Календарь Морзе
– Бой!
Две шеренги доспешных шагнули навстречу друг другу, пошел лязг и треск, затупленные мечи бились в деревянные щиты, сталкивались древками топоры и алебарды, кому-то просто прилетело в нос кулаком…
– Кажется, это называется «народные гулянья», – сказал подошедший Менделев.
– Классно было, Мартын, отлично выступил. Или «выступили»? – Я пожал ему руку, он вздохнул:
– Как она?
Я описал одежду, танец и инструмент.
– Эх… – печально сказал Менделев. – Ведь что интересно – я специально спрашивал – все видят одно и то же, до мельчайших деталей. Если бы это было… Ну, не знаю… Наведенной галлюцинацией, то у каждого было бы свое, верно?
– Не знаю, Мартын, – пожал плечами я, – как по мне – наоборот. Спроси десять мужиков после концерта, во что была одета певица, – половина вообще ничего, кроме размера декольте, не вспомнит, остальные будут мямлить: «Ну вроде в платье каком-то…» Люди вообще не очень наблюдательные. А тут, говоришь, все точно до деталей… Галлюцинация и есть.
– Ну вот, – окончательно расстроился Менделев. – Я все надеюсь, что она каким-то образом существует…
– Не слушай его, Мартын, – сказала подошедшая Анюта. – Антон сегодня изволит дуться на мироздание.
– Что случилось?
– Искалечил одного типа, а никто не оценил…
– Всего одного? – смешно выпучил глаза Мартын. В наряде скомороха это вышло особенно забавно. – Ну тогда, конечно, день впустую. Ничего, Антон, вечер только начался…
Сговорились они все, что ли?
– Не расстраивайся, Мартын, – успокаивала его Анюта. – Я вот уверена, что ты непременно с ней встретишься. Рано или поздно, так или иначе.
– Спасибо, Анюта, ты – добрая девочка.
Ну да, вакантное место злодея в нашей компании уже занято. Мной.
Глава 13
Потертости на ткани бытияЯ думал, пьянка будет в режиме походного бивака, однако в лагере уже ладили длинный деревянный стол с лавками, ловко собирая его из досок и обрезков бруса. Тарахтела бензопила, стучали молотки, пахло выхлопом и опилками. Рядом строили небольшую сцену, наводя меня на мрачные подозрения насчет грядущего выступления трехаккордных бардов. Вокруг царила такая веселая деловая суета и предвкушение праздника, что праздно стоять было как-то неловко. Я взялся помогать – таскать пиломатериал с места штурма. Целые доски для сцены и стола, обрезки – для большого костра. На поляне, где было представление, еще догуливала городская публика, но стену уже разбирали. Плотники выворачивали скобы, отбивали гвозди, раскладывали бревна и доски штабелями, откуда их, взявшись попарно, несли к лагерю. Поджидая кого-нибудь себе в пару, услышал, как ругается Олежень:
– Какого хрена ты полную навеску в пушку загрузил? А если бы ее с лафета сдернуло или, того хуже, вообще разорвало? Она же старая!
– Да клянусь тебе, Олег! – божился его собеседник. – Я сам порох отвешивал! Понятия не имею, как так вышло! Чуть не обосрался, когда ее на упоры снесло! Должно было хлопнуть только…
– Твое счастье, что обошлось, но…
Я не стал слушать дальше, потому что подошел народ из лагеря и пришлось изображать Ленина-с-бревном.
Через час я был взмокший, с занозами в ладонях и перепачканный сосновой смолой, зато успокоился. Все-таки физический труд хорошо очищает голову от лишних мыслей. (Главное – не злоупотреблять, а то привыкнешь.) А потом очередной брус сломался, когда мы его начали поднимать, и чуть не переломал мне ноги.
– Какого черта! – заорал мой напарник по бревну. – Какой мудак такое отличное стропило пильнул! Так разобрать не могли?
Я посмотрел – действительно, хорошее длинное бревно оказалось посередине наполовину надпилено. Напарник вяло ругался с плотниками, которые отпирались, а я вспоминал конструкцию артиллерийской площадки. Не эти ли длинные толстые бревна ее подпирали? И мне это совсем не нравилось.
– Оставьте все это, – сказал я плотникам, – ничего не трогайте вообще. Идите вон сцену сколачивайте, там уже хватит досок.
– Чего это ты распоряжаешься? – задиристо сказал тот, что помоложе, но второй дернул его за рукав, и они пошли в лагерь.
А я достал телефон, выудил из кармана визитку и набрал номер:
– Александр Анатольевич? Вы просили звонить, если…
– Вы где? – перебил меня Вассагов.
– На поляне, где праздник был…
– Сейчас подойду.
Надо же, и он тут. Впрочем, почему бы и нет?
Подошел Александр Анатольевич буквально через минуту. Он был все в том же костюме, без галстука и казался немного уставшим:
– Добрый вечер, Антон.
– Спорное утверждение, – не согласился я, – посмотрите на это бревно.
– Оно сломано, – сыграл он в Капитана Очевидность.
– Оно не просто сломано. Оно надпилено и – вот, видите? – пропил был замазан смолой и пылью. Очень похоже, что это опорное бревно, на котором стояла площадка. Я не эксперт, но мне кажется, что кто-то хотел устроить всем сюрприз.
– Спасибо, – сказал Александр Анатольевич серьезно. – Я вызову экспертов, мы проверим. Но это ведь не все? Вы же не просто так заинтересовались бревном? Я вам несимпатичен, вы не вызвали бы меня из-за одних подозрений.
– Ничего личного, – пробормотал я смущенно.
– Я знаю. Так что же случилось?
– Ну, мне кое-что показалось… – Я замолк, не зная, как сформулировать.
– Не смущайтесь, Антон, – вздохнул Вассагов. – К сожалению, мы теперь часто вынуждены иметь дело со… скажем так, субъективными факторами. То, что мы привыкли называть реальностью, несколько утратило свою определенность.
Я сел на бревно, закурил и, направляемый наводящими вопросами, постепенно рассказал Александру Анатольевичу все. Только про то, как падала белой птицей на острые колья Анюта, говорить не стал – как будто боялся, что мои слова добавят неслучившемуся реальности.
– Знаете, Антон… – Вассагов, поддернув штанины, осторожно присел на бревно рядом.
Он помолчал, как будто собираясь с мыслями, и сказал тихо:
– Иногда мне кажется, что, крутясь на одном месте, наш вечный день как бы… протирает что-то. Ткань бытия, если угодно. Местами она становится полупрозрачной, и через нее видно… что-то видно. Возможно, вскоре на этих местах появятся дыры, и мы туда упадем.
– Или оттуда что-то вылезет… – задумчиво сказал я.
– Или так, – согласился безопасник.
– Вот еще… – порывшись в карманах, я достал сломанный пульт: – У Малдера был.
Александр Анатольевич без удивления покрутил его в руках, нажал на кнопку, осмотрел вблизи, близоруко прищуриваясь: