой крепости ему самое место.
Но отец считает по-другому. Когда Теламона призвали в Микены, поначалу Тестор его не отпускал.
– Почему? – возмутился Теламон. – Коронос мой дед, а я его ни разу не видел!
– Ты их не знаешь, – прорычал Тестор.
– Вот и узнаю!
В конце концов Тестор сдался. Теперь вождю все чаще приходится уступать. Теламон почувствовал смутные угрызения совести. Он ведь не сказал отцу, почему хочет покинуть Ликонию. Скрыл истинную причину: в родном краю каждый камень и дерево напоминают о Гиласе.


Его первый вечер в Микенах.
Теламон сидит на скамье среди воинов, ошеломленный великолепием огромного, украшенного росписями зала. Рабы подают к столу то жареного быка, то оленину. Крепкое черное вино, смешанное с крошеным сыром и медом, льется рекой. На стенах и колоннах Предки охотятся на кабанов или высаживаются с кораблей, готовые перерезать глотки врагам. И везде сверкает позолота. По сравнению с Микенами Лапитос – крестьянская лачуга.
Узнав, что Фаракс и Алекто уплыли к брату на Талакрею, Теламон испытал облегчение. Но знакомиться с грозным дедом Короносом все равно пришлось.
Верховный вождь Микен восседает на массивном мраморном троне, будто паук посреди паутины. Пьет мало, ест еще меньше. Коронос уже стар, но стоит ему сказать слово, и даже закаленные в боях воины бледнеют. Теламон и сам изрядно перетрусил, когда Коронос его окликнул. Вождь приказал внуку поведать о возвращении кинжала.
В зале сразу повисла тишина. Теламон, запинаясь, начал рассказ. Пока он говорил, вождь сидел не шелохнувшись и глядел куда-то поверх головы внука. Коронос не изменился в лице, даже когда Теламон рассказывал о гибели его старшего сына Кратоса. Наконец мальчик изложил все, что знал. Вождь недрогнувшей рукой поднес к губам золотую чашу и невозмутимо произнес: «У меня будут новые сыновья».
У Теламона гора с плеч свалилась. Наконец-то его оставили в покое! К счастью, потом все стали обсуждать какие-то шахты. Говорили про обряд в новолуние или что-то вроде того – Теламон не слушал. Поэтому подпрыгнул от неожиданности, когда Коронос встал, собираясь уходить, и вдруг опять обратился к нему.
– Мы нужны на Талакрее, внук мой. Поплывешь с нами?
А хуже всего то, что Тестор это предвидел. Потому и не хотел отпускать сына. Видно, Коронос об этом знает. Верховному вождю все известно. И теперь он заставляет Теламона выбирать между отцом и дедом.
Казалось, пауза длилась бесконечно долго. Теламон пытался хоть что-то сказать, но в горле пересохло так, что ни слова не сумел выдавить.
– Подумай, – приказал верховный вождь. – Только не затягивай с ответом.


Два дня Теламон мучился, не зная, как поступить. Но когда шагал к главному залу, решение вдруг пришло само собой. Словно боги подсказали ему верный путь. «Гилас тебе никто, – пронеслось в голове. – Ты принадлежишь к дому Короносов».
Теламон представил, как пересекает Море на величественном черном корабле Короноса. Словно наяву увидел высящуюся над волнами крепость дяди Креона. Да, решено. Он поплывет на Талакрею.
И там забудет про Гиласа раз и навсегда.
 
Глава 18

Два дня Пирра и Хекаби томились взаперти в крошечной каморке без окон. Девочка слушала карканье воронов над крепостными стенами и гадала, жив ли Гилас.
Не успели дойти до крепости, как туда прибежал гонец. В шахте случился обвал. Крики, суматоха… Какой-то мужчина ревел, словно разъяренный бык. Чуть позже Пирра мельком заметила, как в соседнюю камеру притащили раба. Пирра его узнала: этого мальчишку с крючковатым носом она видела у прудов. Беднягу допрашивали. До Пирры долетели только обрывки фраз.
– Кого камнями прибило, кого засыпало… Жука, Блоху…
Пирра едва не вскрикнула от ужаса, но вовремя прикусила язык.
– Так ты будешь есть или нет? – спросила Хекаби.
Пирра перевела взгляд на миску с желудевой кашей и покачала головой. Девочка повторяла себе: раз этот мальчишка уцелел, Гилас уж точно спасся.
– Зря. Подкрепилась бы, – пробубнила Хекаби с набитым ртом.
– Долго нам еще тут сидеть? – проворчала Пирра.
В каморке воняет мочой, волосы девочки шевелятся от вшей.
Хекаби пожала плечами.
– Креон всех заставляет ждать. Так он показывает свою власть.
«Будто и так не понятно, кто здесь главный», – подумала Пирра.
Все в этой крепости подчеркивает высокий статус хозяина. Двойные каменные стены, обе шириной в размах рук взрослого мужчины. К воротам ведет головокружительно крутая лестница, вырубленная прямо в красной горной породе. Да и колесница Креону нужна больше для вида: дорога обрывается у подножия холма.
Пирра вспомнила, как взбиралась по ступенькам в разгар полуденного зноя и вдруг почуяла запах горелой плоти. Заметила на склоне обугленные останки змей. Неужто подношение Злобным? И тут Пирра шарахнулась, завидев нечто еще более страшное: останки человека. Пустые глазницы смотрят на Солнце невидящим взглядом; грудь скрыта под копошащимися черными воронами. Птицы дерутся за добычу, толкаются. Издалека можно подумать, что грудь этого человека вздымается и опускается, как при дыхании.