Все, что мы когда-то любили
– Скажи, – тихо спросила Анна, – а она… не будет против того, что я не…
– Нет, – перебил ее Марек, – вот здесь точно нет! Мой отец – поляк, а не еврей. И я думаю, она специально вышла замуж не за еврея. Как-то она сказала: не хочу, чтобы мой ребенок страдал так, как я, не хочу, чтобы он носил еврейскую фамилию. Она хотела вырваться из этого горестного круга, не слышать разговоры про гетто и концлагеря, забыть все, как ужасный сон, забыть погибших близких. В общем, отдалиться от того, что с ними случилось. Ей казалось, что это возможно… Мы не отмечаем еврейские праздники, но каждую неделю у себя в комнате она зажигает субботние свечи. Не молится – во всяком случае, я этого не видел. И все же на Песах, самый главный еврейский праздник, на нашем столе лежат горькая зелень и хрен, символы горечи египетского рабства, маца, пресный хлеб, куриное крылышко и отварное яйцо. И мы выпиваем четыре бокала вина. Пожалуй, это все, что осталось от ее прошлого. Да, и еще: в нашем доме не бывает свинины – Эстер не переносит ее вида и запаха. Это все с детства, впитано с кровью. А в остальном мама вполне светская дама!
– Я понимаю, – кивнула Анна. – А когда мы пойдем к твоим?
– Я тебе скажу, – запечалился Марек. – Не думаю, что будет просто договориться.
* * *
Анна сидела в роскошном зале ресторана и посматривала на дверь. Марек опаздывал.
Отель-санаторий располагался в старинном особняке XIX века. Конечно, его перестроили, но к старине здесь относились серьезно и все, что смогли, сберегли. В холлах стояла старинная, обитая натуральным шелком мебель, узкие английские книжные шкафы с книгами на разных языках, журнальные столики на гнутых затейливых ножках. В солнечные дни стекла причудливых окон горели витражами модного в начале ХХ века ар-нуво. В ухоженном парке били фонтанчики, окруженные амурами с отбитыми носами и пухлыми, не всегда целыми пальцами.
Но самым роскошным был ресторан с мраморными колоннами, с лепниной на потолке, с инкрустированным полом. В каждом углу стояли огромные, полные свежих цветов вазы. Неслышно, словно скользящие конькобежцы, мелькали услужливые, понимающие все с полувзгляда стройные официанты.
Анна пила холодный яблочный сок и смотрела на часы. Ну вот наконец: близоруко щурясь, Марек оглядывал зал.
Анна помахала ему рукой.
Он направлялся к их столику. Анна смотрела на бывшего мужа. Да, пожалуй, не только она – пара вполне молодых, к сорока, женщин, модных и ухоженных, проводили его долгим и заинтересованным взглядом.
«Бедная Шира! – в который раз подумала Анна. – Впрочем, эти истории не про Марека. Хотя… кто его знает? Как говорится, седина в голову, бес в ребро. Но это уже не мое дело. Слава богу, что не мое».
– Ты заказала? – присаживаясь, спросил он.
– Только суп, – ответила Анна. – А уж горячее сам. Откуда мне знать, что ты захочешь?
– Аннушка, – укоризненно ответил он. – Мои вкусы не изменились, они так же примитивны и незатейливы, как и сорок лет назад.
Подошел официант и, вежливо поклонившись, поставил на стол две глубокие тарелки с горячим супом и объявил:
– Уха из трех сортов рыбы. Приятного аппетита! Да, господин, что вы желаете на горячее?
Уха была хороша. Мясо, которое выбрал господин, тоже. Анна ела курицу.
– Почему не мясо? – удивился он. – Ты же так любишь мясо!
Анна грустно усмехнулась:
– Ну какой же ты недогадливый! Не у всех в наши годы свои зубы и не все могут жевать жареное мясо.
Его брови взлетели вверх – кажется, он искренне удивился.
– Ну как твои процедуры? – спросила она. – Ты доволен?
Неопределенно пожав плечами, он сделал глоток воды.
– Доволен, недоволен – какая разница? Я приехал сюда не за процедурами.
Анна молчала.
– Я приехал сюда за тишиной, – продолжил он, – за сервисом, хорошей едой и видом Карпат из окна. И еще, – улыбнулся он, – и самое главное, чтобы увидеть тебя.
Анна смутилась, покраснела как девочка и, уткнувшись в тарелку с фруктовым салатом, сердито пробурчала:
– Вот уж истинная радость – увидеть меня! Впору позавидовать, честное слово!
Он нежно погладил ее по руке.
После обеда гуляли в парке. Немного прошлись и присели на скамейку в тени густой старой липы, неподалеку от фонтанчика с купидоном.
– Ну рассказывай, – потребовала она, – и все по порядку! Про детей, про Ширу, про бизнес. И главное – про себя!
– Сначала ты, – запротестовал он. – Ты первая!
Анна вздохнула.
– Мне нечего рассказывать, Марек. В моей жизни нет никаких изменений. Все ровно так же, как было в прошлом году. – Анна задумалась. – И ты знаешь, я очень этому рада!
Он принялся рассказывать ей про детей, сына и дочь, и был недоволен обоими: сын – бездельник и прожигатель жизни, типичный представитель золотой молодежи, на уме одни гулянки и ночные клубы, в общем, история знакомая и невеселая.
– Парень он неплохой, добрый и даже чувствительный, но стержня в нем нет, странно, правда? Ведь я и Шира… Совсем другие. В общем, вряд ли из него что-то получится. А Эстер… здесь тоже все непонятно. Никаких стремлений, понимаешь? Вообще никаких! Нет, она хорошая, но… странная она получилась – ни за руль не садится, ни карьеры не хочет. В кого она, а? Точно не в мать. Ты же знаешь, Шира – страшная карьеристка, человек жесткий, самодостаточный. А эта хочет замуж и кучу детей. Всё! В общем, Аннушка, упустили мы своих детей. Надо честно признать, что неправильно их воспитали.
– Глупости, – горячо возразила Анна. – Просто у каждого свой путь, вот и все! То, что Эстер такая домашняя, это прекрасно! А что Илан оболтус – так и это нормально! Ты же сам говоришь: парень добрый, душевный! Сердце есть, а это главное. Что бездельник – так жизнь ему позволяет! А если припрет, не дай бог, разумеется, все будет нормально, поверь! Просто у твоих детей, – Анна немного запнулась, – все было с самого детства. А это, как понимаешь, расслабляет.
– Спасибо тебе, – со вздохом откликнулся он. – Но знаешь… Я часто думаю… если бы Мальчик… Он точно бы был другим! Потому, что у него была ты.
– Оставь, – резко остановила его она. – Ради бога, оставь. Это бессмысленно.
– Прости, – кивнул Марек. – Просто я привык, что могу сказать тебе все.
* * *
Анна ожидала расспросов и укоров, но, странное дело, и мать, и сестра молчали. Амалия только хмыкнула:
– Ну и красавчика ты себе нашла! Не боязно идти за такого?
– Не боязно, – ответила Анна. – Дело в человеке, в его душе, а не во внешних данных.
Амалия усмехнулась.
Через неделю было назначено знакомство с родителями Марека.
Анна нервничала – еще бы! Во-первых, понимала: красотой она не блещет, а мать такого красавца наверняка хочет красивую невестку. Да и, наверное, каждая мать считает, что ее сыночка недостойна любая, даже самая красивая, самая умная, самая богатая, с самой лучшей родословной. А здесь ничего из этого списка не было – ни красоты, ни богатства, ни уж тем более родословной. Семья наладчика швейных машинок и бухгалтера, скромнее не бывает. А что касается ума, так наверняка светскую даму это не очень заботит, да и взгляд на этот вопрос у каждого свой.