Ритмы ночи
Темные очки ей, конечно, к лицу в такой упаковке, но здесь, в полумраке, это уже перебор — снимем. Ей хотелось выглядеть сегодня очень эффектно и от души забыться, вернуться в прошлое вместе со своими одноклассниками. Ей так нужно быть уверенной в своей привлекательности! По меркам Блу-Спрюс она достигла грандиозного успеха: написала книгу, опубликовала и продала весь тираж. Один роман вышел, но что дальше? Кто может сказать, ждет ли ее удача на этом пути? Из всех сидящих здесь она одна понимает, что за десять лет после окончания школы ничего существенного не добилась, и даже не уверена, последуют ли за первой книгой другие.
Маме и это понравилось бы… Думая об Антонии Прескотт, Мэг не испытывала нежных чувств, нет. Мать всегда старалась подогнать ее под какие-то невероятные стандарты, постоянно повторяя, что она не такая, как все в Блу-Спрюс. Лучше — имела она в виду.
Время, проведенное в этом «городе бездельников», как Антония называла Блу-Спрюс, можно считать потерянным. Антония Прескотт не уставала утверждать, что ей крупно не повезло, когда судьба занесла ее в маленький колорадский городишко, да еще с дочерью. Просто у нее не было тогда никакой возможности уехать в более приличное место. Их старый «БМВ» уже отказывался служить, да и сама Антония выдохлась вконец. В Блу-Спрюс остановились, потому, что матери Мэг нужно было время, чтобы оправиться после очередного развода. Но как только она нашла себе нового кандидата на супружество — тут же, задалась целью переехать в Манхэттен. «Цивилизация!» — лаконично объясняла она, разводя руками.
Сейчас, в Блу-Спрюс, стоя в дверях кафе Даффи, Мэг оставалось лишь надеяться, что одноклассники прочно забыли ее мать. Но обычно в маленьких городках у людей цепкая память… Разнервничавшись от воспоминаний, она запустила пятерню в свои короткие светло-русые волосы. Дорого ей обошелся этот цвет шевелюры и укладка, но овчинка явно стоила выделки: прическа выглядит сейчас не как из парикмахерской, а будто ее обладательница, только что с пляжа, где лежала, глядя на волны, а ветерок трепал ей волосы.
Все еще нервничая, Мэг непроизвольно дотронулась до бриллиантовой серьги в мочке левого уха. Эти серьги с бриллиантами, по полкарата каждый, — единственная экстраординарная вещь, которую она позволила себе купить, когда вышла ее первая книга. Наверное, и последняя: ее писательская карьера в последние три года явно буксовала.
Когда она, упаковав в свой старенький джип все пожитки, включая двух котов и Слагго (помесь мопса с кем-то), катила в Лос-Анджелес, ей было страшно, но она рассчитывала на успех, собиралась сыграть по-крупному — сделать писательскую карьеру. Ей удалось издать одну книгу, — о чем многие только мечтают, — но она начинала осознавать, что перспективы на продолжение неважные.
Однако никто здесь не должен этого знать! Ее линия поведения — улыбаться, с ученым видом кивать головой и слушать, что ей расскажут о себе другие; скромно говорить: «Да, я распродала весь тираж» — и молиться Богу, чтобы никто не поинтересовался: а когда выйдет следующая книга?
Мэг опять стала играть серьгами — нервная привычка. «Успокойся, успокойся!» — мягко велела она себе. Сделала глубокий вдох, сосредоточилась и чуть не задохнулась от табачного дыма, слоями плавающего в воздухе…
Да, выглядит она восхитительно, роскошно! Так думал Дэниел Уиллет, стоя в полумраке у бара и наблюдая за Мэг Прескотт. Признаться честно, он пришел сюда только из-за нее — ведь, строго говоря, Дэниел не принадлежал к числу одноклассников, собравшихся здесь. Школу он окончил двумя годами раньше, сразу подался на ферму своего отца, там и работал все годы. И работает до сих пор, и живет там. Рассказывать ему, собственно, не о чем — ни занимательных историй, ни приключений. Впрочем, он выжил и неплохо сводит концы с концами.
А Мэг он просто хотел увидеть еще раз. Только увидеть и снова за работу. Тогда, давно, от одного взгляда на эту девушку внутри у него что-то переворачивалось, в горле вставал комок — особенно когда она улыбалась своей яркой, солнечной улыбкой. И этот ее лучистый, задорный смех… Она так и не смогла приручить свой смех, сделать его «как у леди». Он всегда вырывался из нее, откуда-то из глубины существа — словно живой родник чистой воды. Дэниел так любил, когда она смеялась. Слышал этот смех в коридоре, во время перемены, — и всегда улыбался сам себе. Смеялась она часто — открыто, беззаботно…
И вот после окончания школы двинула на Запад — за славой и карьерой. Чего, в конце концов и добилась — он краем уха слышал здешние разговоры. Дошли до него и слухи о каких-то ходивших по рукам фотографиях. Хотел посмотреть, но так был занят на своем ранчо — все как-то не удавалось. Он рад за нее, очень рад! Если кто и заслуживает успеха, так это Мэг: у нее такое доброе, отзывчивое сердце — приехала на десятилетие выпуска сюда, в маленький захолустный городок. Другие, кому повезло, как ей, сочли бы это событие незначительным, мелким и никогда бы не потащились в какой-то там Блу-Спрюс.
Подойти, заговорить с ней — нет, он не смеет. Неловко — на людях, в шумной компании. И вообще по складу характера он одиночка. У него к ней сильное, глубокое чувство, но об этом никто никогда не узнает. Когда его младший брат Алек стал встречаться с ней, это его убило. Все в его семье любили ее, даже мать, а ведь она была очень непростой по характеру. Мэг и Алека время от времени видели вместе, в течение почти двух лет. И все это время он как в агонии наблюдал за ними: как они встречались, флиртовали, смеялись, уединялись в конюшне целоваться, а может быть, кто знает… Больно вспоминать, но он… он любил их обоих. И потому только смотрел и ждал.
Мэг победила на весеннем конкурсе рассказов, проводившемся среди подростков, — первое место: пятьсот долларов и публикация в осеннем выпуске журнала. Для Блу-Спрюс эта новость стала действительно большим событием. Самым сенсационным, если не считать давнишнего случая с Мартой, женой Джейка Будайна, которая клялась, что ее похитили инопланетяне и держали у себя какое-то время.
Дэниел, узнав об успехе Мэг, понял, что, даже если Алек и Мэг расстанутся, он никогда не сможет с ней сойтись. Потому что она одна из тех, кто принадлежит всему миру. За два дня до того, как она уехала, он видел ее в магазине — она с кем-то разговаривала в нескольких шагах от него. Он только поздоровался кивком головы, а она подошла и стала рассказывать ему о своей мечте — до сих пор помнит он каждое слово этого разговора. Спросила тогда, есть ли у него мечта. Никого, кроме Мэг, это и не интересовало: все считали его счастливцем — ведь ему досталось хозяйство отца, которое тот оставил семье. Самое смешное, что он поделился с ней своей мечтой: рассказал об арабских скакунах — он без ума от этой породы, завести бы на своей ферме две-три лошади! Как они выбегают на пастбище: сильные, грациозные шеи, выгнутые дугой, точеные копыта звонко ударяют о землю… Только посмотреть — и можно умереть спокойно.
Она улыбнулась тогда ему своими прекрасными синими глазами — как только он в них не утонул, не растворился? Такие глаза способны преследовать мужчину до конца его дней. Взяв его за локоть, убедила, что верит: его мечта сбудется! И уехала.
Долго бродил он тогда в одиночестве, только собаки плелись за ним, как и хозяин, понуро наклонив головы. Все сокрушался: почему у него не хватило смелости сказать ей о своих чувствах? Потом понял, что у него нет прав на нее: она полна жизни, планов, проектов; она так талантлива! Ей ли быть женой фермера — он и просить не смел. Эти руки, умные, с хрупкими, артистическими пальчиками, станут красными, иссеченными, огрубеют. Возможно, и пыталась бы она писать в свободное время, — о своей тяжелой жизни, — но книги ее так никогда и не были бы закончены.
Позднее, в продуктовом магазине, он услышал об ее успехе, о том, что весь тираж разошелся. И тогда он, отложив дела на ферме, два с половиной часа гнал машину в Денвер, нашел книжный магазин, вошел — простой ковбой, явно не читатель, среди чистеньких, интеллигентных граждан. Конечно, ему было не по себе. Нашел ее книгу, внимательно рассмотрел фото на обложке: она сфотографировалась с мопсом Слагго в руках, — наверно, самая некрасивая собака в мире. Дэниел вез книгу домой так бережно, будто страницы были не из бумаги, а из чистого золота. Читал и перечитывал за эти годы столько раз, что сбился со счета; каждый раз глубоко переживал описанные события, каждый раз удивлялся, как много Мэг видела своими синими глазами.