Черная Призма
Информации было слишком много, чтобы переварить ее сразу – рваный ореол? – но ответ был прямой. Кип подошел к мертвому. В разгорающемся рассвете кожа его была бледной. Соображай, Кип. Задай нужный вопрос.
Кип понимал, что начинает светать. Из ночи выступали фантастические образы. Гигантские двойные холмы Расколотой Скалы казались просто местом, где что-то заслоняло звезды.
Что мне нужно спросить?
Он медлил, не желая трогать труп. Встал на колени.
– Почему мой город? – Он пошарил в карманах покойника, стараясь не коснуться кожи. Там было два ключа.
– Они считают, что у вас есть нечто, принадлежащее королю. Не знаю, что именно. Я всего лишь подслушал.
– Да что в Ректоне может быть такого, чего хочет король? – спросил Кип.
– Не в Ректоне. В тебе.
Кип осознавал целую секунду. Он ткнул себя в грудь.
– Во мне? Лично во мне? Да у меня и нет ничего!
Цветодей безумно осклабился, но Кип подумал, что он только для виду.
– Тогда это трагическая ошибка. Ошибка их, трагедия ваша.
– Думаешь, я вру? – сказал Кип. – Ходил бы я сюда собирать люксин, будь у меня выбор?
– Да мне вообще-то все равно. Так ты принесешь ключ или мне действительно очень попросить?
Кип знал, что принести ключи было ошибкой. Цветодей был не в себе. Он был опасен. Сам признался. Но он сдержал слово. Как теперь Кип мог поступить иначе?
Кип расстегнул наручники, затем замок на кандалах. Он осторожно попятился, как от дикого зверя.
Цветодей сделал вид, будто не заметил, растирая запястья и потягиваясь. Он подобрался к охраннику и снова порылся в его карманах. Его рука выудила зеленые очки с одной треснутой линзой.
– Ты мог бы пойти со мной, – сказал Кип. – Если все, что ты сказал, правда…
– Как думаешь, насколько близко я успею подойти к твоему городу, прежде чем меня догонят с мушкетом? Кроме того, как только встанет солнце… Я готов. – Цветодей глубоко вздохнул, глядя на горизонт. – Скажи мне, Кип, если бы ты делал всю жизнь только плохое, но умер, делая хорошее дело, это искупило бы все плохое?
– Нет, – честно ответил Кип прежде, чем успел спохватиться.
– Вот и я так считаю.
– Но это лучше, чем ничего, – сказал Кип. – Оролам милосерден.
– Скажешь ли ты так после того, как они покончат с твоей деревней.
У Кипа было еще много вопросов, но все случилось так стремительно, что мысли разбежались.
В лучах рассвета Кип увидел все, что скрывали туман и мрак. Сотни палаток, расставленных с армейской четкостью. Солдаты. Много. И хотя Кип стоял в двух сотнях шагов от ближайшей палатки, равнина начала сверкать. Искры битого люксина мерцали как звезды, отвечая сестрам в небесах.
Именно ради него Кип и пришел сюда. Обычно, когда извлекатель высвобождает люксин, тот просто рассеивается независимо от света. Но в бою, среди хаоса и стольких цветодеев, некоторое количество запечатанной магии оказывается захороненной и закрытой от лучей солнца, которые разложили бы ее. Недавний дождь высвободил новую.
Но взгляд Кипа вместо люксина был устремлен на четырех солдат и мужчину в ярко-красном плаще и красных очках, шагавших к ним от лагеря.
– Кстати, меня зовут Гаспар. Гаспар Элос. – Цветодей смотрел на Кипа.
– Что?
– Я не просто какой-то цветодей. Мой отец любил меня. У меня были планы. Девушка. Жизнь.
– Я не…
– Поймешь. – Цветодей надел зеленые очки – они сидели идеально плотно, линзы поворачивались следом за взглядом, так что куда бы он ни смотрел, видел он сквозь зеленый фильтр. – А теперь дуй отсюда.
Когда солнце показалось над горизонтом, Гаспар вздохнул. Кип для него перестал существовать. Это было словно видеть, как его мать делает первый глубокий вдох дыма. Между сверкающими прожилками темно-зеленого по белкам глаз Гаспара цвет расходился как капли зеленой крови, падающие в воду, сначала рассеиваясь, затем окрашивая все. Изумрудно-зеленый люксин набухал в его глазах, густел, пока не стал твердым, а затем распространился по телу. От щек до линии волос, затем вниз по шее, ярко выделяясь, пока не наполнил его кончики пальцев, словно они были вырезаны из сияющего нефрита.
Гаспар захохотал. Это был низкий, неуемный глухой кашель. Безумец. На сей раз не прикидывается.
Кип бросился прочь.
Он добежал до погребального холма, где стоял часовой, стараясь держаться на противоположной от армии стороне. Он должен добраться до мастера Данависа. Мастер Данавис всегда знает, что делать.
Сейчас на холме часового не было. Кип обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть преображение Гаспара. Зеленый люксин распространился с его рук на тело, покрыв всю его поверхность как скорлупа, как чудовищная броня. Кип не мог разглядеть, как солдаты и красный извлекатель подошли к Гаспару, но увидел шар огня размером с его голову, летящий в сторону цветодея, видел, как тот попал ему в грудь и взорвался, рассыпая пламя.
Гаспар прорвался сквозь него, покрытый пылающим красным люксином, прилипшим к его зеленой броне. Он был великолепен, ужасен, могуч. Он мчался на солдат с вызывающим воплем и исчез из вида. Кип бежал прочь, а алое солнце зажигало туман огнем.
Глава 2Гэвин Гайл [1] окинул сонным взглядом просунутые под дверь бумаги и подумал, за что его Каррис наказывает на сей раз. Его комнаты занимали половину верхнего этажа Хромерии, но панорамные окна были затемнены так, чтобы если вдруг он вообще будет спать, то он мог бы заснуть здесь. Печать на письме еле заметно пульсировала, чтобы Гэвин не мог сказать, какой в нее был влит цвет. Он сел в кровати так, чтобы получше его рассмотреть, и расширил зрачки, чтобы вобрать как можно больше света.
Суперфиолетовый. О, блин…
По обе стороны затемненные окна ушли в пол, залив комнату светом полного спектра, как только над горизонтом над двойными островами показалось утреннее солнце. Поскольку зрачки Гэвина были расширены, магия переполнила его. Слишком много, чтобы сдержать.
Свет вырвался из его тела во все стороны, проходя сквозь него последовательными волнами, начиная от суперфиолетового. Последним был субкрасный, прокатившийся сквозь его кожу как волна пламени. Гэвин выскочил из постели, мгновенно вспотев. Но поскольку окна были открыты, холодный ветер летнего утра ворвался в его покои и охладил его. Он взвизгнул, снова ныряя в постель.
Наверное, Гэвин охнул достаточно громко, чтобы Каррис услышала и поняла, что ей удалось вот так резко пробудить его, поскольку он различил ее безошибочно узнаваемый смех. Она не была суперфиолетом, так что у нее явно был приятель, который помог ей с этой маленькой проделкой. Быстрый выброс суперфиолетового люксина на пульт управления комнаты закрыл окна и наполовину опустил фильтры. Гэвин протянул руку, чтобы распахнуть дверь, затем остановился. Он не намеревался требовать от Каррис сатисфакции. Ее нарочно назначили девочкой на побегушках к Белой, чтобы научить смирению и серьезности. Пока это было очевидным провалом, хотя Белая всегда вела более глубокую игру. И все же Гэвин не мог сдержать ухмылки, вставая и сгребая письма, подсунутые Каррис под дверь.