Календарь Морзе
Если вы мечтали увидеть «безумного ученого» из комиксов, вам надо было поменяться со мной в студии. Впрочем, отпустило профессора так же быстро. Он откинулся назад на спинку стула, успокоился, лицо его озарила добрая улыбка.
– Вот о чем надо думать, Антон, – сказал он почти весело, – вот о чем…
– Если я буду о таком думать, у меня башка лопнет, – сказал я честно. – Оставлю эти размышления вам, ученым.
– Итак, в студии у нас был Сергей Давидович Маракс, человек настолько умный, что это пугает. Кстати, если бы сегодня было двадцать пятое ноября, мы бы праздновали День теории относительности – именно в этот день в 1915 году Альберт Эйнштейн представил доклад на заседании Королевской академии наук Пруссии. Я не уверен, что` именно было в том докладе, но с тех пор нельзя просто сказать человеку: «Ты мудак», – а надо непременно указать по сравнению с кем. Потому что все относительно…
Пока я прощался с профессором, в аппаратную из коридора буквально впорхнул Чото. На нем был мятый грязный костюм, под вторым глазом появился многообещающий бланш. В одной его руке был букет неопределенного состава, наводящий на мысли, что им кого-то били по роже, во второй – бутылка шампанского, открытая и почти пустая, а на исцарапанном лице – улыбка абсолютно счастливого человека. Он делал мне из-за стекла многообещающие жесты любви, признательности и намерения ноги мыть и воду пить.
Надо полагать, сработало.
– А у вас в Институте люди не пропадают? – спросил я у профессора на прощание.
Тот остановился, повернулся, пристально посмотрел мне в глаза и тихо сказал:
– Если вы обдумаете то, что я вам только что говорил, то поймете, что люди пропадать не могут, – он так выделил голосом это «люди», что в полутемном коридоре прозвучало зловеще.
– А пуклы?
– Это один и тот же вопрос, Антон. Один и тот же.
Профессор удалился, а я вернулся в студию.
– Как ты это сделал?! – завопил Чото, когда я зашел. – Как?!
Он кружился по аппаратной в подобии танца, размахивая бутылкой, и порывался увлечь с собой и меня. Я отстранился, но он этого не заметил.
– Йо-хо-хо, я свободен! «Я сва-абоде-е-ен! Словно птица в небеса-а-аах!» – заорал он дурным голосом на мотив Кипелова. – Я сва-а-абоде-е-ен! Словно… Словно…
– Словно жопа в огурцах, – подсказал я. – Это ты с бутылки шипучки такой счастливый?
– Антон, друг! – кинулся меня обнимать Чото. – Я пьян от счастья! Ты спас меня! Я твой должник навеки!
…Когда костюмированный Чото уныло, нога за ногу, приплелся к логову семьи Марамоевых, держа в одной руке букет, а в другой – бутылку шампанского, дверь ему открыл старший брат невесты. Он сделал шаг наружу, плотно прикрыл за собой дверь, почему-то быстро оглянулся вокруг, взял потенциального жениха мощной рукой за грудки и тихо сказал:
– Уходи отсюда. Никогда не приходи больше.
– А как же…
– Сестра моя как звать забудь, понял?
Чото, не веря своему счастью, замер.
– Чего-то с левой у него удар сильно хуже поставлен… – оценил я новый фингал ассистента.
– А это и не он! – весело сообщил мой соведущий.
– Никакой свататься не будет, – добавил бородатый горец.
Обалдевший от внезапной эйфории освобождения Чото потерял голову и ляпнул:
– Да я же и не хотел вовсе!
– Ах, ты не хотел, бид аудал?!! [25] – распахнулась за спиной старшего Марамоева дверь.
Слезы поверх макияжа оставили на внешности девицы Марамоевой такие же следы, какие оставляет сошедший с гор селевой поток, но крепость рук от этого не пострадала.
– Не хотел?!! – кричала она, колотя бывшего жениха букетом по морде. – Аузунга чичайм! [26]
Хьо суна кел ву! [27] – выплюнула она наконец и, развернувшись, гордо ушла в дом.
Чото с расцарапанной мордой и подбитым глазом сидел на дорожке и глупо улыбался.
– Так я пойду? – спросил он осторожно.
– Уходи, – подтвердил брат. – Еще раз увижу здесь – плохо тебе будет!
И мой ассистент, подобрав зачем-то букет, пошел прочь. Походка его, чем дальше, тем больше напоминала танец удачной охоты в исполнении познавшего счастье огненной воды гурона, чему поспособствовала и бутылка шампанского, которую он, захлебываясь и пуская носом пену, выпил прямо на ходу. Вот так, приплясывая и чуть не плача от счастья, он и вернулся на работу. Хорошо, что Кешью его не видел, – непременно бы решил, что это я спаиваю молодежь.
– Как ты это сделал, Антон? – снова спросил Чото.
– «Во многия знания – многия печали», как сказал бы наш недавний гость, – внушительно ответил я.
– Как скажешь! – Ему было все равно, он был счастлив.
Глава 7
Прием граждан круглосуточно– Доброе утро! С вами «Радио Морзе» и Антон Эшерский. Если бы сегодня было двадцать второе, к примеру, мая – это был бы Международный день биологического разнообразия.
Сравнивая утконоса, жирафа и садовый хрен, нельзя не удивляться, какими причудливыми путями природа достигает своей цели. В этот день человеку полагается беспокоиться о сокращении числа видов и бороться за тех, кого человечество, не глядя, затоптало на пути своего развития.
Вот, например, серьезнейший популяционный кризис переживает сегодня обыкновенная лобковая вошь! Коварно вброшенная порнорежиссерами мода на бритый пах нанесла невосполнимый ущерб среде обитания этого уникального вида. Вперед, защитник биологического разнообразия! Создай сам свой заповедник!
Ваш личный вклад в спасение вида будет по достоинству оценен будущими поколениями, а у нас в студии сегодня снова неагент Малдер, с сенсационными заявлениями, ужасающими разоблачениями и свежими вестями от Космического Разума!
– Привет, Малдер! – сказал я фамильярно, пока уфолог пытался сообразить, при чем тут лобковая вошь (ни при чем) и не было ли это оскорбительным намеком в его адрес (было). – Как дела в глубинах Космоса? Как поживают зеленые братья по разуму?
Малдер вчера (то есть, конечно, прошлым сегодня) напросился на эфир, утверждая, что у него появились новые поразительные сведения, которые перевернут наши представления о происходящем. И он готов предоставить их нашему радио на правах эксклюзива за скромную сумму… На этих словах я обидно заржал и повесил трубку, но он тут же перезвонил и согласился, в знак уважения, только для нас, в виде исключения, перевернуть эти представления бесплатно. Эфир был свободен, Малдер забавен, и я согласился.