Уездная учительница магии

К автомобилю тут же подбежали мальчишки и принялись украдкой трогать блестящие детали.
Из автомобиля появился сам господин Роберваль, что-то повелительно сказал мальчишкам — те притихли и отошли. Роберваль пошел к школе, снимая на ходу краги.
Я неприязненно следила за его приближением. Какой он высокий! Солнце играло в его черных волосах, но теперь я увидела, что на его висках пробивается седина. А ведь Роберваль совсем не стар; ему лет тридцать-тридцать пять. Видимо, жизнь его хорошо потрепала. Вон какие у него мертвые, непроницаемые глаза! Такого взгляда не бывает у людей, которые ведут веселую и беззаботную жизнь.
— Добрый день, госпожа Верден, — поздоровался Роберваль и протянул руку. Я секунду колебалась, прежде чем протянуть свою. Он нарушил этикет — либо нарочно решил показать этим жестом разницу в нашем положении.
Рукопожатие получилось агрессивным, как будто Роберваль рассчитывал причинить мне боль. Его ладонь была твердой, мозолистой и шероховатой. А когда он отнял руку, я успела увидеть, что его пальцы — на удивление длинные и изящные — покрыты мелкими порезами.
— Занозы, — пояснил он, заметив мой взгляд. — Отправлял сегодня партию леса. Осмотрел каждое бревно. У меня толковые управляющие, но я предпочитаю внимательно следить за своими делами.
— Разумно с вашей стороны.
— Как вы обустроились в коттедже?
— Замечательно. Спасибо вам... за прекрасный дом и вашу щедрость. Мне уже сказали, что вы оплачиваете жилье учителям и коттедж был построен на ваши средства.
Он небрежно кивнул, принимая благодарность, и заявил:
— Жаль, что вы недолго проживете в нем. Думаю, на днях захотите вернуться в столицу. Даже если не прислушаетесь к совету, который я вам вчера дал, долго вы тут все равно не продержитесь.
— С чего вы взяли? Я приехала сюда и буду работать. Пока мне все нравится.
— Это пока. Вас выживут в два счета.
Я кипела от возмущения и искала подходящий колкий ответ. Тем временем Роберваль отвернулся и потрепал дочь по голове.
— Привет, принцесса.
Его лицо озарила улыбка. Я чуть не упала в обморок от удивления. Думала, он вообще не умеет улыбаться. Уголки его жесткого рта всегда были опущены немного вниз, и мертвые глаза, казалось, никогда не знали веселья.
Впрочем, неожиданная улыбка не красила его. Кожа возле шрама на щеке натянулась, а глаза не изменили выражения и не поймали солнечный отблеск. Так и остались мертвыми и непроницаемыми.
— Ой, папа, что сегодня было! — захлебываясь, затараторила Регина. — Я тебе все-все расскажу.
Она метнула на меня ехидный взгляд; стало понятно, о чем будет докладывать маленькая ябеда и шпионка.
Я собиралась просить Роберваля, чтобы он позволил дочери ходить на мои дополнительные занятия, если надо — уговорил ее, но теперь передумала.
— До свидания, Регина. До свидания, господин Роберваль, — сказала я сухо и пошла к своему коттеджу.
 
* * *
В душе кипели неудовольствие и досада, а голова кружилась от слабости. Я еле волочила ноги; у таких бездарей, как я, управление эфирными потоками отнимает много сил.
Скорее бы добраться до дома, лечь в кровать! Хорошенько подкрепиться тоже не мешает. Что там директор говорил о доставке блюд из трактира?
Я так торопилась, что и не подумала пойти в обход, по дорожке, что вела вокруг школьного двора к дому изобретателя Анвила, а оттуда учительскому коттеджу. Зачем тратить время и силы, когда каждый шаг дается с трудом? Куда быстрее пройти прямо.
Я забрела в траву, которая уже успела высохнуть под лучами солнца, и ступила в тень от старого каштана. Камешки на веревках покачивались на ветру и сухо постукивали, как кости висельников. Узловатые ветки тянулись ко мне подобно рукам ведьм, со связок сухих трав — оберегов — сыпалась труха.
Каблук зацепился за корень, и я чуть не упала; замахала руками и оперлась о ствол, оцарапав ладонь о шляпку вбитого медного гвоздя.
Это может быть опасным! Нужно обработать порез, не хватало подцепить заражение крови. Вдобавок ко всему, под подошву подвернулась шляпка «волшебного» гриба; раздался противный чпокающий звук, запахло ацетоном. Я поморщилась. Проклятое, проклятое дерево!
Но любопытство взяло свое; я задрала голову, изучая узор, который образовывали гвозди на коре — так и есть, «белая пентаграмма», символ, защищающий от злых чар. Не то, чтобы я хорошо разбиралась в подобных вещах, но старая служанка в поместье дяди верила в разную чепуху и боялась вампиров; она-то и просветила меня.
Однако странно видеть подобную дикость во дворе школы. Надо еще раз поговорить с директором. В конце концов, это дерево может представлять реальную опасность. Что, если кто-то из детей вздумает съесть «волшебный» гриб? Хоть они не ядовиты, как поганки или мухоморы, отравиться ими можно. А вдруг школьник оцарапается о гвоздь, как я?
Впрочем, дети не подходят к дереву, вспомнила я. Боятся. Что там рассказывал директор? Кажется, каштан был посажен тем легендарным разбойником, про которого я так много слышала в последнее время.
За спиной раздались взволнованные голоса. Я обернулась и поняла, что опять привлекла недоброе внимание.
На крыльце стоял господин директор, приложив ко лбу ладонь козырьком, и обеспокоенно изучал мои передвижения. Госпожа Лотар застыла, как статуя. Дети бросили игры и тревожно перешептывались. Их родители таращились на меня с мрачными, ошеломленными лицами. Чувствовалось: на их глазах было нарушено какое-то важное правило, что шло вразрез с их понятиями хорошего тона.
У ворот задержался господин Роберваль, положив на калитку руку в черной краге. Он единственный смотрел на меня с усмешкой. Впрочем, дружелюбия в ней не было. Только мрачное удовлетворение. Как будто я опростоволосилась, и моя ошибка его несказанно радует.
Ну, и чем же вызван подобный ажиотаж? Неужели тем, что я подошла к дереву, от которого все предпочитают держаться подальше в силу каких-то там суеверий? Все ждут, что меня поразит молния? Или явится призрак разбойника Грабба и оттаскает за ухо за то, что я порчу его саженцы?
Как будто в средневековье попала, честное слово! Ну что за странный город и странные люди!
Я отвернулась и независимо продолжила путь к коттеджу, стараясь не прислушиваться к шепоткам и возгласам за спиной. Впрочем, заткнуть уши было невозможно, и я уловила что-то вроде: «Ведьме теперь не поздоровится», произнесенное глумливым мальчишеским голосом. Но еще меньше понравился ответ одного из родителей: «Эта столичная ведьма на нас всех беду навлечет, вот увидите!»
 
* * *
«Ничего, разберемся. Я заставлю себя уважать», мрачно пообещала я сама себе, захлопывая за спиной дверь коттеджа, но, правду говоря, я была рада остаться одной и не чувствовать лопатками настороженные взгляды.