Последняя из страны Лета
– Нам с побратимом ни к чему две жены, – сразу понял он причину моего беспокойства. – На Севере одну бы женщину сберечь, и то хорошо. Кланы враждуют, и нам приходится тщательно выбирать союзников, чтобы выступать против чёрной магии гор, но, даже сообща, мы теряем много людей каждый год. Если у женщины будет два мужа, к ней вернётся хотя бы один из них, чтобы продолжить род. К тому у нас рождается не так много девочек, в основном мальчишки. Ничего страшного нет в том, чтобы доверять двум мужчинам вместо одного.
– Я боюсь быть одной на двоих, – начиная паниковать, прошептала я. – Это неправильно!
– Я не кусаюсь, и Ульф тоже. Мы не варвары, как считают некоторые. Хотя в чем-то, несомненно, более жестоки, – он поглядел мне в глаза и усмехнулся: – Во многом, но не в постели.
Я почувствовала, как запылали уши. Уж лучше бы это был старик…
– Взгляну на рану, – пробормотала я.
– Но ведь ты хотела узнать о замужестве? Из меня рассказчик не ахти, однако на вопросы я отвечать умею. Тебя постель беспокоит, не так ли? Мы с Ульфом спим в одной комнате, по разным углам. Тебе устроим ложе в серединке.
Я со звоном опустила на стол склянки.
– Это плохая шутка, господин… то есть Йан.
– Я не шучу.
Я посмотрела на мужчину: и правда серьёзен. Милостивые боги, неужели я должна пройти через это? Наверняка есть иной путь! Мужчина медленно стянул рубашку через голову и повернулся ко мне боком. Я отметила, что он носил простой, совсем не украшенный обережной вышивкой лён, а это говорило только о том, что в доме волка не было хозяйки.
– Не стоит так переживать, Нуала. Ты научишься тому, чему захочешь научиться.
– Доставлять удовольствие? – не выдержала я. – Прости, но мне уже и так от многого пришлось отказаться: от своей веры, от воспоминаний, от свободы. Я не хочу ещё и чести лишиться.
– Нет, здесь это считается грехом. То есть не совсем… Учат лишь тому, что не бесстыдно, что одобрено верховными жрецами. Не знаю, как правильно объяснить. – Я склонилась над его раной, чтобы не наболтать глупостей. – Хорошо заживает, но лучше обработаю особым травяным настоем. Когда я поранилась ножом, он отлично вывел заразу. Впитывается быстро, следов не оставляет.
– Делай, – кивнул мужчина. – И расскажи, прошу тебя, о том, как здесь представляют супружество, а то я что-то запутался.
Я коснулась его со всей осторожностью, но вздрогнула всё равно: мужчина был твёрдым и горячим, как металл, согретый летним солнцем. О северянах говорили «бледны как призраки», но Йан был загорелым, и кожа его оказалась приятно мягкой. Я даже осязала запах, густой и пряный, древесно-сладкий. Я привыкла к тому, что от мужчин воняет, ведь далеко не все женихи следили за чистотой своего тела, но этот воин, несмотря на всё сказанное, пах очень приятно.
– Есть устав для жены, множество правил, которые ей следует соблюдать, – пробормотала я. – Отдельная страница свитка посвящена супружескому долгу.
– Так-так.
Я не знала, как воспринимать его сдержанную весёлость.
– Жене, особенно в первую брачную ночь, нельзя главенствовать потому что это подрывает власть супруга. Запрещены страстные поцелуи, ибо они уводят мысли от осознания, что всё делается ради продления рода. Нельзя и многое другое, – покраснела я, вспоминая запрещённые ласки. – Помимо работы в постели у жены есть обязанность хранить дом от сглаза, следить за приготовлением пищи или готовить самой, содержать жилище в чистоте, а также смотреть, чтобы муж всегда был красив и опрятен обликом. – Я перехватила странный взгляд Йана, но, не в силах разгадать его чувства, продолжила: – Супруга должна угождать мужу во всём, и не роптать, если он пожелает наказать её за недостаточное усердие.
Йан покачал головой, то ли одобряя, то ли осуждая обычаи Вардара.
– Что ещё?
Я принялась перечислять, тщательно втирая прозрачный настой. Хотелось надеяться, что это не доставляло ему неприятных ощущений. Когда рана подсохла, и немного выветрился запах трав, я спросила, не сдержав любопытства:
– Разве на Зальмите всё иначе?
– У нас мужчина – хозяин в доме, но он не владеет женщиной, словно вещью, – ответил Йан. – Ей позволены свободные мысли и отличное от мужского мнение. Для меня важно, чтобы ты была честной и естественной в проявлении чувств. Сможешь?
– Немного старания, храбрости и уверенности в себе – и всё получиться.
Я подавила судорожный вздох. Физическая сторона любви пугала меня больше прочего. А что, если всё-таки соврать, выдумать для него несуществующий, неприглядный образ? Я могла быть грубой, злой и даже истеричной, но, глядя на этого грязного, усталого воина, ощущала нечто странное в сердце. Не жалость и не сочувствие, и не восхищение его стойкостью. Но – тихую нежность и жажду, которые пугали куда больше, чем ненависть и покорство.
– Всё, я закончила. Теперь приготовлю ванную.
– Благодарю, супруга, – отозвался он.
Я двинулась к большой лохани, и он пошел следом. Пока я открыла трубы и нашла мыло, пока принесла полотенца и чистую мужскую рубашку, что всегда имелась в шкафу на случай появления мужа, Йан успел раздеться, и теперь полулежал в голубой воде, которая ничего не скрывала.
Я никогда прежде не видела обнаженного мужчину, и старалась Йана не разглядывать, хотя и знала: придётся. Нужно вымыть его, а потом заново перевязать. Это моя первостепенная обязанность: заботиться, угождать, услаждать. Я взяла губку, хорошенько ее намылила, и решительно приблизилась:
– Позволь помочь.
Он кивнул и повернулся спиной, на которой обнаружилось множество шрамов. Волосы его намокли и отяжелели, и я отвела в сторону иссиня-чёрные кудри. Не думала, что подобные прикосновения столь остры и ощутимы, и всегда считала себя холодной. Теперь стало ясно: хотела считать. Появившееся чувство было звериным, древним и яростным. Оно подавляло мою прочную разумность и отпускало на волю дивные, неожиданно смелые фантазии. Мне на мгновение захотелось быть с Йаном в этой ванной, обнять, прижаться, узнать его силу…
Я с привычной жёсткостью оборвала поток ярких образов. Желание – это одно, а любовь – совсем другое. Между нами пропасть чувств и свершений, ведь он – зальм, а я – лета. Тогда почему же я никого до Йана не желала? Почему его присутствие, запах и дыхание вызывали в глубине тела неведомый трепет? Неужели лишь мужество и сила способны были так стремительно поменять мои представления о мужчинах?
Какое глупое покорство мощи и красоте! Я резко провела губкой по его спине, и Йан наверняка почувствовал, как дрожат мои пальцы.
– Для меня это впервые. Всё впервые.
– Понимаю, – сказал он так искренне, словно и правда понимал. Однако я упрямо отказывала верить в счастливые совпадения.
– Пожалуйста, вытяни руку. Теперь другую. Хорошо, теперь я промою твои волосы.