В слепой темноте
— Тогда идем на кухню…
Глава 10. Что они затеяли?27 июня 2020.
Суббота.
Просыпаюсь, дотрагиваюсь подушечками пальцев нижнего века, щек. Влажные. Снова плакала во сне. И что странное — опять не помню из-за чего. Всякий раз при попытке вспомнить, что мне снилось, нечеткие, крайне туманные образы ускользают из памяти. Ничего не остается. Лишь сердце, яростно, неистово бьющееся о хрупкие ребра, норовящее выпрыгнуть из груди, как дикий зверь, пытающийся выбраться из клетки на волю, к чертям разнести этот бездушный, тесный вольер.
Прижимаю ладонь к сердцу, ощущаю удар за ударом. Делаю вдох и медленный, прерывистый выдох, стараясь усмирить расшалившегося бунтаря, успокоить наконец разгулявшееся сердце.
Мой взгляд падает на безмятежно спящую Леру, потом на часы. Рано. Уснуть уже не получится, поэтому незамедлительно отправляюсь в ванную. Однако едва я выхожу в коридор, до меня доносятся торопливые шаги матери, потом звуки открывающейся парадной двери и голос… Игоря?
— Здравствуйте, Светлана Алексеевна, — глубокий и низкий голос.
Я замираю.
— Здравствуй, Игорь. Проходи. Мне срочно нужно с тобой поговорить, — взволнованно говорит мать.
Зачем она его впустила? О чем поговорить? Ничего не понимаю. Нужно срочно взбодриться, принять холодный душ, иначе мой мозг отказывается работать.
— Что-то с Алекс? — догадывается он.
— Да, речь пойдет о ней.
Их голоса приглушаются. Наверное, прошли в гостиную.
— Я виделся с ней вчера, она была… не знаю даже, как сказать…
— Да, Игорь, моя дочь изменилась, — произносит она с сожалением. — Несколько месяцев уже сама на себя не похожа. И она ни за что не одобрила бы этот разговор, но я не могла не позвонить тебе, потому что ей нужна помощь. Я ужасно боюсь за нее. Она… вроде и здесь, но… будто ее и нет. Она как пустая оболочка, лишь существует. И я не знаю, что с этим делать. Возможно, ты сможешь ей помочь. Нет, я уверена, только ты и сможешь ей помочь.
— Светлана…
— О ради бога, зови меня просто Светой.
— Хорошо… Хорошо, я… постараюсь вывести ее из этого состояния, потому что так больше не может продолжаться. Нужно вернуть прежнюю Алекс.
— Это невозможно, Игорь, — тихо шепчу я в воздух и продолжаю дальше подслушивать их разговор.
— Спасибо тебе. Правда, спасибо. Потому что я водила ее и к психологам, и к психотерапевтам, но она не идет на контакт, вот в чем проблема. Сидит у себя в коконе и не выходит. Одна надежда на тебя. Помоги ей, умоляю.
Она там плачет что ли? Что за истерические и надрывные нотки?
— Я обещаю вам, я приведу ее в чувство. Подумаю как и… — А мужчина-то совсем растерялся. — Будет лучше, если я сейчас…
— Да-да, сейчас тебе лучше уйти. Алекс спит наверху и вот-вот скоро проснется. Если она узнает, что я тебе…
— Я понимаю, — мягко перебивает Игорь мою мать. — Она пока не готова встретиться со мной. Учитывая наш последний разговор, как быстро она от меня убежала… Да и плана у меня пока нет. Я подумаю, что можно сделать, и вам сообщу.
— Хорошо, позвони мне, как только надумаешь, как лучше подступиться к Алекс.
— Обязательно.
Кажется, он уходит, потому что опять слышу скрип петель открывающейся двери.
— Игорь, подожди, — окликает его моя мать.
— Да?
— Скажи мне, ты всё еще любишь мою дочь? — в голосе надежда.
В этот момент мое сердце начинает стучать с большей частотой. Какого черта? Опять? Ну уж нет!
Внимательно прислушиваюсь, надеясь четко услышать ответ на вопрос. Почему меня до сих пор это волнует?
— Безумно, — наконец слышу я после странной паузы. И больше ничего. Но вот в чем загвоздка — этого достаточно, чтоб на моем лице появилась слабая тень улыбки. Однако она тут же пропадает, сменившись на гнев. Черта с два! Он больше не сможет заставить меня улыбнуться! Никогда! Я запрещаю тебе улыбаться, Алекс! Слышишь?! Тем более на его слова!
Когда после душа я возвращаюсь в спальню, обнаруживаю спешно собирающуюся Лерку. Та, сидя у зеркала, усердно выводит стрелки черной подводкой.
— Уже проснулась? Поспала бы еще. — Подхожу к шкафу и достаю нижнее белье. Полотенце, завернутое вокруг моего тела, тут же летит на пол.
— Нет, звонили родители, просили поторопиться. Я еще чемодан не собрала, — вздыхает она, хватая розовую помаду из моей старой косметички. А ведь я давно не пользовалась косметикой. И честно говоря, даже нет желания.
— Ладно. — Повернувшись снова к шкафу, беру с вешалки желтое хлопковое платье и надеваю. — Лер, ты пиши мне, ладно? — немного подумав, прошу я. Она бросает на меня тоскливый взгляд, а уже через секунду на ее лице появляется слабая, но искренняя, теплая улыбка.
— И ты, Алекс. Пиши.
— Хорошо.
— Ладно, мне пора. — Она поднимается с пуфика, хватает свою сумочку, подходит ко мне и быстро чмокает в щеку. — Я вернусь, и ты мне всё расскажешь. Ты обещала, — с серьезным тоном говорит подруга.
— Хорошо.
Она с сомнением смотрит на меня, хмурится, вздыхает.
— И всё-таки тебе не помешала бы встряска, — бормочет она.
— Чего? — Я выгибаю бровь.
— Это я так… мысли вслух, — отмахивается Лера. — Кстати… — Она оценивающим взглядом осматривает меня с головы до ног и выносит вердикт: — Платье — отпад! Желтый тебе к лицу. Ладно, я пойду. Не пропадай без меня. — Еще раз целует в щеку, на сей раз в другую, и поспешно выбегает из комнаты.
— Удачно долететь, — тихо шепчу я вдогонку. В задумчивости прохожу к зеркалу, опускаюсь на бордовый пуф и долго, неотрывно смотрю в зеркало, вглядываясь в свое отражение. «Кто ты?» — крутится один и тот же вопрос в голове. «Кто ты теперь?»
Потом медленно закрываю глаза и проваливаюсь в безмятежное спокойствие, позволяя себе не думать ни о чем, расслабиться, выбросить все колючие мысли из головы, опустошить сознание. Полная пустота. Чистый лист. Ничто меня не волнует. Ничто не способно вывести меня из равновесия, столкнуть меня с тонкой грани, на которой я уверенно и искусно балансирую. И тем более, человек из прошлого. У него ничего не получится. Во мне не осталось абсолютно никаких чувств к нему.
Ближе к обеду спустившись вниз и направившись к выходу, вдруг слышу доносящийся из кухни голос мамы. Вернее, как та говорит с кем-то по телефону. Резко сворачиваю с намеченного пути и двигаюсь к ней.
— Игорь, думаю, это отличная идея. Ей понравится. — С широкой улыбкой на губах и с зажатым между ухом и плечом сотовым она тщательно трет тарелки губкой. Изящные пальцы утопают в воздушной пене, скользят по гладкой поверхности фарфора. — Сегодня? В половине второго? Угу, поняла.