Идеальная для колдуна (СИ)

Только не это. Вот так, без брака, без благословения, как падшая женщина? Вот что пугало больше всего. Не само действие, а бесконечное падение в бездну, из которой уже не выбраться. Ее же приличный человек в жены потом не возьмет. Она видела, как это бывает. Амели смотрела в обманчиво-красивое лицо и мотала головой:
— Пожалуйста, не надо.
Колдун легко коснулся пальцами ее щеки, запуская по телу неконтролируемую дрожь. Заметив смятение, улыбнулся:
— Вот видишь, моя дорогая — все вы шлюхи. Даже непорочные девицы. Орикад прав.
Он коснулся шеи, провел вниз до груди, но остановился. Прочертил кончиком пальца вдоль выреза, обрисовывая выпирающие полукружия:
— Было бы печально обнаружить под корсетом кучу тряпья. Вы, женщины, лгуньи. Вы часто пытаетесь продать то, чего нет.
Амели молчала. Не смотря ни на что, это было обидно, задевало женское естество. Корсаж не скрывал ни рюш, ни ваты — они ей не нужны. Она хотела бы сказать что-то злое, ядовитое, обидное, но губы не слушались. К тому же, это казалось предельно глупым — злость не поможет. Единственная возможность — разжалобить. Если, конечно, у этого человека есть сердце. Да и человек ли он?
Колдун положил руку на шею Амели и легко поглаживал большим пальцем с массивным плоским кольцом. Она вновь замотала головой, постаралась вложить во взгляд всю мольбу:
— Прошу, мессир, не надо.
— Не надо что? — он изогнул бровь.
— Не трогайте меня, мессир. Отпустите меня домой. Создателем прошу.
Он сжал пальцы, удерживая за шею, склонился, коснувшись лбом ее лба:
— Почему я не могу тебя тронуть? — шепот обволакивал. — Ты ведь сама этого хочешь. С тех самых пор, как увидела меня на улице… Я всегда это чувствую.
От проникновенного голоса по телу бежали мурашки, но значения слов разбивали вдребезги все очарование. Он слишком хорошо осознавал свою власть. И он считал себя в своем праве. Законно ли это? Наверное, следовало бы обратиться в городской суд, но кто пойдет против колдуна. Тем более, из-за нищей девчонки. Никто и знать не захочет, что отец имеет дворянские грамоты. Амели только объявит о своем позоре. Создатель! Не смотря ни на что, она мысленно умоляла, чтобы он не отстранялся. Феррандо… это имя, словно леденец на языке, все, как она и воображала. Амели мысленно произносила это имя и понимала, что отчаянно краснеет. Она молчала, слушая, как бешено колотится сердце.
Колдун улыбнулся прямо в лицо:
— И почему ты решила, что я пришел за этим? — теперь в голосе звучало пренебрежение. — Потому что сама этого хочешь?
Амели снова молчала, только теперь чувствовала себя дурой. Тогда зачем он пришел?
— Я пришел сказать, что терплю твои выходки в первый и последний раз. Швырять приборы, выскакивать без разрешения из-за стола. Бить вазы. Этому тебя учили? Это благонравная девица?
Она молчала, просто не мигая смотрела в синие глаза, но почувствовала, что больше ничего не обездвиживает.
— Сегодня ты больше не достойна моего общества. Но имей в виду, это совсем не значит, что если ты и впредь будешь позволять себе подобное, все будет так же.
Последние слова он почти выкрикнул. Амели похолодела и вжалась в стену, перестала дышать. Чистый голос буквально врезался в уши острием кинжала. Колдун резко отстранился, отвернулся к двери, будто не хотел смотреть на нее.
— Я могу лишить тебя еды. Могу запереть в сыром подвале. Валора заливает камеры — на полу всегда по щиколотку холодной воды. Ты этого хочешь?
Теперь по щекам катились слезы. Горячие, безмолвные.
— Я просто хочу вернуться домой.
— Голод, подвал… слишком туманно и далеко, не так ли? Действеннее всего просто лишить человека привычных необходимых мелочей. Например, вот так.
Колдун щелкнул пальцами и вновь навис над Амели с высоты своего роста:
— Это пугает тебя? Отвечай мне.
Она раскрыла рот, попыталась что-то сказать, но голос исчез. Из горла вырывалось лишь сипение. Амели безмолвно шевелила губами, как рыба, но не могла произнести ни слова. Онемела. Она в ужасе водила пальцами по шее, будто слова застряли где-то там, нужно лишь их подтолкнуть, но ничего не помогало.
 
Колдун наслаждался ее бессилием. Губы тронула улыбка:
— Точно так же я могу лишить зрения.
Он вновь щелкнул пальцами, и Амели оказалась в полной темноте. Кромешной, ужасающей. Она сжалась, обхватила себя руками и съехала вниз по стене, скорчилась на полу.
— Я могу лишить и слуха.
Амели уже не услышала щелчка. Теперь она парила в кромешной черной пустоте, лишенной звуков. Создатель, это хуже смерти!
Слух тут же вернулся, вместе с ним вернулся обманчивый голос:
— И точно так же могу вернуть слух. — Он вновь щелкнул пальцами: — Могу вернуть зрение.
Перед глазами мелькнула вспышка. Лишь через несколько мгновений Амели привыкла к яркому пламени свечей.
— Могу вернуть голос, — он вновь щелкнул пальцами. — Могу вернуть, могу отнять навсегда. Ты поняла меня?
— Да.
Она ревела, уткнувшись в поджатые колени. Создатель, как же это страшно! Люди не ценят того, что имеют. Голос, зрение и слух — нечто обыденное, само собой разумеющееся. Но стоит этого лишиться…
— Надеюсь, теперь ты задумаешься и не станешь испытывать судьбу.
Амели молчала, лишь торопливо кивала.
— Я все еще не запрещаю тебе передвигаться по дому и саду. Я не стремлюсь держать тебя взаперти. Несмотря на то, что этой ночью ты пыталась сбежать.
Она вскинула голову, чтобы возразить, оправдаться, но колдун поднял открытую ладонь, давая понять, что не желает ее объяснений.
— Глупая попытка. Ты не сможешь выйти за пределы сада без моего позволения. Как бы не пыталась.
Амели опустила голову и комкала юбку — он не оставлял ни единого шанса.
— Завтра вечером я приду, и ты станешь моей, — прозвучало холодно, как приказ. — С готовностью и по своей воле. Или же против воли. Подумай об этом. Хорошо подумай.
Он дернул с кровати кафтан и вышел, хлопнув дверью.
Глава 13
Амели весь вечер почти неподвижно просидела на кровати, бездумно глядя в окно и наблюдая, как серые сумерки сменяются ночью. Как зажигаются в городе крошечные желтые огоньки фонарей и факелов. Все еще не верилось, что выхода попросту нет. Завтра вечером… Но до вечера есть еще целый день. Если есть хоть малейший шанс избежать позорной участи — его надо использовать. Любую лазейку. Этот человек страшен, как демон Казар. И так же коварен. Феррандо… негодное имя для такого человека. Обманчивое.
Поздним вечером явилась неожиданная гостья. Свечи вспыхнули разом, ослепляя. Амели невольно встала с кровати и с удивлением наблюдала, как в дверь протиснулась ладная девица в скромном платье горничной и крахмальном переднике. Необычайно красивая, будто статуя из собора. Из-под белоснежного чепца выбивались золотистые кудри. Девица присела в изящном поклоне:
— Добрый вечер, сударыня. Меня зовут Мари, я буду вашей горничной, — мелодичная речь без деревенского говора. Девушка местная.
Горничная — это прекрасно, но откуда она взялась? Конечно же, демон напел… Но, он же говорил, что здесь нет женской прислуги. Наняли в городе? Амели едва не прижала пальцы к губам: если девице позволено выходить в город — это связь с внешним миром. Можно написать матушке, можно попросить помощи. Можно хоть что-то сделать. А девица письмо снесет. Нужно лишь расположить ее.
Амели сглотнула и улыбнулась:
— Я очень рада. Откуда ты, Мари?
Девица часто заморгала и пожала плечами:
— Отсюда…
— Из города?
Та вновь пожала плечами, но кивнула.
— А с какой улицы? Я живу у Седьмой площади.
Мари молчала.
Амели вздохнула и повторила:
— Где ты жила? У кого служила?
Девица просто смотрела на нее, и по чистому голубому взгляду было ясно, что она ничего не понимает. Как можно не понимать таких простых вещей? Наконец, Мари поставила на табурет корзину с лентами и щетками, которую все время зажимала в руках, положила сверху стопку белоснежного белья: