Злые игры

Второе: после посещения мастерской я вызвал такси и отправился за город. Нет-нет, не в Лозовку, поближе. Я решил наведаться в клинику Вагнеров, посмотреть, как там у Бэллы дела. Заранее ясно, конечно, что не очень, причин для оптимизма здесь, как ни ищи, не найдешь, но это ничего не значит. Сам не понимаю отчего, но было у меня ощущение, что я за эту хрупкую до прозрачности девушку в ответе. Умом понимаю, что это полнейший бред, что неоткуда тут взяться серьезным обязательствам, но вот собрался, поехал. Хотя, по-хорошему, зря. Почему? Потому что порадовать-то мне ее нечем. Нет у меня лекарства от ее хворобы пока, не нашел я его. Все, что имеется, – так это мелкие зацепки, обрывки идей, сомнительные теории и предложение Марфы, от которого смердит, как от помойки. Впрочем, еще есть соседка Дара, задолжавшая мне одну жизнь в обе стороны. То есть она жизнь эту для меня у кого-то может забрать или, если пожелаю, наоборот, кому-то ее подарить. Только очень уж размыты рамки второго варианта. Конкретики нет. Как бы счет за бесплатное желание не оказался слишком велик. С моей соседушки, бесовки старой, такое станется.
А еще это игры с огнем. Ну как Хозяйка моя решит, что я ей дорожку надумал перейти? Тогда мне мало не покажется, это уж с гарантией. Да и нет у меня ни малейшего желания с ней еще раз очно общаться. Мне прошлого нашего свидания, случившегося в Мадриде, за глаза хватило. Я потом еще три ночи спать не мог, хоть особой впечатлительностью и не обладаю.
Вот только мысли мыслями, доводы доводами, а машина знай себе отмеряла километры, приближая меня к вагнеровскому центру, где меня, надеюсь, на самом деле ждала девушка с серыми грустными глазами.
А змеюка-то серая, что на шее Бэллы гнездилась, стала куда меньше, я это сразу отметил, как только в палату вошел. Стало быть, действует зелье, что я ей оставил. Не лечит, не заложена в него такая функция, но боль, как и положено, купирует, не позволяя серо-туманной дряни страданиями девчонки подпитываться. Это хорошо. Просто иногда случается так, что вроде должно средство помочь, а фигушки. Иногда из-за каких-то личных особенностей организма, а иногда и из-за памяти предков. Мне Жозефина рассказывала про одного своего приятеля-альпиниста, который как-то раз неудачно навернулся со скалы во время пикника. Полез на нее без страховки, желая показать компании, что у него тестикулы больше, чем у любого из присутствующих на мероприятии мужчин. Результат – несколько серьезных переломов и внутренние повреждения, которые запросто могли его отправить на тот свет. Жозефина по доброте душевной (и наверняка с каким-то дальним прицелом) решила ему помочь и дала сильнодействующее восстанавливающее средство из своего достаточно обширного арсенала зелий и снадобий. Его пределы, кстати, мне были неизвестны в полной мере, даром что я с этой милашкой столько времени провел и пол-Европы исколесил. Она вроде девушка открытая, смешливая, коммуникабельная, а сунься чуть дальше в ее личное пространство – и все, там стоит глухая стена, через которую не пробьешься. Я еще тогда подумал: вот так, наверное, и надо жить. Вот так, наверное, правильно.
Только чего-то не получается у меня так пока. А жаль.
О чем бишь я? Ах да, альпинист. Так вот, не сработало зелье Жозефины. Наоборот, чуть парня окончательно не добило. Она невероятно удивилась, даже перепугалась немного, а после начала разбираться, с чего это всем ее декокт помогает, а Жослена Дебре чуть в гроб не загнал? И выяснила ведь! Оказывается, прапрапрапрадед горе-альпиниста охотником на ведьм работал. Имелась в лихую годину, лежащую между Средневековьем и Новым временем, при инквизиции подобная служба, эдакие санитары городов и лесов, работающие как за идею, так и за наличные. Так сказать, кто на что учился. Пращур Жослена трудился непосредственно за идею, потому на него было наложено какое-то особенно сильное церковное благословение, которое далеко не всякому перепадет. Такой вот специальной наградой католические церковники дедушку Дебре отметили, как видно за особые заслуги. А после его смерти оно перешло к его детям, от них к внукам. Эдакое незримое наследство. Потому Жослен так на ведьминскую настойку и отреагировал, противопоказания у него к ней имелись.
– Александр! – радостно улыбнулась Бэлла. – Мне Ольга говорила, что вы ко мне обязательно заедете, но я, врать не стану, не очень в это верила.
– Чего это? – удивился я, усаживаясь на стул рядом с ней, а после выложив на тумбочку несколько яблок. – Знаю, что тут кормят от пуза, но с пустыми руками приходить как-то неудобно. Вроде как неуважительно.
– Спасибо, – чуть смутилась девушка.
– Не за что. Так почему я вас обмануть должен был? А?
– Ну, у вас, наверное, дел полно, – совсем уже засмущалась она. – Вы долго ездили по Европе, верно же? Значит, надо родителей навестить, с друзьями повидаться. Да мало ли?
– Одно другому не помеха, – возразил я и обратился к Вагнеру, стоявшему у меня за спиной: – Верно же, Петр Францевич?
– Если Александр сказал, что проведает, то он это сделает непременно, – авторитетно заявил владелец клиники. – У него есть редчайшее на сегодняшний день качество – он всегда держит свое слово.
– Это правда, – еле заметно кивнула Бэлла. – Вы сказали, что мне станет лучше, так оно и вышло. Вы представляете, Саша… Можно же я вас так буду называть?
– Сколько угодно, – разрешил я, улыбнувшись.
– Так вот! Мне даже удалось на прогулку сходить… То есть съездить. Меня вывезли в парк, и я там провела целый час. Это такое счастье! И все благодаря вам и вашему лекарству.
– Да-да, динамика положительная, – подтвердил Вагнер. – Просто чудо какое-то!
Вот тут я, как и предполагал, очень пожалел, что вообще сюда приехал. Бэлла смотрела на меня, и я отлично понимал, чего она от меня ждет, какие слова жаждет услышать. Но вот только не было у меня их. Вернее, наплести я ей мог чего угодно. Ну а что? Она ведь не принадлежит Ночи, просто человек, кто с меня спросит за ложь? Тем более ту, что во благо. Ряжская и та только спасибо скажет, осознавая, что так ее сестре легче. И жить легче, и, если что, умирать.
Только выжгли у меня последние три года привычку врать по поводу и без повода, чем я частенько грешил в прошлой жизни. Как, впрочем, и все остальные люди на планете Земля. Это не хорошо, не плохо, такова жизнь. Если все и всегда будут говорить правду, то вышеуказанная планета долго не протянет, разлетится на куски.
Потому мне проще промолчать, чем дать обещание, в выполнении которого я хоть немного сомневаюсь. Дешевле выйдет.
– Лечит не лекарство, – моя ладонь накрыла ее руку, лежавшую на одеяле. – Лечит вера в него. Вы поверили, оно сработало.
– Я поверила не в него. Я поверила в вас, Саша. И чудо случилось.
Вагнер за моей спиной вроде даже как всхлипнул, а после шумно высморкался. То ли атмосферу старый плут нагоняет, то ли и впрямь сентиментален, как все немцы.
Да нет, не может быть такого. Ладно бы он был булочник или настурции продавал на рынке. Он-то врач, а у них цинизм является частью натуры. Такая уж профессия, по-другому в ней никак не выжить.