Медаль

Гляжу парень заробел. 
А я не из робких. А чего теряться? Главное, лови момент! 
Тем более, она на меня так и виснет. 
Конечно, я особо никаких расчетов не строю, но подружить немножко можно. 
А она, девка, чую: в меня крепко вцепилась. И главное, клонит дело к женитьбе. 
Покрутил-повертел я головой и думаю: "А! Была не была, женюсь". 
И то еще интересно: вот, думаю, удивлю народ в деревне, когда заявлюсь после свадьбы домой. Все от удивления так и покатятся - это же надо, Ванька Печенкин откуда невесту привез. 
"Ладно, - говорю, - я не против". 
Только думаю, надо у какого-нибудь врача знакомого проконсультироваться - не будет ли мне никакого вреда от этой женитьбы. Вдруг во вред. 
Знакомый врач, тамошний, мне и говорит; да нет, вреда не будет. Только вам необходимо учесть одно обстоятельство. Невесте нельзя ехать на Землю. 
"Да это-то почему?" "Да воздух там у вас не такой, неподходящий. Она им отравиться может". 
"Как так? - спрашиваю, - я-то же дышу, живой". 
"А нашим людям нельзя вашим воздухом дышать. Он губительный для организма нашей цивилизации". 
Вот это да. Тут-то я и взадпятки. 
Оно, конечно, и жениться можно, но и навечно оставаться там мало резону. Везти ее домой тоже бессмысленно - она у нас только в скафандре может ходить. 
Да, только в скафандре. Без скафандра уже нельзя. Только что же это мне за жена - в постель и в скафандре. 
"Нет, - думаю, - такая мне жена не нужна. Как же это так?" Тут у меня и интерес к ней весь испарился. 
Скучно даже стало. 
А она, видит, что я заскучал, да и спрашивает, в чем, мол, дело. 
"Так как же, - говорю, - больно жизнь у нас с тобой предстоит интересная". 
"А ничего, - говорит, - у нас останешься и будешь здесь жить". 
Вот так-то дело вышло. 
Я было туда, я было сюда - а никуда. 
А она свою линию гнет и баста. 
Говорит: "Вдруг у нас ребенок будет?" 
"Да с чего?" 
"Как это с чего?" 
Делать -нечего, наряжаюсь в свадебный костюм, под ручку и в загс. 
А голова работает, как в кино: тук-тук, тук-тук, туктук, как смыться-то? 
Только впереди корреспонденты, а позади толпа, выскочить-то некуда. Шум, значит, гам. Как же, президентская внучка замуж выходит. 
Только к загсу подходим, а я ей и говорю: "Люсь, а при мне ведь паспорта нет". 
"Как нет? А где же он?" 
"Да я его в ракете позабыл". Вру, конечно. 
А она мне: "Вот беда! Ну да ладно и без паспорта как-нибудь дело уладим". 
"Да нет, - отвечаю, - я без паспорта не могу. У нас на Земле так заведено: как зарегистрировались, так печать ставят в паспорт. А без печати-то брак недействительный". 
Это малость на нее подействовало. 
Но вывернулась: "А мы сейчас Кукарекуса (это брат ее) пошлем, он тебе его и привезет. Ты только скажи, где он там у тебя лежит?" 
"Да он не найдет!" 
"Так поехали вместе". 
"Ну уж, куда там! Ты все свои кружева помнешь и прическу порастрепешь. Тогда какой может быть загс. Я вот Юрку возьму, мы с ним мигом туда и обратно", 
"Только, Ваня, не задерживайся". 
Скок в машину и к ракете нашей. 
Ее к тому времени тоже в столицу доставили. 
Примчались к ракете своей, мигом в нее забрались, жмем что есть силы на стартер, даем сколько есть газу - и поминай, как нас звали. 
Ну а они, наверное, в чем дело сразу-то и не поняли. 
А потом вдогонку. 
Да только нас сам черт теперь не догонит. 
Летим. Я даже песню от удовольствия запел. Так легко и просторно стало у меня на душе. 
Уже далеко от планеты отлетели. 
Тут-то я только и вспомнил - подарки-то мы в спешке позабыли все подчистую. Только вот медаль как на груди висела, так и осталась. 
Вот жалко-то. 
Ну да и не возвращаться же обратно. Рад и так до смерти - вырвался на волю. 
А Юрка нос опустил, загоревал: что, мол, на работе скажут, три месяца глаз не казали. Не посадили бы. 
"Ничего, не робей! Все уладим!" Прилетаем в Юркин трест, заявляемся в контору, а они так и выпучили все глаза: "А мы думали, что ты погиб. Полтора месяца поиск вели - думали, уж все. 
Уже и в бухгалтерии тебя из ведомостей вычеркнули". 
Потом все уладилось. Я пошел к ихнему директору, все рассказал - так, мол, и так. 
А он: "А где доказательства, что это так?" "А вот медаль". 
Поверил. А куда он денется? 
Конечно, не заступись я, Юрке бы хорошо влетело. 
А так только два строгача вкатили, на этом дело и кончилось. 
С ракеты его не сняли. Ну да понятно. Он у них до этого всю дорогу в передовиках числился, водитель он ценный. Да и так разобраться - народ у них не ахти держится, шибко-то не расшвыркаешься. 
Уладил я там дела и домой, в деревню. 
Только вернулся, передохнуть минуты не дали, хвать за шкирку и в контору к председателю. 
"Где разгильдяй все лето пропадал! - кричит тот. - Выгоню из колхоза!" Эко запугал. Выгонит. 
Да меня после всего того, что я там видел, теперь ничем не испугаешь. А кроме того, трактористы на дороге тоже не валяются. Сегодня выгонишь, а завтра пожалеешь. Кто зябь-то пахать будет? 
- Ваньк, а Ваньк, а не дал ли ты маху: дед-президент того гляди бы и помер, так вместо него, глядишь, бы тебя в президенты по родственной линии двинули? 
- В президенты? Держи карман шире. У них там народ по триста лет живет. Дождешься там. Я спрашивал. 
- Да тебе сбрехнули, поди, а ты и поверил. И про воздух наш, поди, тоже наврали. Там, поди, свой какойнибудь кавалер к ней лыжи подмазывал? Слышь, чего говорим-то? 
- Да не может быть! 
- Вот тебе и не может быть. 
Ванька досадливо хмурит лоб. 
- Да, Ванька, проморгал-проморгал. Тут ничего не скажешь, точно проморгал. 
- Ну уж и не скажи! 
Ванька пытается еще что-то возразить. 
Ванька не успевает открыть рот, как тут раздается озлобленный бригадирский голос: 
- Печенкин!? Да это в конце концов что такое? Ты работать-то сегодня собираешься или не собираешься? Или лясы будешь точить до самого вечера. Глянь на часы, уже одиннадцать скоро, а ты еще с места не трогался. Ну-ка, заводи сейчас же трактор! 
Печенкин нехотя поднимается: 
- Во-во, начинается. 
- Давай, давай, нечего отбрехиваться. 
Ванька идет к трактору и под нос себе ругается: 
- Да щас. Чего шуметь, щас и заведу. Ну и жизнь пошла. Лишней минуты посидеть некогда. 
И вздыхает: - Эхма...