Календарь Морзе

– А мы вернемся к вам после рекламы! Не забудьте ее тщательно прослушать и, желательно, законспектировать. Ведь на то, чтобы крикнуть вам в ухо: «Купи! Купи!» уходит огромная доля мировых ресурсов! В большинстве товаров доля рекламы давно уже больше стоимости производства, а в некоторые вообще ничего, кроме рекламы, не вложено. Но в первую очередь реклама – это способ продать рекламу. Что бы она ни продавала – она продает себя. Мы рекламируем товары, чтобы продавать рекламу на нашем радио, а вы купите товары наших рекламодателей, которые купят еще больше рекламы, которая… У вас голова еще не закружилась? У меня – да!

Славик Манилов спьяну объяснял мне, что многословие – это вид сексуальной активности. «Лингвистическая избыточность – средство мужских сексуальных демонстраций» – выразился этот словоблуд, чтоб у него волосы на языке выросли. В переводе на человеческий язык это означает, что самцы хомосапиенса сплетают словеса, только чтобы произвести впечатление на самок. Как увидят самку, так сразу: «Индивидyyм, кpитически мотивиpyющий абстpакцию, не может игноpиpовать кpитеpии yтопического сyбьективизма». Иначе обходились бы простыми «чо?» и «данунах!».
Поэтому, к примеру, писатель – очень сексуальная профессия, а диджей на радио – вообще харассмент на грани эксгибиционизма. Все равно что мудями в окно трясти.
Со Славиком я в тот день тоже виделся – после работы, в «Поручике». Анюта провожала родителей, встречаться со мной ей было недосуг, и куда податься одинокому джентльмену? Только в кабак, где пасся страдающий лингвистической избыточностью и сексуальной недостаточностью Славик. Выпив, он каждый раз пытался склонить очередную провинциальную барышню к адюльтеру анекдотом про Хайдеггера и завкафедрой онтологии. Я даже после пятого повтора не понял, после какого слова там смеяться. Барышни отчего-то не спешили прижать его умную голову к своим пышным грудям, но Славик не расстраивался. Ведь в «Поручике» были девушки низкой социальной ответственности, всегда готовые небескорыстно приласкать нашего многогранного, как стакан, политолога.

В тот раз Славик грустил о неправильном устройстве мира.
– В социуме всегда большинство людей условно «хороших». Антисоциалы составляют незначительное меньшинство! – уверял меня он.
Я сомневался в достоверности такой статистики, но спорить было лень – за день уже мозоль на языке наболтал.
– Однако жизнь организуется исходя из существования этого меньшинства. Не для того, чтобы было удобно хорошим, а чтобы было неудобно плохим.
Наркоманов единицы – но купить таблетки не может никто. Террористы встречаются редко, но раздеваются в аэропорту тысячи, – Славик вещал так пафосно, что я сразу предположил, как минимум, третий стакан.
– Предки создавали мир возможностей, а мы переделали его в мир, в котором ничего нельзя. На его знамени надо изобразить «лежачего полицейского»… – Славик допил свой виски и пригорюнился.
– Славик, успокойся, – утешил его я. – У тебя просто неверна начальная посылка.
– Какая? – вскинулся философ.
– Что уродов меньшинство. На самом деле люди злы, глупы, жадны и безответственны.
– Все? – расстроился пьяный Славик.
– Нет, конечно, кроме нас с тобой. Мы последние два д’Артаньяна. Мы этически безупречны. Ты продвигаешь в мэры мутного гондона, а я издеваюсь над людьми по радио. Сегодня мы опять нажремся и понесем в мир благодать – ты по блядям, а я кому-нибудь в морду. Кто как не мы – приятное исключение в этом злом и распущенном мире?

Анюта позвонила, когда до полуночи оставалось полчаса.
– Антон, пожалуйста… – Она не рыдала в трубку, но в голосе ее было такое страдание, что я моментально протрезвел: – Приезжай скорее, если можешь…
– Что случилось, Анюта? – Я, держа одной рукой телефон, другой вытряхивал из кошелька купюры на стол.
– Приезжай, ты мне очень нужен… – Она всхлипнула и повесила трубку.

Я выпил достаточно, чтобы не сесть за руль, и недостаточно, чтобы все-таки сесть. Поэтому сначала пометался в поисках такси – но, как назло, ни одного из этих корыстных негодяев, собирающих тройной тариф с поддатых посетителей «Поручика», на стоянке не было. Я просто побежал к Аниному дому, благо это всего километра три, но, как ни спешил, прибежал уже за полночь, так что интересующий вас день уже закончился…

– И все же, – настаивал Александр Анатольевич, – причина-то вашего ночного забега была в пределах этих суток. Что же случилось у вашей… хм… девушки?
– А я не знаю, – признался я.
– Не знаете?
– Увы…

Когда я добежал, почти выгнав пробежкой пары алкоголя, то был уже на изрядном взводе. Успел по дороге понавыдумывать себе ужасов. Кнопку домофона пришлось нажимать трижды, прежде чем сонный Анин голос ответил недовольно:
– Ну, кто там еще? Вы знаете, который час?
– Десять минут первого, – ответил я, посмотрев на часы. – Ты звала меня, чтобы спросить, который час?
– Я? Звала? – Она фыркнула в трубку. – Антон, не знаю, что тебе вдруг приперло в ночи, но ты как-то неверно представляешь себе наши отношения. Даже будь я тебе законная жена, и то сказала бы: «Где пил, там и ночуй!» А я отнюдь не она. Так что вали домой и проспись. Спокойной ночи!
Я стоял, в обалдении глядя на криво наклеенное объявление «ВСЕГДА ТРЕЗВЫЕ ГРУЗЧИКИ!!!», и не мог понять – со мной что-то не так, с Аней или с Мирозданием? Ничего не придумав, побрел домой, размышляя о всегда трезвых, в отличие от меня, грузчиках.
В конце концов я решил, что это должен быть эстрадный номер. Собираются зрители, поднимается занавес, зажигается рампа, а на сцене – ТРЕЗВЫЕ ГРУЗЧИКИ! На глазах изумленной публики они с удивительной ловкостью и изяществом НЕ ПЬЮТ! Не выпив, грузчики раскланиваются и уходят.
Занавес.
Потрясенные зрители расходятся, перешептываясь и изумленно качая головами: «Ну ни фига себе! Ты видал, Вась, – и правда не выпили! Вот реально ни капли! Я специально смотрел! Слышь, может, это фокус какой? Ну, типа, обман зрения…»

– Позже вы не спрашивали ее, что же тогда случилось? – поинтересовался Александр Анатольевич.
– Нет, никогда, – сказал я честно. – У нас и так довольно сложные отношения.
– И все же, если будет такая оказия… Ну, знаете, подходящий момент… – Он посмотрел мне в глаза: – Спросите, не сочтите за труд. Ведь вам и самому интересно…
– Не обещаю, но если, как вы говорите, будет подходящий момент…
– Да-да, только ни в коем случае не настаивайте на ответе! Договорились?
– Как скажете… – ответил я удивленно. – Это я вам определенно обещаю.
– Благодарю вас, это была очень интересная и познавательная беседа, – Александр Анатольевич отложил блокнот. – Вот вам пропуск на выход. Если что-то еще припомните – звоните, не стесняйтесь, вот визитка.