Попаданка для Дракона, или Жена любой ценой (СИ)

Не могу сказать, что я ощущала по этому поводу. Облегчение или разочарование? Или совсем ничего? Скорее, последнее. Я слишком устала, чтобы хоть что-то чувствовать.
Чуть за Аршером закрылась дверь, как я прикрыла глаза и, кажется, уснула еще до того, как голова коснулась подушки. Слишком выматывающим был этот день. Мне требовался отдых, но даже во сне приключения продолжились.
Мне приснился яркий свет. Тот самый, что я видела, когда взяла на остановке странное перо. Наверняка оно как-то связано с моим перемещением в другой мир. И вот перо вернулось по мою душу.
Свет жег. Меня будто насадили на вертел и крутили, поджаривая на медленном огне, как того поросенка, что я выбросила в зале. Свет был хуже огня. Он проникал под кожу, в каждую клетку тела, наполнял ее, перестраивал под себя.
Я чувствовала, как хрустят мои кости. Как рвутся сухожилия и лопается кожа. Подобное, наверное, переживают оборотни, когда меняют обличие.
Весь этот кошмар происходил под аккомпанемент чудесной, просто неземной песни. В ней не было слов, только мотив и мелодичный женский голос.
Но песнь, какой бы прекрасной она ни была, не могла меня успокоить. Я кричала и металась, но не могла это остановить. По ощущениям мое тело сломалось, буквально распалось на куски. Меня разобрали на составляющие части, словно конструктор «Лего», а потом сложили заново, но уже иначе.
Все время, что длился этот кошмар, меня преследовал образ золотой птицы. С ярким оперением и длинным, безумно красивым хвостом.
Я видела, как птица превращается в пепел, а потом восстает из него. В бреду мне казалось, что я тоже сгорела, как эта птица, и от меня осталась горстка золы.
Приснилось мне или нет, а это совершенно точно была худшая ночь в моей жизни. Казалось, кошмару не будет конца и края. Не знаю, как долго это длилось. Но когда я, наконец, открыла глаза, за окном светило солнце.
— Слава богине! — голос старой няни резанул по ушам. — Я уж думала, это конец.
— Сколько я… — договорить не смогла из-за спазма гортани.
— Была без сознания? — няня поняла и так. — Три дня, милая моя. Ты не приходила в себя целых три дня.
Она помогла мне сесть и дала воды, которую я жадно выпила.
— Что сказал лекарь? — спросила я, откинувшись на подушки.
Няня отвела глаза и промолчала.
— Не было никакого лекаря, — догадалась я по ее реакции.
— Все решили, что это проклятие, — пояснила няня. — А против него лекарь бессилен.
Я кивнула. Все просто ждали моей смерти. Вот так семейка мне досталась…
Но сквозь забытье этих дней кое-что все-таки проскальзывало. Я точно помню, что меня осматривали. Если это был не лекарь, то кто?
Я напряглась, припоминая. Линейка! У того, кто меня изучал, было что-то вроде сантиметра. Догадка заставила похолодеть. Да это же был гробовщик! Любезный дядюшка прислал к больной племяннице не лекаря для помощи, а мастера загробных дел. Он вовсю готовился к похоронам.
Как дядя поступит, когда поймет, что я выжила? Мое исцеление нарушает договор с Аршером. Насколько далеко готов зайти родственник, чтобы выполнить его условия?
Все эти дни рядом со мной была только няня. Наверняка это ее пение я слышала. Только ей я могу доверять.
Размышляя, я бездумно поглаживала лежащую рядом Исчадие. Болонка вроде не возражала, хотя особой радости тоже не выказывала. Она точно знала — я не ее хозяйка. Собаки чувствуют такие вещи. Повезло, что в этом мире они не говорят, а не то Исчадие сдала бы меня с потрохами.
Силы ко мне возвращались поразительно быстро. Я очнулась пару минут назад от трехдневной комы, но уже без труда сидела и держала чашку в руках. Пожалуй, стоит попробовать встать.
Няня ушла за завтраком. Пользуясь ее отсутствием, я откинула одеяло и спустила ноги на пол. Мышцы включились не сразу, было ощущение, будто я стою на шатких ходулях. Меня мотало в стороны, как молодую березку на ветру.
Чуть пообвыкнув, я сделала первый робкий шаг и едва не свалилась на пол. Пришлось заново учиться держать равновесие. Я расставила руки, как канатоходец над пропастью, и повторила попытку.
 
Вот так, пошатываясь, я добрела до туалетного столика и плюхнулась на пуфик перед ним. Все, устала.
— Фы, — прокомментировала мою походку Исчадие. Прозвучало совсем как «фи».
— Помолчала бы, — огрызнулась я.
Сил на то, чтобы подняться и вернуться в кровать, не было. Посижу немного здесь. От скуки взяла зеркальце с туалетного столика, посмотреть, как там рана на виске — затянулась? Свое состояние я списывала на нее.
Все же я здорово приложилась о булыжники головой. Наверняка заработала сотрясение. Как известно, сразу после травмы головы нельзя спать, а я вырубилась, и вот результат — три дня комы. Вот и нашлось логическое объяснение, никакого проклятия.
Но затем я посмотрела в зеркальце и усомнилась в том, что пришла в себя. Первая мысль — что-то не так с отражением. В нем явно не я. По крайней мере, не та я, которая еще недавно там отражалась.
Я подышала на зеркало и протерла его подолом сорочки, но попытка стереть неправильное отражение не увенчалась успехом.
Не то чтобы мне не нравилось то, что я видела в зеркале. Определенно это лучше, чем «труп невесты». Но не могли же три дня без сознания так меня изменить? Причем изменить в лучшую сторону! Что само по себе странно. Обычно люди после комы выглядят хуже, чем до нее.
Я положила зеркальце на столик. Посидела немного и снова его взяла. Вдохнула поглубже и повернула его отражающей поверхностью к себе.
Нет, не показалось. Я в самом деле выгляжу иначе.
Что ж, если это новая я, то приятно познакомиться.
Чудеса! Кома пошла моей внешности на пользу. Исчезли темные круги под глазами, а радужки приобрели янтарный оттенок. Волосы сменили цвет с унылого мышиного на приятный пшеничный и блестели так, словно я пять минут назад вышла из салона после ламинирования, а еще завивались в тугие крупные кудри без всякой укладки.
Кожа радовала здоровым румянцем, а на губы будто наложили слой розовой помады. Я даже провела по ним пальцем, проверяя, но он остался чистым. Никакой косметики, сплошь естественная красота. Увидь меня Аршер сейчас, он бы сломя голову бежал выполнять супружеский долг, только пятки бы сверкали.
Но все-таки это была я, моя внешность — разрез глаз, линия подбородка, скулы и лоб — все знакомое, родное. Изменения коснулись лишь цветовой гаммы. Волосы из темных стали золотыми, цвет глаз с карего сменился на янтарный, плюс улучшился цвет лица.
Я потрогала волосы, щеки, лоб, проверяя — они реальны или мне кажется? Проверила рану на виске, но от нее следа не осталось, как и от смертельной болезни. Я прислушалась к ощущениям в теле: в груди не болит, в горле не першит. Готова поспорить, что кашля с кровью больше не будет.
— Что со мной происходит? — спросила у Исчадия, так как кроме нас в спальне никого не было.
Дремавшая болонка зевнула, повернулась ко мне попой и снова уснула. Мое превращение из чудовища в красавицу не сильно ее взволновало.
Я снова вернулась к зеркалу, откуда на меня смотрела улучшенная, а главное — абсолютно здоровая версия меня. Из недостатков осталась только худоба. Кожа все еще слишком сильно обтягивала скулы и ввалившиеся щеки. Но это легко исправить. Причем весьма приятным способом — вкусной и обильной пищей.
От мыслей о еде отвлекло движение за спиной. Показалось, кто-то мелькнул в отражении. Я резко обернулась, но никого не увидела. Спальня была пуста, если не считать дремлющую на кровати болонку.
Я бы списала все на разыгравшееся воображение, но вот что интересно — температура в спальне резко изменилась. Было тепло и вдруг похолодало. Причем настолько, что изо рта, когда я выдохнула, вырвалось облачко пара. Длилось это все несколько секунд, потом все снова пришло в норму.
— Ох, ты встала. А я тебе завтрак принесла, — в спальню вошла няня. — Давай-ка поешь, тебе пойдет на пользу.
Она принесла поднос, полный еды. Стоило вдохнуть сладкий запах выпечки, как в животе заурчало, а рот наполнился слюной. Прямо сейчас и приступлю к работе над внешностью — буду есть.