Кусучий случай, или няня для обреченного
— У меня процветающее государство, — заметила я, вспомнив плесень в холодильнике. — Да, оно небольшое, но очень процветающее.
«Особенно на подоконнике! У нас там и фиалочка, и вереск, и роза!», — вспоминала я садик за шторкой.
— Продолжай, — негромко заметил огромный зверь. Он поднял лапу, выставил когти и тут же спрятал. — Мне очень интересно.
«Я хочу быть твоим мучительным поносом!», — фыркнуло что-то внутри меня, когда я представляла зубастый «ам!».
— У меня очень много подданных, — продолжала врать я, поглядывая на беззаботного Титикаку, терзающего одеяло.
— Да ну? — удивилось его величество. Когти снова появились. — Никого не заметил.
— А что? Разве слуги должны быть заметными? Я наоборот стараюсь, чтобы их поменьше видели! Дрессирую! — ответила я, следя за его лапами.
— Дальше, — протянуло его величество, а хвост его ходил туда-сюда. — Я тебя внимательно слушаю… Мне интересно, почему ты готовишь сама?
— А что? У королевы не может быть хобби? — удивилась я, вспоминая пар из кастрюли и обожжённые пальцы. — Тем более, что королеву всегда могут отравить! Я никогда не доверяю слугам готовку! И принцу я готовила лично!
«Помним, я — королева!», — убеждала я себя. «Царица!», — поддакнула совесть. «А почему бы и нет?», — примерила я на себя роль царицы. «Царица горы немытой посуды!», — заметила совесть и тут же спряталась.
— Достаточно, — послышался властный голос. — Итак, а теперь у нас есть возможность поговорить с глазу на глаз. Опустим вежливость. Надеюсь, ты меня понимаешь, не так ли? Твоя задача — беречь наследника. Он для меня очень ценен. Иначе начнутся восстания, кровопролитие, война… А мне этого не нужно. Надеюсь, ты это понимаешь…
— Да, понимаю, — ответила я, закивав для убедительности.
— Это хорошо, — заметила огромная кошка. — Просто я все еще раздумываю, оставить тебя в живых или нет? Что-то мне в тебе сразу не понравилось! Ты дрогнула, когда я тебя проверял! Я боюсь, что ты не справишься… Поэтому мне нет смысла оставлять тебя в живых… Есть, что сказать на прощание?
«Сделай что-нибудь такое, что его обескуражит! И как можно быстрее!», — вспомнила я, как недавно читала про тигров. Титикаку я напугала пылесосом. Только так мне удалось спасти штору.
Что делать? Закричать? Мне показалось, что все кричат при виде огромного тигра! Ударить его? Всегда находятся храбрецы, дающие отпор! Бежать? Все бегут при виде тигра… А что если…
«Представь, что это — большая киса!», — стиснула я зубы, даже не представляя, как буду это делать. «Просто большая киса, которая хорошо кушала!», — подбадривала себя я. «
Это — безумие!», — орало что-то внутри.
Огромная пасть открылась, а я успела выставить дрожащую руку и… почесать его за ухом. Пасть захлопнулась.
— Ты что творишь! — прорычали мне в лицо, когда я чесала его голову.
Я чесала, понимая, что такого он не ожидал. Мне показалось, что он ожидал все! Крики, мольбы, бегство, нападение, но не почесание за ухом!
— Ты понимаешь, что я тебе руку отгрызу, когда ты закончишь? — послышался странный голос. Его голова сама тянулась к моей руке, а хвост замер.
Еще бы! Понимаю!
— Ненавижу, — прорычал огромный кот, сощурив глаза. — Ненавижу, но левее! Еще левее! Попала!
В голове промелькнула мысль о том, что «коврики» не просто так мне намекали. Могли бы и прямым текстом сказать: «Если что не так — чеши! Либо его величество, либо отсюда подальше!».
Моя рука впивалась в густой мех, а хищник замер, глядя на меня глазами, наполненными ненавистью.
«Будешь почетной чесальщицей его величества», — причмокнула совесть, представляя целый гарем рукастых чесальщиц, в котором для меня фантазия уже освободила уютное местечко. «Мои ру-у-у-уки!», — рыдали девицы, глядя на свои стертые об его величество конечности.
— Урррр! — возмутился Титикака, требуя, чтобы его тоже чесали! Но дотянуться до него я не могла. Пришлось разуться и выставить вперед ногу. А то несправедливо! Узурпируют маму! Проклятый дядя — узурпатор! И тут успел!
В позе подбитой ласточки я стояла, прислонившись к стене.
— Я просто уничтожу тебя, — слышался тихий голос с затаенной злостью. В этот момент рука начинала чесать за ухом с удвоенной силой. Как не чесала никогда! Все соседские котики умерли бы от зависти!
— Ррррр, — послышался стон, сквозь который сочились такие проклятия и пытки, от которых моя попа сморщилась косточкой от персика. — Р-р-разор-р-рву…
Я с надеждой смотрела на дверь, в надежде, что кто-то войдет. «Срочное дело! Ваше величество! Бросайте все!», — чудилось мне спасительное. Но за дверью было тихо.
— Ну хоть бы нам войну кто-то объявил, — мысленно стонала я, понимая, что еще чуть-чуть и потеряю равновесие.
— Ай! — округлила я глаза, видя довольного Титикаку. Он решил, что нет ничего вкуснее моего пальца. А если он еще и в майонезе…
Я сползла по стенке, не убирая руки от его величества. Зато моими пальцами лакомились, делая нежный кусь и заглядываясь на меня честными голубыми глазами.
— Ты мне сразу не понравилась, — слышался страшный голос. — Сразу, как я тебя увидел…
— А я и не старалась, — вздохнула я, видя старания Титикаки. Заботливый малыш считал, что мужчины должны носить меня на руках. Поэтому отгрызть мне половину ноги — это самая замечательная идея, которая вдруг посетила светлую голову.
Стоило мне повернуть голову, как я увидела перед собой страшную морду.
— Это они тебе сказали? Да? — послышался вкрадчиво — зловещий голос. Мне пристально посмотрели в глаза.
— Нет, сама догадалась, — осторожно заметила я, пытаясь выгородить «ковриков», чтобы им не досталось по коврижкам.
— Не верю. Пр-р-равее, — прорычали мне в лицо, пока моя рука срочно просила сменщицу. Но «сменщица» была занята Титикакой. Тот подставил голову, настойчиво ловя руку и компостируя ее острыми зубами.
У каждого мужчины есть свои эрогенные зоны. А тут одна, сплошная…
Дверь так и не думала открываться с криками: «Пожар! Горим! Спасайся, кто может!» или «На нас напали, милорд!».
«Держаться нету больше сил!», — ныли руки и нога, которая тоже участвовала в процессе. Мне казалось, что у меня из глаз текут слезы. А если выживу, то останусь чесательным инвалидом.
Огромные когти мяли ковер, а Титикака решил, что меня пора спасать. И схватил зубами пояс от халата. Он тянул за него зубами, как бы намекая, беги, мама, беги! Я локтем прижимала халат, обещая себе впредь спасать себя сама.
— Не там! — рявкнули на меня, пока рука металась в поисках волшебного «там».
— Зря вы злитесь, — прошептала я огромной морде, нависающей надо мной. — Нет тут ничего такого… эм… Я тоже люблю, когда мне чешут спинку… И не стесняюсь этого!