Тайны острова Сен Линсей. Дети Магнолии
– Пап, что это такое? – спросил Берт, тыкая пальцем в жуткую картину. – О чём это?
– Ни о чём, сынок, – чуть заплетающимся от избытка шампанского языком отвечал отец. – Ну или о деньгах. Всё, что ты видишь в этом зале, только о деньгах…
– Разве это продаётся? – ещё больше недоумевал подросток, уже тогда отличавшийся своей въедливостью. Отец лишь рассмеялся в бороду и похлопал паренька по плечу. Так и не получив ответа, Берт ушёл, не забыв осуждающе покачать головой.
– Я знаю, о чём она, пап, – тяжело вздохнула Конни, когда брат отошёл на достаточное расстояние, чтобы не слышать их. Отец взглянул на неё своими мутными от алкоголя глазами и тепло улыбнулся.
– Правда знаешь, милая?
– Это не о деньгах, – дочь кивнула. – Это про маму Берта. Ведь правда?
– Дорогая моя Констанция, – произнёс Маршан так чётко, как был на тот момент способен, и положил обе своих массивных ладони Конни на плечи, – у тебя есть редкий дар видеть смысл там, где его не видят другие. И даже тогда, когда кажется, что его и быть-то не могло. Знаешь, мне твоя бабушка всегда говорила
– «у всякой тайны есть человеческая душа»…
– Что это значит?
– Это ты мне скажи, моя умница! – Ян Маршан пригнулся так, что его лицо было вровень с лицом дочери. Конни почувствовала запах алкоголя и неприятного одеколона, который в тот период регулярно дарила ему новая жена. Сложно было сказать, какой из этих ароматов раздражал девушку сильнее, но она всё равно подалась вперёд и крепко обняла отца. Все полотна с той выставки были распроданы в течение нескольких месяцев, и это позволило художнику отправиться в очередное путешествие за вдохновением, чтобы начать писать всё те же прекрасные пейзажи и портреты красивейших женщин. А через пять лет его не стало.
И примерно тогда же Конни начала забывать, каково это – во всякой тайне видеть человеческое лицо. Она больше не ходила на выставки, не рассматривала картины и старалась не задумываться о потайном смысле вещей. Так было правильнее, ведь с уходом из жизни Яна Маршана её собственная жизнь стала стремительно усложняться по всем фронтам. Ей не досталось ни одной его картины, только несколько черновиков, которые она вынуждена была распродать в следующие несколько лет. Время от времени мир вспоминал о великом Яне Маршане, и тогда в её повседневность с шумом врывался тот или иной журналист, режиссер-документалист или писатель. Все ждали от неё эксклюзивных интервью, откровений и тайн. Сначала это оскорбляло, но впоследствии стало неплохим финансовым подспорьем. Но ни одному биографу она так и не рассказала, что же на самом деле означала та странная картина. Не сказала даже брату, во многом ещё и потому, что сама перестала в это верить.
– Здесь в прихожей есть телефон, вот, – тоненький голос Ивы вырвал Констанцию из подступающей дрёмы. Кажется, она была вымотана настолько, что засыпала даже сидя.
– Чем вам мобильная связь не угодила? Зачем эти сложности? – сонно проворчала Конни.
– Сотовая связь здесь не работает, госпожа Маршан, – рассмеявшись, выпалила Ива. – Вы не знали?
– На всём острове?!
– Не-е-ет, только в поместье. Мадам Сапфир говорит, это какая-то электромагнитная аномалия или что-то в этом роде… – девочка пожала плечами. – Если спуститься в город, в Линсильву, то связь появится. Там и интернет есть, а у нас нету…
– М-да, Берта это не обрадует, конечно, – протянула Конни, оценивая перспективы. Получается, ему предстояло не только жить в своей огромной части замка в одиночестве, но ещё и без сотовой связи и интернета. Будучи личностью весьма экстравертной, парень уже сейчас должен был бы заходиться в истерике.
– Впрочем, может это пойдёт ему на пользу! Снова начнёт читать книги и рисовать, если не сойдёт с ума в следующие сутки…
– Господин Маршан умеет рисовать? – Ива чуть осмелела и решительным шагом прошла в спальню, усаживаясь в мягкое кресло у окна. – Он художник?
– По профессии – нет, но талант у него имеется. Наш отец был художником и многому Берта научил, – ответила Констанция, с ногами забираясь на постель. Ей хотелось бы спровадить девочку и без каких-либо свидетелей похрапеть в своё удовольствие, но пока она не решалась это сделать. – Берт рисует портреты, натюрморты, даже пейзажи. У него хорошо получается.
– А почему он этим не занимается профессионально?
– Не знаю, – пожала плечами Конни, хотя всё же догадывалась, в чем причина. Берт был внешне и по характеру очень похож на Яна Маршана, но меньше всего на свете ему хотелось бы становиться им окончательно. – А теперь скажи мне, Ива, во сколько у вас тут принято обедать?
– В половине второго, госпожа Маршан.
– Супер! – хлопнула в ладоши девушка и звёздочкой раскинулась на своем ложе.
– Вот тогда меня и разбудишь!
– Хорошего вам отдыха, госпожа Маршан, – Ива была немного разочарована тем, как внезапно оборвался её разговор с новой хозяйкой, но навязываться не стала. Тихонько она вышла из комнаты и закрыла за собой дверь, а Констанция мигом провалилась в бездну долгого и глубокого сна.
Снилось ей, как всегда, что-то очень странное и, на первый взгляд, совершенно бессмысленное. Тем не менее, проснувшись от удушающей жары, первым делом девушка полезла в свой чемодан за пухлым кожаным блокнотом и ручкой. Перед глазами всё плыло (видимо, она слишком резко встала с кровати), дышать было тяжело, а двигаться ещё сложнее. Воздух в спальне был густым и горячим, как смола, помещение заполнял яркий свет полуденного солнца. Футболка и брюки прилипли к взмокшему от пота телу девушки, и она сильно пожалела, что поленилась раздеться перед сном. С большим трудом ей удалось стянуть с себя эти влажные тряпки, но не помогло. В горле першило. Каждый новый вдох обжигал лёгкие. Волосы спутались и бесформенными клоками облепили лицо.
Быстрыми кривыми линями Конни вписала в блокнот дату и время сна, а затем добавила его краткое описание: «Призраки бродили по лабиринтам, фиолетовый кот спрыгнул с Луны, а Берт срывал с кустов алые розы, одну за другой». Даже не перечитывая эту бессмыслицу, Конни сползла с постели и, проплывая сквозь плотный жаркий воздух, направилась в ванную. Голова её гудела, а тело подчинялось с трудом, суставы ломило – сказывались последствия долгого путешествия в тесной каюте парома.
Прохладная напольная плитка в ванной порадовала ступни. К счастью, окно здесь было закрыто плотной римской шторой, и поэтому помещение не нагрелось так сильно, как спальня. С минуту Конни стояла напротив умывальника, упершись руками в раковину, и не шевелилась. Она ни о чём не размышляла, её голова была чиста от посторонних дум, а неподвижность была связана с появившейся необходимостью возыметь прежний контроль над телом и немного отдышаться.
Наконец, когда подвижность и ясность ума более-менее вернулись к ней, Констанция залезла в глубокую белоснежную ванну и просто позволила холодной воде из душа поливать её снова и снова, пока не стало нестерпимо больно. Как ни странно, метод контрастного душа срабатывал безотказно, и уже через пятнадцать минут Конни была бодра и даже весела, она бесстрашно вернулась в свою раскалённую спальню и, приложив немалые усилия, зашторила большие окна тяжёлыми синими портьерами. От всего этого процесса поднялась волна пыли, и девушка несколько раз звонко чихнула, но боевого настроя не растеряла. В её чемодане было совсем немного вещей, но Симеон В. предупредил их, что климат на Сен Линсей довольно тёплый, поэтому она взяла с собой, в основном, летнюю одежду и обувь. Нырнув в простенький хлопковый сарафан и сунув ноги в удобные босоножки, она рухнула в разогретое солнцем мягкое кресло у окна. Настенные часы в узорчатой деревянной рамке показывали время – «13:24». Через минуту в прихожей раздался пронзительный телефонный звонок.