Не родной папа

Правда теперь, чтобы удержать ее приходиться ближе придвинуться и рукой держать за талию.
— Ночью так и быть не стал тебя пытать, но сейчас хочу услышать, что тебе приснилось.
— Я уже сказала, что не расскажу. — В грудь мне ладошками упирается, чтобы сохранить дистанцию.
— Расскажешь.
— Нет, — усмехается в ответ.
— Я сейчас не шучу. Отчим, да?
— Какая разница, что приснилось? Это в прошлом!
— В прошлом оно станет, когда он за решеткой окажется. А пока это твое настоящее. Нельзя прощать насилие над собой.
Ева зажмуривается и втягивает носом воздух. Замирает.
— Нет, меня никто не насиловал, — качает головой из стороны в сторону.
— Но он тебя принуждал к чему-то? Это тоже насилие.
— Я не могу с тобой это обсуждать. — Раскрывает глаза и стягивает в ткань моей футболки в руках. Волнуется сейчас.
— Почему?
— Потому что ты мужчина!
— И что? Думаешь, подкинешь мне идей, и я начну делать то, что он?
— Надеюсь, нет.
— Знать бы, что он делал, чтобы не повторять.
По-разному выворачиваю свой вопрос, чтобы до правды докопаться.
— Тебе не кажется странным, что ты сейчас лежишь на мне и удерживаешь против силы?
— Кажется, — спокойно отвечаю и продолжаю удерживать.
Она правильно все говорит. И грань очень тонкая, конечно, чтобы не сделать так, как делал он, что неправильные триггеры не включал сам того не желая.
— Но ты не особо пытаешься вырваться, — улыбаюсь лишь слегка, чтобы направить все же наш разговор во что-то более легкое.
— Ты тяжелый вообще-то, — возмущается, но при этом сбрасывать меня не пытается.
Сжимаю ее талию. В глаза смотрю. Дымчато-голубая радужка, в которую окунуться хочется. Осторожный взгляд. Губы свои персиковые приоткрывает, когда сильнее сжимаю. Футболка моя в ее руках сильнее натягивается. Думал раньше, что у нее такая помада. Теперь понимаю, что нет. Свой цвет такой.
Ева губы облизывает неосознанно кончиком языка. От волнения они быстро пересыхают.
Так. Ладно. Это все лишь девушка без наркоза.
Те двадцать сантиметров между нами растворяются очень быстро. Не могу устоять.
Нижнюю губу ее захватывают и втягиваю. Осторожно. Чтобы не обидеть и не испугать.
Кайфово. Особенно, когда она оттаивает и отвечает. Неумело немного, но мне даже нравится. Учить всему я люблю.
Футболку мою отпускает и пальчиками вверх скользит. Пальчики несмелые на задней стороне шеи чувствую. Сильнее прижимаюсь к ней. Поцелуй углубляю.
Ева смелее становится. Отвечает и пальцы запускает мне в волосы.
— Артемида, просыпайся. — Голос Вовки и мы отталкивается друг от друга как магниты с одинаковой полярностью.
Дыхание переводим. Ева быстро волосы зачёсывает и с кровати спрыгивает. Сбегает.
А я откидываюсь на подушку и улыбаюсь. Я только что целовался с девчонкой на семь лет младше меня. Первый раз. Ладно, не первый, второй. Вернее даже третий. В принципе все логично, учитывая, что она уже больше недели спит в моей кровати. Кровать такое место, где или вместе, или один. Совершеннолетние мужчина и женщина не спят, друг с другом просто так в одной постели.
Ева что-то там колдует на кухне. Вовка с ней болтает, рассказывает что-то о жизни змей. Знаю, что она не любит эту тему, но слушает его внимательно. Даже спрашивает что-то.
Любознательный не по годам парнишка, хоть и любить побаловаться и Еву подразнить. Но все такими были.
Букет, который вчера на комоде оставил, так там и лежит. Поднимаюсь и иду к ним. Вчера не до него было. Сегодня зато до него. Прихватываю с собой.
— А вы сладости вообще едите? — кивают этим двоим на кухне и машу букетом. Ева только скользит взглядом и снова утыкается в то, что она разогревает на сковороде.
— Да, — зато Вовка уже тут. — Я шоколадки можно съем?
— Может, поделишься с сестрой?
— Так, тут их, — пересчитывает все, а за девушкой наблюдаю. — Девять.
— Тебе две, Еве семь.
— Да. Стоп, — хмурится не понимая, — что-то не так! Это не поровну. — Вовчик шелестит оберткой, лезет под нее, чтобы шоколадную фигурку оторвать.
— Вова! — одергивает брата Ева, и идет к нам. Нельзя конфеты с утра. — А вам, Валерий, как врачу должно быть известно, что нельзя с утра есть сладкое, так как в крови образуется резкий скачок инсулина.
— В целом да. Вов, давай позавтракаем сначала.
— А Артемида такое есть?
— Нет, Вов.
— Ты же говорил, что субботам ее надо кормить. Мы же будем?
На Еву смотрю, как напрягается вся.
— Будем-будем. Ты кровать застелил?
— Нет, еще
— Давай бегом. У меня порядок должен быть.
— Ева обычно заправляет.
— Давай-давай, с этим ты и сам справишься. Потом кормить будем.
Специально хочу, чтобы оставил нас.
Ева поглядывает через плечо и уже по сотому кругу перемешивает что-то на сковороде.
Ближе к ней иду и за спиной становлюсь. Улыбаюсь, наблюдая за ней.
— Может миксер включить, проще перемешивать будет?
Шумно сглатывает и молчит. Кожа на шее, от моего голоса пупырышками покрывается, что так и хочется по ним губами провести и успокоить.
— Ай, рукой дергаем и лопаточка вываливается
— Что?
Рассматривает палец, который обожгла.
— Давай сюда, — руку ее беру и под прохладную воду опускаю. Сам из шкафчика достаю средство, чтобы обработать небольшой ожог. — Больно?
Головой кивает молча, губы поджимая.
Сейчас вся ответственность на мне. Следующий шаг на мне. Подношу ее руку к лицу и целую в месте ожога.
    
Глава 14. Ева
— Теперь не болит? — Дует и в глаза заглядывает.
— Мне мама так всегда делала.
— Всем мамы так всегда делали. В детстве о-о-о-очень помогало.
Усмехаюсь, хочу спросить про его родителей, но в дверь звонят. А мы вроде и не ждем никого.
— Я открою, — Валера отпускает мою руку и направляется к двери.
— А я оденусь.
— Давай.
— Вал, привет, — слышу мужской голос. Коротко по имени, значит, знакомый какой-то. Что надо в такую рань? Надеюсь, что его не на работу вызывают.
— Здорова, заходи.