Малиновый холм, или Дом страха

В последние вечера перед моим отъездом матушка вязала. Пряжу она собрала, распустив свитера и носки, из которых мы уже выросли. Она сидела у печки и всё вязала и вязала. Иногда она опускала своё вязанье на колени и тяжело вздыхала. А потом продолжала вязать.
Наверное, она не замечала, что я не сплю и смотрю на неё, лёжа в своей постели. Я хотела насмотреться на матушку, чтобы не забыть потом в санатории, как она выглядит. Она очень красивая, моя матушка. У неё тёмные волосы и голубые глаза, в точности как у меня. Мы обе тощие, но у неё щёки покруглее и розовые губы. У меня губы такие бледные, что их едва видно. Волосы она почти всегда укладывает в узел на затылке, но в бане я видела их распущенными – они длинные и вьющиеся. С распущенными волосами матушка похожа на королеву из сказки. Я бы тоже хотела иметь такие волосы, но у меня они прямые и жиденькие. Одна из соседок в нашем дворе постриглась очень коротко, но я надеюсь, что матушка никогда не сострижёт свои королевские волосы.
В последний вечер на Шёмансгатан я получила пакет. В нём лежала новая вязаная кофта! Немного странная, потому что в ней резко менялись цвета пряжи, но всё же самая прекрасная кофта, какую я когда-либо видела! Впервые в жизни мне подарили совершенно новую вещь, до меня эту кофту не носили ни Эдит, ни Улле. Поднеся воротник к носу, я ощущаю запах матушки. Каждый день буду надевать свою новую кофту в санатории.
 
     
2 
 За́мок в лесу
  
Никогда не забуду, как впервые увидела санаторий «Малиновый холм». Должно быть, я задремала, потому что, когда автомобиль свернул на небольшую дорогу, вздрогнула и проснулась.
Теперь мы катили по аллее из высоких старых деревьев. Думаю, это дубы. Потом миновали озеро с блестящей водой, поднялись по крутому склону холма – и приехали.
Такого большого здания я никогда раньше не видела даже в городе! Или же дом казался гигантским, потому что стоял в одиночестве среди леса? Настоящий за́мок! В нём было четыре этажа, башни и балконы, круглые окна и резные двери. Окна на фасаде я сосчитать не успела, но мне показалось, что их не меньше сотни!
Дома мы живём всемером в двух маленьких комнатках – здесь же, в «Малиновом холме», могли бы разместиться несколько тысяч человек, и никому не было бы тесно! Тем не менее я увидела только двоих. Они стояли на широкой лестнице перед большой дверью, одетые во всё белое.
Автомобиль остановился, шофёр вылез и открыл мне дверь:
– Ну вот, фрёкен, мы приехали.
Внезапно я смутилась и, когда слезла с сиденья и выбралась из автомобиля, сжимая в руке саквояж, почувствовала себя совсем ребёнком, а вовсе не кинозвездой. Я не забыла расправить юбку и подтянуть гольфы, прежде чем сделать книксен двум женщинам в белом. Можно быть бедным, но это не причина вести себя невоспитанно, как говорит матушка.
Женщины на лестнице были одеты в одинаковую одежду медсестёр. В остальном же они казались не похожи, как небо и земля. Одна была молодая, немного полноватая, с розовыми щеками. Из-под белой косынки выбивались светлые пушистые локоны. Когда она улыбалась, на щеках у неё появлялись ямочки – я всегда о таких мечтала. Но когда лицо совсем худое, как у меня, ямочкам взяться неоткуда. Вторая женщина была высокая и сухая, с тёмными волосами, уложенными в тугой узел на затылке. Она была старшей из них и строго посмотрела на меня сверху вниз, словно я только что сделала что-то недозволенное.
Но заговорила со мной светленькая:
– Это у нас маленькая Стина, насколько я понимаю. Хорошо ли доехали?
– Спасибо, да, – пробормотала я и ещё раз присела в книксене.
– Я сестра Петронелла, а это старшая медсестра санатория сестра Эмерентия.
На всякий случай я в третий раз сделала книксен. Сестра Эмерентия сурово оглядела меня, но потом опустила голову в чуть заметном кивке – видимо, это было что-то вроде приветствия.
– Пойдёмте со мной, поднимемся в отделение, – сказала сестра Петронелла. – Я отнесу ваш саквояж.
Она взяла меня за руку, и мы поднялись по лестнице в дом. Мы прошли через огромные тяжёлые деревянные двери с зелёными стёклами и вошли в гигантский холл. Пол здесь был выложен разноцветными каменными плитами, стены выкрашены в светло-зелёный цвет с причудливыми узорами. Никогда в жизни я не видела ничего подобного – что-то вроде вокзала и церкви одновременно. Только гораздо больше.
Мы шли по бесконечным длинным и широким коридорам, поворачивая то вправо, то влево – и вот перед нами оказалась широкая серая лестница с узорными чугунными перилами, уходящая на несколько этажей вверх. Я запрокинула голову, чтобы посмотреть, где же эта лестница упирается в потолок, споткнулась о свои собственные ноги и чуть не упала.
– Здесь мы поднимемся наверх, – сказала сестра Петронелла.
Поднявшись на несколько ступенек, я была вынуждена остановиться и откашляться. Сестра Петронелла терпеливо ждала. Потом мы двинулись дальше.
Внутри здание казалось ещё больше, чем снаружи. Но других людей не было видно, только в коридоре второго этажа нам встретилась ещё одна медсестра, катившая небольшую тележку.
– Много тут живёт пациентов? – спросила я.
– Пока не очень, – ответила сестра Петронелла, – но теперь, когда здание восстановлено после пожара, их будет гораздо больше.
– Так здесь был пожар?
– Ну да, разве вам не говорили? Несколько лет назад весь восточный флигель сгорел. Санаторий пришлось закрыть. Но теперь мы снова работаем.
Она гордо улыбнулась мне, но я невольно поёжилась. Больше всего на свете я боюсь пожаров. Когда я была маленькой, на острове Мункхольмен случился пожар. Мы с Улле и Эдит стояли на горе, наблюдая оттуда, – несколько человек не успели выбраться из своих домов… нет, это слишком ужасно.
– Сестра Петронелла…
– Да?
– На том пожаре кто-нибудь погиб?
Ямочки на щеках сестры Петронеллы исчезли.
– Не думайте об этом. Бояться нет причин. Сейчас всё идёт своим чередом, и санаторий «Малиновый холм», если вы ещё не знаете, – самый современный и самый лучший санаторий во всей Европе! Вам очень повезло, что вы попали сюда.
В очередной раз нам пришлось остановиться и дождаться, пока я откашляюсь. Как долго нам ещё идти? Мне казалось, мы идём по коридору уже несколько минут.
– Ну вот, мы уже в четырнадцатом отделении! – с прежней бодростью проговорила сестра Петронелла и замедлила шаг.
Она открыла дверь в комнату – вернее, в палату. Здесь, внутри, абсолютно всё было белое, как мел. Белые стены, белый потолок, даже небо за окном показалось мне скорее белым, чем голубым. Восемь идеально заправленных кроватей стояли в два ряда, с потолка свисали белые занавески.